Гастелло никак не мог свершить огненный таран

Авиаархеологии не обучают на истфаках, но то, что делают авиаархеологи, за них не сделает никто — найти сбитый в бою самолет, который упал в поле, лесу или болоте; разузнать, что случилось с экипажем, найти фамилии летчиков, восстановить историю самолета и его последнего боя. 42.TUT.BY узнал, как работают люди, по крупицам возрождающие «авиационную историю».

Гастелло никак не мог свершить огненный таран

«Стрелки-радисты подпустили тяжелый ночной истребитель, и он их расстрелял просто в упор»

Один из основателей авиаархеологии в Беларуси, созидатель группы военной истории «Рубон» Дмитрий Киенко занимается этим уже 17 лет — с начала нулевых. Начинал как поисковик, с товарищами по истфаку Гродненского госуниверситета «поднимал» останки боец, погибших в июньских боях 1941 года. Говорит, их много в ДОТах «линии Молотова» — укреплениях, построенных после присоединения Западной Беларуси к СССР.

Но розыск самолетов оказался интереснее. Хотя и знаний требуется много — обычно на истфаках отличать остатки рядного мотора от «звезды» не научат.

— Авиаархеология — она немало интеллигентная, что ли. Любой авиаархеолог должен много знать в инженерном плане. Бывает, что приезжаешь на место падения самолета, и совсем непонятно, какой он. И авиаархеолог по найденным элементам должен определить марку и модель — то же самое, как после автомобильной аварии установить по кускам бампера, что за машина совершила ДТП и скрылась. А потом, зная модель самолета, выяснить судьбу экипажа, — повествует Дмитрий.

Мелочи значат очень много. Вот в Крупском районе стоит сарай, конек на его крыше сделан из алюминия — на него пошла обшивка советского бомбовоза СБ, сбитого здесь в первое военное лето.

Гастелло никак не мог свершить огненный таран

Неспециалист вряд ли поймет, что конек на сарае в Крупском районе сделан из обшивки советского бомбовоза СБ. Фото предоставлено Дмитрием Киенко

99% людей, и автор статьи тоже, прошли бы мимо и не заподозрили, что перед нами «эхо брани» — Дмитрий такие вещи находит. Сначала он работал только по Гродненской области, потом переключился на Минскую.

Обыкновенно поиск сбитого самолета начинается с легенды. В деревне годами и десятилетиями сохраняется память, что где-то поблизости рухнул сшибленный советский или немецкий самолет, откуда выпрыгнул с парашютом либо погиб летчик. Рано или поздно информация доходит до краеведов, а сквозь них — до авиаархеологов. Потом начинаются долгие поиски. Иногда искать приходится годами.

— В этом году мы закончили поиск в Крупском зоне — на него ушло четыре года. Здесь были сбиты два самолета A-20, американских (Douglas A-20 — многоцелевой аэроплан, разработанный в США и массово поставлявшийся в СССР по ленд-лизу. — Прим. TUT.BY). Летчики погибли и были похоронены как неизвестные у деревни Новоиспеченные Денисовичи, — рассказывает Дмитрий Киенко. — Кроме легенды о том, что летчики действительно были из этих самолетов, никаких сведений у нас не было. В итоге мы все отыщи, доказали, что погибшие пилоты действительно летали на них, узнали фамилии. И нашли сначала один самолет, а потом, в восьми километрах, другой, оба из одного полка. Теперь надеемся, что местные власти помогут поставить здесь памятник

Фото летчиков уже найдены, но мы опубликовать их пока не можем — вначале они должны появиться в научной статье Дмитрия. Зато есть история, связывающая их гибель с современностью.

— Из экипажей двух американских аэропланов в Крупском районе выжило 4 человека. И они описали, как все происходило. Стрелки-радисты по неопытности подпустили тяжелый ночной истребитель на 50−100 метров, и он их расстрелял попросту в упор, — рассказывает он. — Они говорят, «мы факелом летели к земле». Помните песню «1100» группы «Ария»? «Наш стрелок был сущим дьяволом, он не размышлял умирать, черный крест заходит справа нам, но некому стрелять». Как только услышал эту песню, всегда мечтал найти что-нибудь, связанное с ней. И нашел. Маргарита Пушкина, автор текста этой песни, — дочь командира дивизии, какой принадлежали сбитые под Крупками A-20.

«Самолет разорвало на куски, и погибли сразу 13 детей»

Гастелло никак не мог свершить огненный таран

За годы работы Дмитрий с товарищами установил места падений уже 416 машин. Вернее, то, что от них осталось.

— Крупных артефактов на сегодняшний день от самолета при падении практически не остается. Даже если он упадает с тысячи метров. А если с 7000, как это было около деревни Макаринцы под Могилевом, то от него остается просто лепешка. И те элементы, какие мы находим, меньше кулака размером. Они по большому счету никому не нужны, — комментирует Дмитрий Киенко. — Отдельный вещи мы отдаем в музеи — самим нам складировать их негде. Авиаархеологов интересует в первую очередь информация, кто погиб, где погиб и когда. Мы собираем историю, а не железо.

Спрашиваем авиаархеолога, случается ли такое, что самолет нашелся в целом состоянии — например, сел после поломки двигателя и остался. В этом случае теоретически в машине может остаться боезапас — и обследование самолета может закончиться крахом.

— Такой случай был, но не с нами. Летом 1941 года советский бомбардировщик СБ летел бомбить немецкие войска, но ему помешали истребители люфтваффе. Повредили, но не сшибли — возможно, у них закончились боеприпасы или топливо. В итоге самолет с небольшими повреждениями сел на поле между деревнями Свидно и Загорье под Логойском. Пилоты уцелели, но отремонтировать бомбардировщик не смогли и ушли. Сжигать тоже не стали, возможно, намеревались вернуться и починить машину. Это был итого третий-четвертый день войны, все пока полны надежд, еще обороняется Брестская крепость, так что они думали, что вот-вот последуют контрудары и они смогут вернуться, — отвечает Дмитрий. — Никакой охраны у самолета не было, а сквозь несколько дней Логойск оккупировали немцы. Местные жители к машине детей не пускали, но через несколько дней к самолету вышли ребята из соседней деревни Антополье Смолевичского района, они шли собирать грибы. Начали все рассматривать, залезли в кабину и открытый бомбоотсек, видимо, некто из них стал крутить блестящий взрыватель, и бомба сдетонировала.

Самолет разорвало на куски, и погибли сразу 13 детей — всем от 12 до 15 лет. Что за пилоты управляли этим бомбардировщиком, мы до сих пор не знаем. Я писал об этом статью «Антопольская трагедия» совместно с краеведом Александром Павлюковичем.

«Ни о каком огненном таране выговор не шла и идти не могла»

Гастелло никак не мог свершить огненный таран

Целью авиаархеологов всегда было восстановление историй погибших пилотов, а не сенсационные разоблачения и развенчание мифов. Но порой это получается — случайно.

Так, шесть лет назад Дмитрий Киенко нашел место падения самолета, о котором известно вообще всем — бомбовоза Ил-4 Николая Гастелло. Который после того, как был сбит, врезался в колонну войск вермахта на дороге Молодечно — Радошковичи, свершив «огненный таран» и став посмертно Героем Советского Союза. Подвиг Гастелло стал легендой, кусок двигателя его самолета экспонировался в Белорусском музее истории Великой Отечественной брани. Правда, потом выяснилось, что, скорее всего, в музее лежит кусок самолета капитана Александра Маслова, а вовсе не Гастелло (со порой у нас эту неточность исправили, а вот второй двигатель от самолета Маслова находится в Москве и там значится как мотор самолета Гастелло).

Гастелло никак не мог свершить огненный таран

Фото: wikipedia.org

Против этой версии противоречит сын Гастелло, Виктор, полковник в отставке — он считает, что Маслов не мог совершить огненный таран, так как остатки его самолета лежат почти в 200 метрах от пути.

Тогда же и в том же районе врезался во вражескую колонну пилот бомбардировщика СБ Исаак Зилович Пресайзен. Единственной наградой, которую он получил, сделался орден Отечественной войны 1-й степени, причем этого удалось добиться только в 1990 году.

Дмитрий Киенко проблема о том, таранил ли Гастелло немцев, возможно, закрыл.

— Однозначно можно сказать, что ни о каком огненном таране речь не шла и идти не могла — аэроплан упал метрах в 800 от дороги. Мы опросили всех свидетелей, которые видели момент падения бомбардировщика. Они описали, что аэроплан совершал маневр над дорогой и в этот момент из него выпал мертвый то ли штурман, то ли воздушный стрелок. Его нашли только дня сквозь три, место захоронения нам показали. А сам бомбардировщик пролетел еще километра полтора и упал. Подвиг это или не подвиг? В любом случае, когда люд идут в полет в одну сторону, это подвиг.

— Но звание Героя Советского Союза Гастелло получил все-таки не за абстрактный подвиг, а за огненный таран.

— Советскому Альянсу в те дни очень нужны были герои. И, в отличие от Гастелло, Исаак Пресайзен тогда же и в том же районе действительно врезался на горящем самолете в немецкую колонну — немцы это подтверждают. Но Пресайзену ничего не дали, может, потому что он еврей. А проблема Гастелло никто никогда серьезно, предметно и на месте не расследовал. Но правда в то время была невыгодна, — резонно замечает Дмитрий.

На официальном степени версия о подвиге Николая Гастелло пока не подверглась пересмотру. В ближайшее время 42.TUT.BY попробует окончательно разобраться в проблеме с привлечением приверженцев всех версий.

Четыре советских самолета — за один немецкий

Гастелло никак не мог свершить огненный таран

Работа авиаархеологов позволяет представить себе полотно воздушных боев, проходивших над территорией БССР в 1941—1944 годах. Большинство сбитых самолетов — советские. При этом соотношение сшибленных самолетов ВВС РККА и люфтваффе плюс-минус одно и то же в 1941 и 1944 году — примерно четыре к одному. Чаще всего попадаются с советской сторонки бомбардировщики СБ и Ил-4, штурмовики Ил-2, с немецкой — двухмоторные бомбардировщики Ju-88 и знаменитые «штуки» Ju-87.

Вообще, фронтовой авиации как класса мало, замечает Дмитрий Киенко — истребители пуще гибнут там, где фронт долгое время стоит на месте, и над позициями разворачиваются воздушные бои. В Беларуси же все было в основном иначе — летом 1941 года клинья немецких танковых групп скоро взломали оборону, стремительно продвинулись на восток, и советская авиация не смогла организовать эффективного сопротивления.

Места падения советских аэропланов фронтовой и дальней авиации — в основном вдоль главных дорог. Бомбардировщики отчаянно пытались хоть как помешать танковым колоннам немцев, зачастую без истребительного заслоны, а их сбивали (самое пронзительное описание такой бойни под Бобруйском есть у Константина Симонова в «Живых и мертвых», но, по словам Дмитрия Киенко, подобные случаи бывальщины не редкостью).

А в 1944 году фронт столь же стремительно покатился на запад — и главными потерями советской авиации были далекие бомбардировщики и штурмовики. Несмотря на поражения немецких войск, их ПВО работала гораздо эффективнее советской, и зачастую самолеты ВВС РККА сбивались даже при ликвидации «котлов», в какие попадали немцы.

— Среди штурмовиков процентов 90 сбито зенитной артиллерией с земли. Среди бомбардировщиков те же 90 процентов сшиблено ночными истребителями. Особенно большие потери пришлись на операцию «Багратион» и месяцы перед ней. Тогда дальняя советская авиация летала бомбить Минск, Барановичи, крупные железнодорожные объекты. Зенитки их утилитарны не брали, а вот ночные истребители посбивали много, — рассказывает Дмитрий. —  Ил-4, американские B-25 Mitchell — почти все сбиты собственно истребителями. Немецкие источники это подтверждают, так что в процентном отношении истребителей значительно меньше, чем бомбардировщиков. Правда, в Гродненской области в одном сравнительно небольшом регионе были сбиты за день сразу 13 бипланов И-153. К началу Великой Отечественной они уже устарели и все погибли в воздушном бою 22 июня 1941 года.

Уместно, авиаархеологи развенчивают и миф о том, что «самолеты ВВС Красной армии были поголовно сожжены в первый день войны на аэродромах». Разумеется, такие случаи бывальщины, бомбардировщики немцев 22 июня собрали кровавую жатву, но о поголовном истреблении речи не было.

— Изучение истории я начинал с военного пути 11-й смешанной авиадивизии, которая стояла под Гродно. Мы проследили историю гибели каждого экипажа в каждом из полков дивизии, я написал несколько книжек. И я никак не могу сказать, что все самолеты сожгли на аэродромах, — комментирует Дмитрий. — Да, один бомбардировочный полк угодил под бомбовый удар и почти весь погиб. Но еще один полк успел взлететь и сменить место дислокации — а потом и туда вышли немецкие танки, и в итоге вся техника была кинута. А третий полк, 127-й, дрался целый день 22 июня — 13 сбитых самолетов, девять погибших пилотов, к вечеру остатки полка перелетели на другие аэродромы.

Гастелло никак не мог свершить огненный таран

— Но командующий авиацией Западного фронта генерал Копец все же застрелился на другой день войны.

— Под него к тому времени давно копал НКВД. И он знал, что поражений первого дня не простят. Но компромат на него уже был, вне зависимости от начала войны.

Удивительно, но при находке сбитых самолетов авиаархеологи почти никогда не находят останки погибших пилотов. В этом есть человеческий фактор: невзирая на опасность, к сбитому самолету обычно подходили местные жители, которые усердствовали хоть чем-нибудь помочь — неважно, нашим или немцам.

Обычно единственной помощью, которую могли оказать эти люди, бывальщины похороны погибших. И это делалось: огромное большинство экипажей самолетов, сбитых над Беларусью, похоронено «по-людски». В тех случаях, когда останки все же есть, авиаархеологи доверяют разбираться с ними другим организациям.

— Во всех случаях, когда кости находятся с самолетом, это дело 52-го поискового батальона. Такие истории очень-очень негусты, и мы всегда сообщаем о них либо поисковому батальону, либо в военкомат. Сейчас, например, в Борисовском районе у нас есть самолет 1941 года, и мы уже восстановили фамилии пилотов, которые на нем погибли, — рассказывает Дмитрий Киенко. — В основном речь о случаях, если падал с высоты самолет-разведчик. В этом случае машина уходит на вящую глубину вместе с экипажем (если никто не успел выпрыгнуть). И люди лежат под землей десятилетиями. Но это редкость.

Большой неуспехом для авиаархеологов является традиционное желание людей заработать на цветмете. Самолет — это зачастую довольно ценный дюраль, и, найдя их, обитатели порой не информировали историков, а просто несли металл в пункт сдачи. А сданный на цветмет двигатель — это потеря его номера.

— Эти номера и кушать история как жизни экипажа, так и их зачастую геройской смерти, — говорит Дмитрий Киенко. — А все, что нам нужно от железа, — увидать этот номер. А потом железо можно или отдать в музей, или оставить на месте.

Но был, например, случай, когда элемент американского самолета здешние жители приспособили в качестве заслонки для печи. Зная это, мы понимаем, что самолет упал где-то рядом. И рано или поздно мы его найдем.

Гастелло никак не мог свершить огненный таран

Заслонка, сделанная из доли самолета А-20. Фото предоставлено Дмитрием Киенко

При этом у авиаархеологов нет, в отличие от других исследователей, конфликта с «черными копателями», каких часто считают бичом современной археологии. А вот исследователям авиации они даже помогают.

— Они сообщают места падений, если находили там дюралевые элементы. Историю аэропланов они не изучают, у них другие задачи. Для «черных археологов» самолет скорее помеха, чем добыча, потому что дюраль, как и другие металлы, заставляет металлоискатель «бренчать». И если они находят в лесу квадрат, скажем, 50 на 50 метров, где все завалено дюралем, то они могут сообщить и нам.

А для нас это очередная история потерянного экипажа. Неважно, нашего или немецкого, потому что погибший вражеский экипаж — это чья-то победа, достойная остаться в истории, — заключает исследователь.

Декламировать полностью:  https://42.tut.by/666731

>