Матрос Павел Дыбенко, чьим именем наименованы улицы во многих городах бывшего СССР, сделал головокружительную карьеру при большевиках, успев покомандовать красным флотом, рассеять Учредительное собрание, разбить Деникина, развеселить Ленина изменами жене и утомить Сталина беспробудным пьянством. За необузданную тягу к алкоголю и сердечным утехам с девушками легкого поведения дослужившийся до звания командарма 2-го ранга Дыбенко в итоге и погорел, окончив свои дни на расстрельном стрельбище «Коммунарка».

Павел Дыбенко, матрос Балтийского флота с тремя классами образования, еще до поворотных событий в российской истории зарекомендовал себя как алкоголик и дебошир, регулярно попадая в корабельный карцер. Выдающаяся физическая сила, драчливость, необузданный нрав – в нем присутствовали все приметы выходца из народа. Связавшись с профессиональными революционерами из РСДРП (б), с началом Первой мировой войны он вступил в большевистское подполье и всячески пытался подговорить команду корабли к бунту. За антивоенную агитацию проблемного матроса списали на берег. Однако, попав в пехоту, Дыбенко категорически отказался воевать с немцами.

Дыбенко мог всю существование промотаться между портовой пивнушкой и гауптвахтой, если бы не 1917 год.

Революции были нужны такие люди – лихие, бесшабашные и совсем не ориентирующиеся в политической обстановке. Кулаки и смелость балтийского матроса пригодились уже в феврале. В июле Дыбенко руководил отрядом в несчастливом восстании большевиков в Петрограде, а в октябре, можно сказать, вытянул свой счастливый билет. Советское правительство тогда не чересчур доверяло командирам из числа бывших офицеров. Дыбенко — совсем другое дело: свой до мозга костей, пролетарская косточка.

Собственно Дыбенко арестовал генерала Петра Краснова, пытавшегося подавить Октябрьскую революцию силами 700 казаков, и отпустил его под беспорочное слово не воевать против советской власти. В ходе переговоров с известным полководцем и писателем Дыбенко чувствовал себя хозяином позы и даже в шутку предложил обменять Александра Керенского, который после бегства из Петрограда пытался спрятаться у красновцев, на Владимира Ленина.

После захвата воли в Петрограде большевиками сложилась нелепая, поистине сюрреалистическая ситуация: командование русской армией и флотом по распоряжению Совнаркома зачислили прапорщик Николай Крыленко и матрос Дыбенко. Новые назначения шокировали Россию и изрядно веселили немцев: если ранее во главе русских войск им противостоял великий князь, которому помогали лучшие генералы и адмиралы с опытом нескольких браней, то теперь противником руководили некие лица, даже не имеющие офицерских званий. Известны случаи, когда русские полководцы сводили счеты с жизнью, не в силах вытерпеть такой позор.

16 марта 1918 года на IV Съезде Советов Дыбенко обвинили в «алкоголизме, приведшем к трагическим последствиям», а именно к «беспричинной» сдаче Нарвы «наступающим германским войскам». Стычка с противником действительно обернулась великим бесчестием. Прибывшим с инспекцией к большевистским начальникам Дыбенко самодовольно бросил, что «братишки сами разберутся с немчурой». Когда же матросы увидали каски солдат рейхсхеера, то в панике бросились врассыпную.

Крыленко, только-только назначенный в коллегию наркомата юстиции, предлагал немедля расстрелять провинившегося. Однако дело окончилось всего лишь отставкой. Дыбенко «отмазала» Александра Коллонтай, нарком государственного призрения и, соответственно, первая в истории женщина-министр. Ее воздействие в партии было весьма велико. К ней прислушивались, ее уважали. Чудесным образом спастись от расстрела Дыбенко помогла прозорливость. Он не промахнулся с выбором спутницы, хотя разница в возрасте между ними составляла 17 лет. В момент начала отношений ей было 45, ему – 28.

Над их альянсом хохотали многие, называя его браком «распутной бабы и разбойника с большой дороги».

Чем-то понравились друг другу потомственная дворянка из гарантированной семьи со знанием около десятка иностранных языков и полуграмотный крестьянский сын, «матросня». Позднее об их сексуальных похождениях и обоюдных предательствах не слышал разве что глухой. Поговаривали, даже Ленин шутил: мол, расстрел стал бы для Дыбенко и Коллонтай менее суровым карой, чем принуждение к пятилетней супружеской верности.

Свою «победу» в суде матрос отметил грандиозной пьянкой. Счастливо убежав от казни, Дыбенко вновь очутился востребован партией большевиков. На территории бывшей Российской империи разгоралась Гражданская война. На службе у Совнаркома хватало грамотных военных специалистов: взять желая бы офицера-отличника Михаила Тухачевского, благодаря полководческому таланту и знаниям быстро выбившегося в большие начальники. Однако красным требовались и те, кто, хоть и не был обучен искусству брани, зато не побрезгует «переступить черту» в нужный момент. Такие, кто смеяться хотел над понятиями чести и достоинства.

По удивительному совпадению Дыбенко довелось сделаться активным участников наиболее знаковых событий того полыхающего периода российской истории. В компании таких же матросов он разгонял Учредительное собрание, депутатом какого сам и являлся, а после перевода на Украину стремительно вырос из командира полка до комдива в Украинской советской армии – аналогичную место занимал в этом формировании другой неудачник Первой мировой, военный фельдшер Николай Щорс.

Дыбенко громил генерала Антона Деникина на Нордовом Кавказе и затем бился с его преемником генералом Петром Врангелем на подступах к Крыму, в Северной Таврии.
Покончив с белыми, Дыбенко был делегирован под начин Тухачевского для подавления восстания матросов в Кронштадте. Своих товарищей по Балтфлоту краском буквально утопил в крови – и даже бровью не повел. Не желавших надвигаться на «братишек» красноармейцев Дыбенко лично расстреливал из пулемета: трудился в заградотряде, когда это еще не было мейнстримом. Как он уцелел в этой мясорубке, перемоловшей миллионы людей, — ничем другим кроме дикого везения подобное не объяснить.

Примерно в то время в обиход вошел термин «дыбенковщина» — смесь тирании, анархии и бандитизма. В всеобщем, полнейший беспредел.

Он не чурался самых бесчеловечных методов, что с успехом продемонстрировал во время подавления восстания на Тамбовщине, где травил крестьян газами, сжигал живьем в избах, расстреливал и валил. То есть, выполнял те функции, от которых могли уклониться «нормальные» военные. Начальство ценило «особые» качества своего креатуру и щедро одаривало его наградами. За Кронштадт, Севастополь и Царицын мучитель получил по ордену Красного Знамени.

В 1922 году Дыбенко командовал стрелковым корпусом в Одессе. Приглядев в городе великолепный особняк, вышвырнул на улицу хозяев, обставил свежеконфискованной антикварной мебелью и принимал там гостей. Подвалы винного завода, охраняемые особыми порученцами Дыбенко, не уставали выплескивать для него дореволюционные запасы коллекционных вин. В отсутствие Коллонтай пьянки с непременным участием персон легкого поведения случались ежедневно и еженощно. Завершались катанием на командирском автомобиле и купанием нагишом при лунном свете.

Дыбенко не пропускал мимо себя ни одной юбки. Его авантюры выглядели настолько цинично по отношению к Коллонтай, что та регулярно писала жалобные письма набиравшему вес в партии Иосифу Сталину. А самому неверному супругу перебравшаяся на дипломатическую труд Коллонтай в 1923 году прямо сказала:

«Твой организм уже поддался разъедающему яду алкоголя. Стоит тебе выпить пустячок, и ты теряешь умственное равновесие. Ты стал весь желтый. Глаза ненормальные».

«Всю жизнь я утверждала свободную любовь, свободную от условностей, от ревности, от унижений. И вот пришагало время, когда меня охватывает со всех сторон то же самое чувство. Ведь против этого я всегда восставала. А сейчас сама не способна, не в состоянии управиться с ним», — отмечала она в своем дневнике.

Естественно, пьяные выходки Дыбенко – человека видного и многим неплохо знакомого – не могли долго утаиваться от общественности. В какой-то момент кутежами заинтересовался Сталин. Чуть позже, пытаясь объясниться с вождем сквозь письмо и вымолить для себя пощаду, командарм отмечал:

«Записки служащих гостиницы «Националь» содержат известную долю истины, которая заключается в том, что я иногда, когда приходили знакомые ко мне в гостиницу, позволял вместе с ними выпить. Но никаких пьянок не было».

Однако оправдываться было поздно: Сталин и так уже предоставил Дыбенко чересчур много возможностей исправиться. Вождь уничтожил своего командарма 2-го ранга отнюдь не сразу. После снятия с поста командующего Ленинградским военным округом 10 сентября 1937 года – неслыханная место для полуграмотного матроса! – Дыбенко восстановили на службе, но повторно уволили из РККА четыре месяца спустя.

В постановлении ЦК ВКП (б) от 25 января 1938 года, в частности, говорилось:

«Дыбенко вместо добросовестного выполнения своих долгов по руководству округом систематически пьянствовал, разложился в морально-бытовом отношении».

Впрочем, в качестве «последнего шанса» ему было поручено курировать выполнение плана заготовок древесины в системе ГУЛАГа. Дыбенко вроде бы взялся за новоиспеченное и совсем непрестижное дело для человека его калибра с рвением и усердием, но вскоре вновь проявились старые пагубные привычки. Наконец, была поставлена точка. 26 февраля его взяли в Свердловске, без промедления начав раскручивать стандартный маховик репрессий. Быстро выяснилось, что в наркомате лесной промышленности Дыбенко за месяц труды успел отметиться вредительством, состоит в военно-фашистском заговоре и шпионит в пользу США. В этой стране жила его сестра, с которой командарм периодически встречался и, кроме того, знался с американскими военными.

Самое страшное, его обвинили в связях с маршалом Тухачевским, расстрелу которого он ранее поспособствовал лично. Это был неминуемый конец: из такой серьезной ситуации выкрутиться не представлялось реальным.

Дыбенко признал себя виновным во всех предъявленных обвинениях, кроме шпионажа, и строчил покаянные письма Сталину. Не помогло. 29 июля 1938 года балтийский матрос, ставший благодаря революции армейским генералом, издал заключительный вздох на полигоне «Коммунарка» под Москвой.

Источник