У подруги Фаины Лоскуевой арестовали мужа за то, что он был женат на иностранке – польке из Франции. Эта иностранка и была подругой Лоскуевой. Подруга после ареста супруга пришла домой к Фаине и завела разговор о ее родственниках в США.

– Там у меня тетка, – призналась Фаина.

И подписала себе приговор. Осенней ночью 1950 года за ней пришагали. Короткий обыск и в два часа ночи она оказалась на Лубянке.

– В 50-х в НКВД была мода, о ней шепталась Москва, – вспоминает Фаина Михайловна. – Они “зовут” и говорят: “Или вы будете с нами сотрудничать, или вышлем из Москвы”. Так поступили с моей подругой после ареста ее супруга. Она начала “сотрудничество” с меня.

Лоскуевой на Лубянке все рассказали и предложили такую же схему “независимости”. И, не дожидаясь согласия, дали задание – разоблачить “американского шпиона”, с которым она накануне танцевала на вечере в институте, в каком училась.

– Я отказалась, – рассказывает она. – Это был возлюбленный другой моей подруги. Время было послевоенное, в Москве общение с иностранцами на валу Победы не было редкостью, и я думала, разберутся. А начинался ад без вариантов… Кто же знал, что побыть на Лубянке – и уже никуда в лагерь не надо. Житье загублена.

Она вздыхает. Признается, что лишь с годами поняла, что не должна была в застенках Лубянки выжить. За отказ от вербовки ей назначили типовое наказание. Ночами в комнате допросов ее допрашивали. Следователь все время что-то писал, а когда она начинала дремать, орал: “Подняться!”. Она вставала. “Сесть!”. И так – с паузами – до утра. Когда следователь уставал, поручал отдавать команды двум помощникам. Вторичный отказ от сотрудничества обернулся карцером. Она в него попала семь или восемь раз. Сбилась со счета.

– Ломали, – вспоминает Фаина Михайловна, – а разламывать было нечего. Я была – сплошная пустота. Лишь бы быстрее умереть и не видеть этих рыл. А они, видно, раскусили меня и не дали так попросту уйти. Где-то через неделю взяли и объявили приговор полумертвой – 8 лет лишения свободы по 58-й статье как “американскому шпиону”. У меня оборвалось сердце.

Ей после рассказывали солагерники, что она потеряла сознание, ее обкололи и на носилках привезли к поезду. В нем она и очнулась, узнала, что едет в Заполярье.

– В Воркуте дали платье с номером, телогрейку с номером, дырявые валенки и мужскую шапку-ушанку, указали на нары в бараке, где нас было человек 200, – говорит она. – И началось – лесоповал, шахта, разгрузка вагонов. Но кто размышлял, что эта нечеловеческая работа – шанс на жизнь? Да, голодно, холодно, унизительно – конвой с винтовками и собаками шага не дает ступить, но… житье. Такая жизнь. Ниточка к спасению. Даже потом в Мордовии, в другом лагере, в Потьме, где болота и комары и мухи со свету сживали, была житье. Ведь люди вокруг, много таких людей как я, кто считал, что оболганы. Это держало. Вера в себя, наверное, еще спасала.

Отпущена Фаина Лоскуева была на год раньше окончания срока заключения – в 1957 году. В том же году ее дело было прекращено “за недоказанностью обвинения”. Реабилитирована.