В крышке 19 столетия профессор психологии М.Владиславлев издал труд, в котором доказывал, что чувства, испытываемые к тому или иному лику, всецело зависят от его положения в чиновной иерархии и от размера жалованья. Так директор департамента питает к министру уважение, граничащее с изумлением, а к младшему делопроизводителю испытывает нечто, родственное презрению. Отношение же делопроизводителя к министру отражает чувство, близкое к грандиозности, и, навыворот, министр в отношении маленького чиновника полагает что-то вроде копошащейся букашки. И хотя профессор, с пиететом описывавший государственную систему царской России, был бессердечно осмеян за псевдонаучность, его понимание функционирования власти вполне прижилось в среде отечественной бюрократии и, невзирая на исторические катаклизмы, характерно по сей день. Тоже своего рода внутренняя скрепа, вековой корень, на коем зиждется наше общественное устройство.
Читая работу доктора исторических наук И.Розенталя “Противостояние воли и общества в конце 19 – начале 20 века”, я снова и снова приходил к выводу, что нет ничего нового под солнцем. Консервативная идеология нынешнего государства утверждает постулат высокой духовности последних десятилетий самодержавия, рухнувшего под коварными ударами революционных злодеев, и призывает возрождать духовность совместно с православными традициями, соборностью, почитанием царя-батюшки и прочим благолепием. Вопрос лишь в том, что общественная мораль при царизме держалась при поддержки кнута, без которого, судя по всему, восстановить её не удастся.
Знаменитое “хождение в народ” 1874 года, во время которого представители интеллигенции и студенчества пытались разъяснить крестьянам пагубную политику воль, завершилось арестом двух тысяч участников. Около двух сотен из них были привлечены по делу “о преступной пропаганде”. За пять лет, что тянулось последствие, 43 обвиняемых умерли, 12 покончили с собой, 38 сошли с ума. Начальник Московского жандармского управления докладывал: “…на скамью подсудимых придут многие, имеющие подобие живых трупов, одним своим появлением могущие возбудить сострадание в пользу несчастных и ненависть к воли, их преследующей”. При этом “хождение” осуществляли, в основном, даже не последователи бунтаря М.Бакунина, а очень даже умеренного мыслителя П.Лаврова, веровавшего в мирную революцию, в то, что рано или поздно 95% россиян согласятся провести социальные преобразования в интересах народных масс, потому что эмоция справедливости присуще подавляющему большинству людей.
При Александре III и Николае II неукоснительно проводилась политика борьбы с “иноверчеством”. Распространённой практикой бывальщины аресты за “религиозные заблуждения”. Особенно тяжело приходилось узникам монастырских тюрем, проводивших в заточении большую часть жития. Усиливалось антиеврейское законодательство, в крупных городах на евреев устраивали облавы и массово выселяли в черту оседлости. В 1891г. из Москвы бывальщины выселены все евреи-ремесленники. Гонениям подверглась секта духоборов. Лев Толстой пожертвовал в пользу сектантов гонорар за роман “Воскресение”, во многом благодаря его усилиям несколько тысяч духоборов получили возможность переехать в Канаду. В начале 20 столетия вышел правительственный указ о конфискации имущества армянской церкви. Веротерпимость как один из итогов Первой русской революции была сведена на нет последующими циркулярами – воля оказалась напугана грандиозными масштабами “отпадения от православия”.
Действовал официальный запрет на какие-либо манифестации и митинги. Разрешённые собрания проходили в наличье чинов полиции, имевших право прерывать ораторов и закрывать заседания. Для насаждения патриотизма и верноподданических настроений голубые мундиры “охранки” не брезговали никакими методами: внедрение сексотов в социальные организации, провокации (имена Азефа и Малиновского знакомы всем), летучие отряды филеров, перлюстрация писем. Руководитель зарубежной агентурой Рачковский однажды инсценировал подготовку покушения на императора во время визита во Францию, а позднее по его заданию были изготовлены “Протоколы Сионских мудрецов” – мнимая программа завоевания вселенной евреями. Накануне падения трона полиция организовывала потоки телеграмм и писем, славословивших царя, сама же заготавливая их образчики и штампуя через отделы черносотенных организаций.
Будучи не в силах обуздать недовольных как-то иначе местная власть и духовенство поощряли погромное движение против стачечников, студентов и остальных “крамольников”. От рук погромщиков погибали и получали увечья тысячи человек. Виновных же, чаще всего, обнаружить “не получалось”. Те же, кто всё-таки был привлечён к уголовной ответственности и осуждён за проявления нечеловеческой жестокости, впоследствии были помилованы в более чем 90% случаев.
В темницах широко применялись пытки и телесные наказания. Журналист В.Обнинский собрал множество фактов истязаний подследственных и осуждённых, каких секли розгами, били плетьми, посыпая рубцы солью, топтали ногами, вырывали волосы, тушили о тело папиросы и др. Забайкальскую каторжанку Е.Ковальскую избили и пристроили в одиночную камеру за отказ встать перед генерал-губернатором. Вступившуюся за неё заключённую Н.Сигиду, давшую пощёчину коменданту, подвергли порке, после чего она зачислила яд, а вслед за ней покончили самоубийством ещё 5 человек. Так что случай Веры Засулич, мстившей петербургскому градоначальнику за единомышленника, которого тот подверг унизительной экзекуции за несогласие снять перед ним головной убор, был далеко не единственным в стремлении отстоять человеческое достоинство.
Сторонники царского порядка всё меньше почитались не только с достоинством, но и существованием достойных людей. Худую славу имел Орловский централ, где с благословения губернатора политических избивали каждодневно. Надзиратель хвастался вновь прибывшим для отбытия наказания: “Мы знаем, что по закону бить не дозволено. Да закон-то у нас в кармане… Забьём и лишь, до смерти забьём”. В 1883г. народоволец К.Неустроев был расстрелян в иркутской тюрьме за пощечину генерал-губернатору. Впрочем, до Столыпина смертная казнь в России применялась нечасто. Ценность человечьей жизни сошла на нет “столыпинскими галстуками” также, как “Кровавым воскресеньем” и Ленским расстрелом. Лев Толстой откликнулся на казнь 12 крестьян в Херсоне статьёй “Не могу безмолствовать”, заявив, что готов сам быть повешенным, лишь бы прекратились бесконечные убийства людей.
Один из осуждённых на каторгу по процессу “193-х” И.Мышкин дал на суде такое сравнение Правительствующего Сената: “В доме терпимости дама из-за нужды торгует своим телом, здесь сенаторы из подлости, из холопства, из-за чинов и крупных окладов торгуют посторонний жизнью, истиной и справедливостью, торгуют всем, что есть наиболее дорогого для человечества”. Кадет В.Маклаков заметил: “Наша житье своим прошлым не только не внушила уважение к праву, но даже не дала понятия о том, что такое право… Самодержавие в своих мишенях считало себя вправе топтать и право, и закон…”
…Точно неизвестно, в чём сейчас более преуспели – в возрождении былой духовности или сопровождавшего её кнута. Однако даже совсем неполное перечисление фактов репрессивной политики царского режима вызывает глубокие сомнения в правильности избранного эталона. Веселит одно. Выпуск фильма “Матильда” пока отложен, но пока всё ещё имеет шансы выйти на широкий экран. Россияне пока ещё имеют возможность сами решать, глядеть им такое кино или не смотреть. Как долго это право личного выбора будет сохраняться, тоже, по большому счёту, зависит от них.
