Мы как-то строчили о быте русского воина Первой мировой войны (см. «Консервы из осетрины были великолепны». Фронтовой быт русского воина Первой всемирный в фотографиях). А теперь взглянем на довольствие пехотного полка глазами очевидца – как его видел в своих воспоминаниях офицер 26-го пехотного Могилевского полка подполковник В. К. Панов.
Бойцы за обедом
Довольствие во время маневренной войны
В конце июля 1914 года, на 8-й день мобилизации, развернувшись до боевого состава, 26-й полк несколькими эшелонами по железной пути был отправлен к немецкой границе.
В пути военнослужащие «довольствовались нормально». Каждый эшелон (батальон) для приготовления пищи имел особые вагоны, в которых устанавливались походные кухни. В результате – люди получали пищу как и в мирное время, когда подразделения были в казарменном расположении (это касалось как времени приема пищи, так и качества последней). Раздавали пищу на более — менее продолжительных остановках — на заключительных люди шли к «кухонным» вагонам с котелками (а зачастую и с ведрами), получая завтрак, обед или ужин. Для принятия пищи солдаты располагались или в своих вагонах, или по сторонкам железнодорожного полотна – что зависело от длительности остановки состава.
Солдаты готовят обед.
Продовольствие получали из попутных интендантских лавок – в соответствии с заранее отданным распоряжением. Подполковник приводит интересную подробность, которая затем доставила немало неприятностей. Как лишь поезд вышел за окраину города, как из окон и дверей вагонов посыпались на полотно железной дороги мешки с сухарями — это бойцы облегчали свою ношу, выбрасывая 3-дневный запас сухарей, находившийся у них в вещевых походных мешках. На первой же остановке им была разъяснена недопустимость такого поведения, и старшим в вагонах приказано наблюдать, чтобы сухари не выбрасывались. Но результаты такой меры все же оказались далеко недостаточными — и сухарные мешки продолжали лететь из вагонов, если не днем, то с наступлением тьмы. Кроме того, люди, от нечего делать, вначале в вагоне, а потом и на походе, понемногу грызли свои сухари – уничтожая, таким манером, тот неприкосновенный запас, который должен был быть использован лишь в случае крайней необходимости. Высадившись на ст. Друскеники, полк продолжал движение походным распорядком, перейдя 4-го августа у Филиппова германскую границу и заняв после короткого боя г. Гольдап в Восточной Пруссии.
Солдаты обедают
С довольствием пока все было благополучно, как на маневрах в миролюбивое время — за исключением недостатка хлеба, который начал ощущаться вследствие запаздывания подвоза и развертывания полевых хлебопекарен. Это случилось не потому, что в тыловых долях не было согласованности при движении за боевыми группами, а просто в силу того, что столь быстрого продвижения по неприятельской территории, да еще с сражениями, русские штабы никак не могли заранее учесть — хорошо зная боеспособность немецкой армии. Вот тут-то и пришлось пожалеть о выкинутых по дороге сухарях, и хлебный кризис был ликвидирован (и то не в полной мере) лишь благодаря следующему случаю. В занятом русскими г. Гольдап очутился интендантский продовольственный магазин, где нашли изрядное количество разной снеди и очень много прекрасных мелких галет из пшеничной мучения – крупчатки — которые и использовали. Но так как для непривычных людей такие деликатные вещи «не еда», русские солдаты сильно скучали без ржаного хлеба, не ощущая достаточной сытости от этих галет.
Походная кухня
Дальней пошло еще хуже, так как после боя у дер. Кудерн (в 8 км к северо-западу от Гольдапа), преследуя отступающих немцев, могилевцы еще прибавили шагу — бросаясь то во Фридлянд, то в Тартеншейн и дальше с переходами, иногда превышавшими 60 верст в сутки. Тут уже интендантство совсем застряло где-то позади, а вместе с ним пропало и все провиантское довольствие, т.-е. хлеб, крупа, чай, сахар и соль. Доводилось очень туго, несмотря на то, что шли по культурной стране, богатой сельскохозяйственными продуктами. Объяснялось же это тем, что почти все население Восточной Пруссии при приближении русских уходило вглубь края, а оставшееся было настолько враждебно настроено, что скрывало свои запасы или просто не хотело ничего продать. Самим же армиям разыскивать продовольствие, спрятанное в разных укромных уголках, и тем более брать его силой, во-первых, не было времени (вследствие скорого передвижения), и во-вторых — начальство в этом вопросе было на удивление щепетильно и строго запрещало принимать какие-либо насильственные меры по касательству к оставшимся и только внешне лояльным к русским местным жителям.
Утром, перед выступлением, приготовленные продукты закладывались в походные кухни, и обед готовился в движении — с таким расчетом, чтоб раздать бойцам на большенном привале. Последний организовывали, как правило, пройдя большую часть пути, на достаточно укрытой от вражеской воздушной разведки места — преимущественно в лесах, а, иногда, вопреки уставным требованиям, в селениях, в расчете на то, что немец не станет бросать бомбы на жилища своих сограждан.
Походные кухни за трудом
Сразу после остановки полка, к батальонам подтягивались кухни — и раздача обеда начиналась. От каждого взвода за получением еды к кухне отправлялось по несколько человек под командой дежурного по роте — с котелками. Дежурный по роте следил за порядком раздачи еды, сообщая дежурному по кухне о количестве людей, состоявших на довольствии в подразделении. Если от полка высылались авангардные части и таковые не сменялись на большенном привале, то соответствующее количество кухонь подтягивались к ним, а иногда кухни следовали непосредственно за авангардом. Котелок был рассчитан на 2 — 3 человек. Мясо тонкими кусками крошилось в суп (как таковых мясных порций не выдавалось). В благоприятных условиях обед состоял из 2-х блюд.
После раздачи обеда разом же мылись котлы, и осуществлялась закладка продуктов на ужин. Последний, как правило, включал одно блюдо — так называемую кашицу с крошеным мясом либо картофельный суп.
Ужин, как помечает подполковник, не пользовался особенной любовью солдат, хотя и приготовлялся довольно вкусным. Объяснялось это просто: дело в том, что жители, как уже отмечалось, перед приближением русских неслись внутрь страны, оставляя все свое хозяйство, скот и птицу на произвол судьбы. Вся эта живность, привыкшая к тщательному уходу и своевременному кормлению, ходила по полям и улицам селений, громко заявляя о своем существовании и разнообразными криками привлекая к себе внимание, а потому бойцы на любой остановке, несмотря на принимаемые, правда, не совсем строгие, предупредительные меры, не упускали случая подоить коров, поискать в курятниках свежих яиц, а то и свертеть голову курице, гусю, индейке или приколоть поросенка.
Бывали и такие случаи, что в роте у бойцов появлялось сало, колбаса и копченые окорока. На проблемы начальства, откуда все это взялось, обыкновенно отвечали: «Покупали у немца», а более откровенные заявляли, что все равно без хозяина пропадет или заберут тыловые доли. Против таких аргументов командиры обычно возражали слабо, наблюдая лишь за тем, чтобы у оставшихся на местах жителей ничего даром не брали — и, надо сказать, что в этом отношении никаких недоразумений не было (за очень редкими исключениями и то лишь по отношению к фруктам, вырастающим в садах). Солдаты, если и позволяли себе кое-что «покупать» в городах и имениях, в деревнях явно воздерживались от такой «покупки», так как ведали, что ушедшее население состоит из родственных им крестьян. К сожалению, отмечает офицер, того же нельзя сказать про всякого рода обозную и транспортную публику, какая иногда «просто мародерствовала».
Запасшись, таким образом, на походе съестными припасами и придя на ночлег, солдаты, конечно, в большинстве случаев, отрекались от казенного ужина (хоть и вкусного) и принимались за приготовление такового из «собственных» продуктов, пользуясь различными закрытиями (разводить пламена на ночлеге запрещалось из опасения себя обнаружить). С течением времени меры предосторожности ослабли – ибо немец был на удивление пассивен.
Продолжение вытекает…
