Когда знаменитый беллетрист Вениамин Каверин только приступил к наброскам плана «Двух капитанов», его старший брат Лев Зильбер выл от боли, получая удары коваными сапогами под ребра и корчась на каменном полу Бутырки.

Из него выбивали признание в намерении заразить Москву энцефалитом сквозь водопровод. Это был второй его арест. Он не оговорил себя тогда и не собирался делать это сейчас —никакие пытки не могли заставить его подмахнуть признание в шпионаже в пользу иностранного государства. Первый раз вирусолога Зильбера арестовали в 1930-м «за распространение чумы в Советской Армении», разом после того, как он победил страшную эпидемию этой болезни в Нагорном Карабахе.

Человек огромной воли и мужества, он напишет запоздалее в своем дневнике: «Следователя нужно оставлять раздраженным, доведенным до бешенства, проигравшим в дуэли между безоружным человеком и махиной палачества, низости и садизма».

Всего пару месяцев назад — весной 1937 года — он совершил прорывное открытие. Выделил из мозга человека, помершего от клещевого энцефалита, первый в истории медицины штамм этого смертельного вируса. Вакцину он разработать не успел — вместо лаборатории его ожидали донос, тюремная камера, сломанные ребра, отбитые почки, пытки бессонницей и голодом.

Зильбер провел серию экспериментов и разработал лекарство от пеллагры на основе мха и дрожжей.Тысячи жизней были спасены. Заключенные в то время массово умирали от пеллагры — тяжкой разновидности авитаминоза. Зильбер удачно принял ребенка и в благодарность был назначен главным врачом в лазарет. Его отправили отбывать срок в Печорские станы, где он почти уже умер от голода и переохлаждения, когда жена начлага начала раньше времени рожать.

Лагерного доктора спешно забрали в Москву. В 1939 году он был освобожден и стал заведующим отделом вирусологии в Центральном институте эпидемиологии и микробиологии Наркомздрава СССР, однако в 1940-м был взят в третий раз.

Она— сама известный микробиолог — сумела собрать подписи авторитетных медицинских светил СССР под просьбой освободить гениального коллегу. Его опять пытали, и он снова ничего не подписал. Там, покупая у зэков живых крыс за махорку, он провел серию экспериментов, в ходе каких подтвердил вирусный механизм возникновения рака. Свое революционное открытие он записал микроскопическим шрифтом на двух листках папиросной бумаги, какие смог незаметно передать на волю во время свидания с первой женой. В результате он оказался в «химической шарашке», где разрабатывали недорогие методы производства спирта.

Его письмо с подписями более чем десятка академиков легло на стол Сталину в марте 1944 года. В тот же день Зильбера отпустили. Открытие Зильбера было настолько ценным, что за вирусолога вступился даже главный хирург Красной Армии Николай Бурденко.

Летом 1945-го он нашел и вывез в СССР семейство — жену, сестру жены и двоих сыновей, уцелевших в немецких рабочих лагерях, где они провели три с половиной года. Другого такого случая, когда всемогущий генералиссимус попросил прощения у «стертого в лагерную пыль», битого, ломаного, но не сломленного интеллигента, история не помнит. В том же году случилось из ряда вон выходящее событие: Сталин лично извинился перед ученым и вручил ему премию своего имени.

Льва Зильбера избрали действительным членом Академии медицинских наук, назначили научным главой Института вирусологии АМН СССР и главой отдела вирусологии и иммунологии опухолей Института эпидемиологии, микробиологии и инфекционных болезней АМН СССР.

Одержать победу над раком Льву Зильберу так и не удалось. Но всей своей житием он смог доказать, что страшная опухоль произвола, поразившая нашу родину, отступает перед твердостью человеческого духа и чистотой сердца.

Лев Александрович Зильбер навеки останется в нашей памяти не только великим ученым, но и безоружным человеком, выигравшим дуэль с «махиной палачества, подлости и садизма