Чернобыль. Несколько историй от тех, кто там был
26 апреля 1986 года мне исполнилось семь лет. Это была суббота. К нам в гости пришагали друзья и мне подарили желтый зонтик с буквенным орнаментом. Такого у меня никогда не было, поэтому я радовалась и очень ожидала дождя.
Дождь случился на следующий день, 27 апреля. Но мама не разрешила мне под него выходить. И вообще выглядела напуганной. Тогда я впервые услышала тяжелое слово «Чернобыль».
В те годы мы жили в военном городке маленького поселка Сарата Одесской районы. До Чернобыля далеко. Но всё-таки страшно. Потом из нашей части в ту сторону потянулись машины с ликвидаторами. Ещё одно тяжелое слово, смысл которого я узнала много позже.
Из наших соседей, которые голыми руками закрывали мир от смертельного атома, сегодня в живых остались колы.
В 2006 году этих людей было больше. За неделю до своего дня рождения я получила задание – поговорить с оставшимися ликвидаторами и скопить самые интересные эпизоды. К тому времени я уже работала журналистом и жила в Ростове – на – Дону.
И вот я нашла своих героев – начальника противошокового филиалы Северокавказского полка гражданской обороны Олега Попова, Героя России капитана II ранга Анатолия Бессонова и санитарного доктора Виктора Зубова. Это были абсолютно разные люди, которых объединяло только одно – Чернобыль.
Я не уверена, что сегодня все они живы. Все-таки одиннадцать лет прошло. Но у меня сохранились записи наших бесед. И истории, от которых до сих пор холодеет кровь.
История первая. Аномальное лето.
13 мая 1986 года у Олега Викторовича Попова, начальника противошокового филиалы Северокавказского полка гражданской обороны был день рождения. Родные поздравляли, друзья звонили, пришел даже посыльный. Истина, вместо подарка принес повестку – завтра утром нужно было прийти в военкомат.
– Мы тихо отпраздновали, а на следующий день я пошел по повестке.
Даже не думал, куда меня вызывают, поэтому надел легкую рубашку, взял денег, чтобы молока домой купить. Но молока мои так и не дождались. Вернулся я лишь в конце лета, – рассказывал мне Олег Попов.
Чернобыль запомнился ему аномальной температурой. Днем уже в мае было под сорок, ночью – так морозно, что зуб на зуб не попадал. В качестве защиты ликвидаторам выдали брезентовые костюмы. Тяжёлые и не пропускающие воздух. Многие не выдерживали – падали от термических ударов. Но надо было «убирать радиацию», поэтому костюмы снимали и ликвидировали, как умели – голыми руками.
Люди начали хворать. Главный диагноз – пневмония.
– Тогда у меня случилось ещё одно потрясение. Нам доставили ящики с красными крестами – медикаменты. Мы их отворили, а там – не передать словами – то, что пролежало на складах не один десяток лет. Бинты от времени распадались на нити, таблетки – желтые, срок годности на упаковке еле проглядывается. В тех же коробках возлежали гинекологические приборы, приборы для измерения роста. И это все ликвидаторам. Что делать? Как лечить людей? Единственное спасение – госпиталь, – вспоминал Олег Викторович.
Война шла и днем и ночью. И не только с реактором, но и с системой, и с самими собой.
На сайте «Чернобылец Дона» о Попове есть такая справка:
«В 30-километровой поясу работал по специальности, приходилось лечить и ставить на ноги в основном солдат и офицеров своего полка. Работы было немало, и Олег Викторович фактически был главным ответственным за здоровье личного состава полка. Ведь призывали солдат и офицеров в спешности, зачастую без медицинского освидетельствования. Попов О.В. вспоминает, что были случаи призыва на сборы с язвенной болезнью, другими заболеваниями. Кого-то даже доводилось отправлять в больницу или госпиталь. Ну и, конечно, удавалось оказывать солдатам и офицерам психологическую помощь, ведь понятно, что штатного психолога в доли не было. Его труд в полку ценился, и с той поры он сохранил самые теплые воспоминания о соратниках, о командире полка Клейменове Н.И. и офицерах доли.
После завершения спецсборов и возвращения домой Олег Викторович по роду профессии и работы лечил ликвидаторов аварии на ЧАЭС и вечно был готов помочь им словом и делом.
Имеет правительственные награды: орден «Знак Почета» и «Орден мужества»».
Только в мае 1986 года и лишь из Ростовской области в Чернобыль приехали около тридцати тысяч ликвидаторов. Многие возвращались грузом 200. Многие везли отравляющий заряд в своей крови.
Олег Попов привез на Дон лейкемию. Приехал с разборами, с которыми его бы не приняли даже в онкологическом центре – 2.800 антител в крови.
– Но я не планировал сдаваться. Решил жить. И жил – занимался шахматами, английским, меня заволокла фотография, стал путешествовать, писал стихи, конструировал сайты. И, конечно, помогал своим – таким же парням, как я, которых отправили в это пекло, – рассказывал он.
Я набрала имя Олега Викторовича Попова в Интернете. И с радостью обнаружила, что он так же живет в Ростове, ведет свой сайт, его фотоискусство оценивают рослыми наградами, а у его литературного творчества немало почитателей. В этом году, если верить сайту правительства области, ликвидатору вручили очередную награду. А в 2006 начальнику противошокового филиалы Северокавказского полка гражданской обороны Олегу Попову вручили орден Мужества.
Тогда он мне говорил, что думает, что не стоит этой рослой награды.
– Настоящие герои – это те парни, которые были на реакторе, возводили саркофаг голыми руками, делали, так сказать, дезактивацию. Это была криминальная глупость, которая унесла тысячи жизней. Но кто тогда об этом думал? Кто знал, что закопать, обезвредить, похоронить радиоактивные вещества, перекопав стадионы, отмыв кровли и окна домов, невозможно?! В тот момент ничего другого не было…
История вторая. Сладкие дороги смерти.
Воспоминания санитарного доктора Виктора Зубова немного другие. Когда только объявили о сборе на ликвидацию аварии, он пошутил, что поедут они против танков с саблями воевать. Очутилось, что не ошибся. По сути так и было.
Утром 21 июня санитарные врачи Ростовской области выехали в Припять.
– Вначале мы, если беспорочно, не понимали всего масштаба трагедии. Подъехали к Припяти, а там – красота! Зелень, птицы поют, в лесах грибов видимо – не видимо. Хатки такие аккуратненькие, незапятнанные! И если бы не думать о том, что каждое растение напитано смертью, то – рай! – вспоминал Виктор Зубов. – Но в лагере, куда мы приехали, я впервые почувствовал ужас – мне рассказали, что врач, на чье место меня и прислали, покончил жизнь самоубийством. Нервы сдали. Не выдержал напряжения.
Из ярких воспоминаний Зубова – сладкие пути. Обычные дороги, которые поливали сахарным сиропом, чтобы под сладкой корочкой сковать смертельную пыль. Но все было зря. После первой же машины сахарный ледок трескался и яд летел в лицо ликвидаторам, которые ехали следом.
– Еще мы не до конца понимали, что будем делать. А на месте выяснилось, что больных у нас немножко. И все семьдесят врачей приехали для дезактивации, – объяснял он. – Из защитных средств были фартук и респиратор. Работали лопатами. Вечерком – баня. Что делали? Мыли окна домов, помогали на АЭС. Спали в резиновых палатках, ели местную еду. К тому времени мы уже все понимали. Но выбора не было, надеялись на лучшее.
В Чернобыле Виктор Зубов пробыл шесть месяцев. Дома доктор понял, что теперь он, молодой мужчина, стал постоянным клиентом поликлиники и обладателем букета болезней. Диагнозы перечислять утомишься.
На момент нашего интервью (напомню, было это 11 лет назад) Виктор жил на лекарствах. Но держался молодцом – играл на баяне «битлов», прогуливался с внуками, что-то мастерил по дому. Старался жить, так, чтобы не было мучительно больно.
Автор: Светлана Хлыстун
