Кандидат исторических наук, ведущий специалист Государственного архива Российской Федерации – о живых исторических личностях и неживых мифах

Романовы против Ульянова

– Дело Ленина живет и побеждает, Ольга Валериановна?

Наверное, заметили, что в нашей краю уже долгое время не появляется серьезных научных исследований о Ленине и РСДРП? – Перед тем, как отвечать, давайте сначала попробуем разобраться, что же подразумевать под его делом. А это не так попросту, как может показаться.

Считайте, даром отдают. – В OZON.ru, крупнейшем книжном интернет-магазине, полное собрание сочинений вождя можно приобрести без всяких проблем. Скажем, за пятьдесят пять томов (плюс два дополнительных, видимо, в качестве бонуса) 1971 года издания упрашивают десять тысяч пятьсот рублей. Менее двух сотенных за том.

Впрочем, мы говорим сейчас не о том, что вышло из-под пера Ленина, а об осмыслении сделанного им, о отпечатке, который он оставил в истории. Как ни парадоксально, все закончилось с падением Советского Союза. В СССР существовала мощная историко-партийная литература, над изучением этой темы трудилось огромное количество людей, писались диссертации, издавались монографии. – Вот видите: ажиотажного спроса на произведения классика не заметно…

С курсом на гласность и открытость, какой был провозглашен с высоких трибун в 1985 году, вроде бы появилась возможность говорить обо всем прямо и без оглядки, но подобного не случилось. Имевшие дело с первоисточниками исследователи в кулуарах и на кухонных посиделках рассказывали, как все обстояло в действительности. Казалось бы, специалисты прекрасно ведали, что партийная история во многом сфальсифицирована и идеологически выверена. Пересмотра отношения к Ленину и деяниям большевиков, по сути, не случилось.

– Отчего?

– Тому виной комплекс причин. Для кого-то это была поденщина, отработка востребованных при советской власти тем, кем-то двигали чистосердечно конъюнктурные цели, поскольку на этой проблематике проще и быстрее строилась карьера… Далеко не все историки занимались изучением наследства Ленина и его сподвижников, что называется, по зову сердца.

Строго говоря, все, что лежало за пределами историко-революционных сюжетов, надолго выпало из пояса внимания: корни российской благотворительности, купечества и земства, личности и жизнь царей… Перечислять можно долго. Произнесём, в советское время никто не мог писать о внутренней политике царизма. Когда стали доступны прежде закрытые архивы, профессиональные исследователи с одушевлением переключились на "белые пятна", а фактически на мало изученные области из прошлого. Да и сюжеты по внешнеполитическому курсу Российской империи после освобождения от идейного диктата потребовали переосмысления. В какой-то момент все заметно утомились от истории КПСС в целом и событий 1917 года, в частности.

Я уже трудилась в архиве и видела, какой вал документов вдруг оказался в свободном доступе. Тысячи и тысячи единиц хранения! И, конечно, возникла мощная потребность в новом взгляде на Великую Отечественную войну. Кроме того, о советском периоде тоже стали говорить и строчить по-новому. Вернулись из забытья имена Каменева, Зиновьева, Бухарина, Троцкого… Словом, специалисты, которых, в действительности, не так уж и немало, с радостью сосредоточились на истории семьи Романовых и Российской империи. Историки, занятые двадцатым веком, ринулись изучать такие огромные темы, как коллективизация, индустриализация, политический террор, внутрипартийная борьба за власть, разнообразные аспекты событий 30-40х годов, казавшихся наиболее живыми, базовыми.

Вот и получилось, что Ленин остался в стороне, к нему утратили интерес. Нашлось более актуальное.

Плохой хороший человек

– Может, это и неплохо?

– Ну, как сказать… Мне, например, понадобилось вникнуть в кавказские дела, относящиеся к дореволюционному периоду жизни Сталина, и в качестве литературы я вырвана ссылаться, извините, на доклад Берии "К истории партийных организаций Закавказья". Наверное, и в кривое зеркало можно глядеться, только вряд ли отражение будет правильным. Между тем, в разговорах о Ленине и РСДРП приходится апеллировать к изданиям 30-40х годов прошедшего века. Объективную оценку прошлому дать необходимо. После Лаврентия Павловича на эту тему писали очень мало.

– Полагаете, если копнуть побездоннее, нас ждут серьезные открытия?

Вы уже упоминали про 55 томов собрания сочинений, и это лишь вершина айсберга. Я – одна из немногих, кто хоть как-то занимается ныне историей РСДРП, поскольку изучаю биографию Сталина до 1917 года. А большевики остаются сейчас бесхозными. Его наследие огромно! И вряд ли это произойдет в обозримом грядущем, поскольку на изучение понадобится много времени. Научной ревизии фигуры Ленина на разных исторических этапах до сих пор не случилось. Вот что изумительно! Коллеги разрабатывают другие темы, к которым прежде не прикасались. Так, появились прекрасные исследования о меньшевиках. – Не исключено, но никто наверняка не ведает, поскольку давно не копает!

– А как вы относитесь к творчеству Дмитрия Волкогонова, получившего в 90-е годы Госпремию за трилогию о Ленине, Сталине и Троцком?

Скорее, это публицистические созданья с элементами документальной литературы, чем научные работы. Историки не имеют права на интерпретации и вольное обращение с фактами. Писателям это позволительно. – Дмитрий Антонович именовал свои книги политическими портретами. В схожем ключе работали Рой Медведев, Эдвард Радзинский, другие авторы.

На самом деле, надо, опираясь на документы, переосмысливать все наново. Сегодня ни у кого нет на это сил, хотя, не исключаю, какие-то исследователи уже приступили к решению задачи или собираются этим заняться.

– Пока же все вылилось в стеб в манере Сергея Курехина, рассуждавшего на тему, не гриб ли вождь мирового пролетариата, да в псевдоисторическую литературу вроде творения Орса-Койдановской "Интимная житье Ленина"?

В итоге мы обсуждаем не историческую реальность, связанную с конкретным человеком и плодами его деятельности, а набор борющихся товарищ с другом мифов. Вне зависимости от личного отношения к Ленину, бесспорно, что и сегодня он – заметная медийная персона. Кто-то говорит, что Ленин нехороший, в ответ несутся возражения, мол, он хороший. Но плохо изученная. – Так и есть. Увы… Но эти оценки не подкреплены серьезными знаниями.

Моноидея вождя

– А на ваш взор, дорогой Владимир Ильич какой? Плохой или хороший?

Хотя… лично мне он не симпатичен. – Безусловно, Ленин в значительной мере установил лицо ХХ века. Его не вычеркнуть из мировой истории.

– Почему?

Вернее, он обладал весьма своеобразной харизмой, которая, подозреваю, изготовляла благоприятное впечатление на ленинских сторонников, но не вызывала положительных эмоций у нейтральных наблюдателей. – Повторю, я не занимаюсь предметно именно Лениным, но, так или по-иному сталкиваясь с его словами и делами, каждый раз убеждаюсь: это был на редкость не обаятельный человек.

– В чем же заключалась ленинская специфика?

– Прошу отнестись к тому, что собираюсь произнести, как к частным оценкам, а не выводам исследователя. Мы знаем, что его оставляло равнодушным все, относившееся к сибаритскому, житейскому ряду. При этом Ленин в роли вождя большевиков вечно ухитрялся добывать деньги для своей фракции, делал это цепко, жестко, цинично. Думаю, Ленин был в некотором смысле человеком моноидеи. Он был безотносительно антиэстетичен и не требователен в быту. Всегда простецки одевался, питался без изысков, не претендовал на хоромы или царские палаты. Но это вообще характерно для сферы профессиональных революционеров. Как правило, их отличало личное бескорыстие.

Сужу об этом по книге Бориса Николаевского, который начинал как большевик, но уже в 1906 году перешел к меньшевикам, немало лет собирал материалы по политической истории России. Борис Иванович подробно проанализировал ленинское поведение в дореволюционные годы и находил, что немалая часть внутрипартийных расколов была связана исключительно с желанием Ленина завладеть кассой РСДРП. Но еще раз подчеркну: он не роскошествовал, не позволял себе золотых рукомойников. Максимум житейских отрад – одну-единственную кружечку пива с товарищами по партии где-нибудь в Цюрихе.

Очевидно, что Ленину сильно не нравился царизм, однако при попытке постичь, кого же он любит, кому сочувствует и симпатизирует, быстро заходишь в тупик. В то же время от чтения даже ранних ленинских трудов остается негативное послевкусие. Человек был словно заряжен на ненависть и разрушение, но не на созидание. Ответа нет.

– Может, это тоже общая черта пламенных революционеров? Как говорится, "до основанья, а затем…"

С различным происхождением, воспитанием, образованием, эстетикой и нравственными ценностями. Скажем, Красин был вполне успешным инженером, а Троцкий много декламировал художественной литературы и этим выгодно отличался, был гораздо тоньше Ленина, чьи рассуждения о прекрасном весьма примитивны. Под знаменами войны с царским режимом собралась совсем не однородная публика. Наверное, это и предопределило его успешность в политике. Они блистательны! Отсюда – расчет, цинизм, безжалостность, готовность при нужды с обескураживающей легкостью менять одну позицию на противоположную. Хороший язык, чувство слога и стиля. – Знаете, тут все не столь линейно. Недавно я вслух цитировала своим домашним литературно-критические труды Льва Давидовича. От Владимира Ильича подобных экзерсисов ждать не приходилось. Их роднила причастность к профессиональному революционному движению. Он был сосредоточен на войне с царизмом и старался не отвлекаться ни на что постороннее. Ради достижения цели любые средства хороши. Меткие, остроумные, едкие, даже ехидные…

Манипуляция со Сталиным

– А у вас, Ольга Валериановна, кушать объяснение, почему сегодня Ленина как бы задвинули на второй план, зато в спорах о прошлом на авансцену вышел Сталин?

Он длинно возглавлял советское государство, был причастен к узловым событиям и решениям. В этом смысле Ленин утратил актуальность. С одной сторонки, к концу советской власти мы подошли с четким пониманием, что в истории СССР существовали потайные страницы. Первыми об этом смогли написать независимые от партийной цензуры западные советологи и историки. – Полагаю, тут произошло парадоксальное скрещение разных линий – общественных, исторических, публицистических и даже конъюнктурных. Как, произнесём, Первую мировую войну напрочь заслонила Вторая. В годы "холодной войны" сложилась яркая плеяда исследователей нашей края, у которых особый интерес вызывала именно фигура Сталина.

Якобы это они – враги, перевравшие святое ленинское учение и преступившие нормы партийной жизни, а остальные как бы ни при чем. Главная задача заключалась в том, чтобы не подставить под удар КПСС, сохранить Ленина как стяг. И ХХ съезд блестяще справился с ролью. Удобнее всего оказалось переложить вину за репрессии 30-40х годов лично на Сталина и доля его окружения. По сути, разоблачение культа личности вождя – весьма сложный маневр. Параллельно идет линия, начатая ХХ съездом КПСС. Партии в цельном, ее верхушке в лице ЦК, персонально Хрущеву нужно было, не разрушая существовавшую идеологию, не подвергая опасности самих себя и – самодействующи – советскую власть, дистанцироваться от преступлений режима.

Конечно, это ловкая манипуляция. Когда начинаешь вникать в детали биографии молодого Иосифа Джугашвили, соображаешь, что в морально-нравственном плане он ничем не отличался от сподвижников. Сталин плоть от плоти партии, без нее он никогда не состоялся бы. Семинарист-недоучка, сын грузинского сапожника, то ли мощно, то ли умеренно пившего… РСДРП создала Сталина, он обязан ей всем – карьерой, ростом, возвеличиванием. Какие перспективы его ожидали? За исключением единственного: на фоне остальных Сталин был чуть более дельным.

– Деятельным?

Они составляли рафинированную партийную верхушку, своего рода элиту, какая подолгу жила в эмиграции и вела теоретические споры о судьбах России. Как и в любом другом подполье. Туда прибилось немало людей, не сумевших отыскать себя в нормальной, легальной жизни. – Деловым, обязательным, исполнительным, скажем так. Еще раз повторю: революционное движение объединило очень различных людей. Что и позволило ему переиграть в борьбе за власть сотоварищей. Да, там были и интеллигенты с высшим университетским образованием, публицисты, адвокаты. Подполье очутилось для них удобной нишей, способом самореализации. Многие из них попросту не могли ничего делать, не обладали профессией, были, в конце крышек, банальными разгильдяями. Рядовой состав партийцев был совсем иным.

Он начинал с того, что вел агитацию среди рабочих и на их фоне, разумеется, казался умным и всё знающим. Сталин, как и многие его сотоварищи, превратил революцию в профессию. А партийное движение позволило ему выделиться, сделаться заметной фигурой. Повторю, максимум, который светил тому же Сталину, – место сельского учителя или приходского священника где-либо в горах Грузии. Этот параллельный мир позволил ему подняться над толпой и сделать карьеру.

Ленин из эмиграции бомбардировал редакцию истерическими и отчаянными посланиями, но это не приводило к результату. Безусловно, он был человеком организованным и целеустремленным. В отличие от большинства партийцев, которые оказывались не в состоянии справиться с элементарными задачами, он усердствовал доводить порученное дело до конца, и это помогло ему быстро продвинуться по карьерной лестнице. Мне кажется, Ленин заметил Сталина и начинов его по-особенному привечать в момент, когда у большевиков возникли проблемы с выпуском газеты "Правда". Выпуск "Истины" вскоре "волшебным образом" наладился… Тогда Ленин поручил дело Сталину и Свердлову. До того денежки, выделенные на печать, исчезали в неизвестном направлении, а партийный орган так и не начинал выходить.

Словом, надо понимать реалии того поре, а мы, благодаря советской историографии, продолжаем жить идеализированными представлениями. Действительность намного прозаичнее, не столь красива и романтична. Мол, какие они были пламенные революционеры и стойкие борцы.

Память наших дедушек

– Эта легенда оказалась выгодна всем.

Престарелые большевики сами активно участвовали в ее создании. Речь шла об абсолютном равнодушии к чужой жизни, неумеренной жестокости, желании не лишь уничтожить врагов, но и свести счеты с конкурентами, поиметь свой гешефт, продвинуться наверх. В рамках сочиненного образа даже кровавые репрессии можно было отведать списать на идейный фанатизм. Такие попытки предпринимались. Хотя из того, что мы знаем сегодня, можно сделать однозначный вывод: как правило, фанатизм тут ни при чем, зачастую всё куда пошлее и непригляднее. – Разумеется!

В условиях повышенной социальной турбулентности выживают не самые лучшие и достойные, а наиболее лукавые, ловкие и подлые.

Всего этого в официальной партийной истории вы, конечно, не найдете, вместо этого нам предлагали легенду с алыми бантами и кумачовыми стягами.

– Но манускрипты ведь не горят, как мы знаем. Значит, истину не утаишь?

Плюс огромный мемуарный пласт, хотя он цензурировался и создавался в рамках утвержденной предания. – Осталось немало источников, относящихся к дореволюционному периоду РСДРП. Есть партийная публицистика и протоколы съездов, которые надо перечитать наново, что называется, свежим взглядом. Политическая полиция при царском режиме работала хорошо, но, как ни крути, она смотрела на революционеров под определенным углом зрения и не могла ведать всего.

А с этим сложности. Чтобы пересмотреть партийную историю, надо строго ревизовать не только наши представления о Ленине или Сталине, но и о большевиках в цельном. Но, знаете, проблема даже шире, чем кажется на первый взгляд.

Успешные и состоявшиеся в жизни люди, в том числе, носители демократических и либеральных идей, с теплотой повествуют, как деды растили и воспитывали их, вспоминают, каким подспорьем во времена тотального дефицита служили продовольственные пайки из спецраспределителя. Проблема чрезвычайно тонкий и деликатный. Ведь у многих из тех, кого относят к творческой и политической элите современной России, в роду кушать дедушка – старый большевик. Когда сегодня призывают публично покаяться за грехи советского прошлого, я прошу об одном: лишь, пожалуйста, давайте без горячки.

И, конечно, он не имел никакого отношения ни к раскулачиваниям, ни к репрессиям. Боже упаси, ни-ни! Этим занимались иные дедушки, чужие. Это не хорошо и не плохо, это факт биографии. Речь о другом. В этих рассказах убеждение, что советская власть была ужасной, переплетается с тем, что дедушка оставался примечательным душкой.

По идее, начинать надо с себя и отрекаться от собственных предков, раз уж они творили революцию. Я плохо понимаю, как подобная избирательность в оценках соотносится с лозунгами немедленно покончить с наследием кровавого прошлого. Но мы ведь не хотим, чтобы вся страна поголовно превращалась в "павликов морозовых", истина? Такое было в нашей истории, и возвращаться в то прошлое нет никакого желания.

Тогда тема покаяния становится еще запутаннее. Размышляю, в результате трудного двадцатого века мы пришли к некому консенсусу, что человеческие связи важнее общественно-политической принципиальности. Тут нет простых решений.

– Про престарелых большевиков вы говорите абстрактно или подразумеваете и собственную семью, Ольга Валериановна?

Прабабушке, учительнице, дали срок, она отсидела в ГУЛАГе, после вышла, вернулась к дочерям. Это происходило в Сибири, в Красноярске. Мой прадед был деятелем потребкооперации и в 38м получил десять лет без права переписки. В общем-то, типовая история, похожих в нашей стране миллионы… Иными словами, его расстреляли, но семье долгое время ничего не сообщали. – У нас в роду кушать репрессированные, но они не состояли в коммунистической партии.

Это бессмысленное и даже вредное занятие. Но, знаете, хочу особо подчеркнуть, что я противник любой брани с прошлым. Страницы истории всегда надо помнить. Это непростой урок. Посмотрите на карту Парижа: Аустерлицкий виадук есть неподалеку от моста Александра Третьего, и французов подобное соседство нисколько не смущает. И примирению с прошлым тоже надо обучаться.

– Полагаете, и мавзолей не нужно трогать?

– Сложно судить. С другой стороны, у меня не вызывает восторга сознание, что в центре столицы европейской державы возлежит непогребенный прах. Не готова утверждать, будто наша жизнь не наладится, пока тело Ленина не будет предано земле.

Чем ближней столетие событий 1917-го, тем больше желающих проводить исторические параллели с днем сегодняшним. – А в магию цифр вы верите? Вы видаете для этого основания?

– Никаких. Круглая дата – повод оглянуться,

Все изменилось – мир, общество, люди. попытаться переосмыслить случившееся, но ненастояще накладывать ту матрицу на настоящее – пустое занятие.

Да, те или иные нюансы могут повторяться, однако это не повод для широких обобщений. Профессионалы воспринимают историю сквозь архивные документы и видят: даже при порой кажущемся сходстве ситуации абсолютно разные. Аллюзии, сравнения с 17-м годом притянуты за уши.

И Сталин – не Наполеон, желая типологически они вроде бы находятся в чем-то схожих нишах. На этом совпадения заканчиваются, зато различия остаются, и они, согласитесь, колоссальные. Произнесём, много раз искали общее в событиях 1917 года и Великой французской революции. Один – вчерашний революционер, хитростью захвативший воля в партии и стране, второй – постреволюционный диктатор, пытающийся заново ваять империю… Но сколько ни сравнивай Ленина с Робеспьером, между ними исчезнуть.

Культ без личности

– Тем не менее, что, по-вашему, стоит сделать в преддверии грядущего юбилея?

Слишком объемный период, и для его оценок надо обладать достаточным массивом знаний, какого нет у большинства наших соотечественников. Но я не стала бы жестко требовать, чтобы все определились в отношении к событиям февраля и – особенно – октября 1917 года. – На мой взор, это хороший шанс уйти от непрерывной гражданской войны и внутренней склоки по абстрактным поводам. С другой стороны, какие-то тезисы вытекает проговорить, разобраться в них до конца, избавиться от определенных иллюзий.

– Надо еще понять, есть ли у общества запрос на анализ того этапа, желание разобраться в нем.

Скажем, о культе Жанны д Арк, который не сразу появился и не всегда был актуален. Здесь ведь тоже не все однозначно. Слышали, наверное: в западной науке сейчас популярно направление, занимающееся исследованием исторической памяти. Все слишком погружены в повседневные житейские проблемы, чтобы отвлекаться на нечто отдаленное и потому несколько абстрактное. Но и не надо ожидать от людей глубокой вовлеченности в процесс, это вопрос в первую очередь к специалистам. Есть серьезные работы. – Тоже правда.

Потому от вопросов об отношении к фигуре Ленина тоже не уйти. Да, в мире есть цивилизации, принципиально не пишущие свою историю и не находящие это сколько-нибудь важным, но мы – все же люди западной культуры, и для нас память о прошлом значима.

Под одной обложкой объединены воспоминания нескольких десятков образных партийных деятелей, которые подробно описывают основные этапы жизни Ленина. Тем не менее все говорили примерно в одной стилистике, даже со схожими сравнениями и штампами. Для меня остается загадкой, как удалось добиться подобного итога. Недавно я перечитывала изданный в 1925 году сборник мемуаров о Владимире Ильиче. Поразительно! Словно под копирку писали, желая ясно, что никто не проводил партийных съездов, где в закрытом режиме обсуждалось бы, какими словами следует рассказывать о Ленине. Про благодушную хитринку в глазах, про умение выслушать любого собеседника и понять его проблемы… Удивительно, но идеализировать его образ начали почти разом после смерти. В итоге создается цельный и завершенный портрет вождя мирового пролетариата, каждый рассказ оказывается к пункту и дополняет картину.

Вот и нарисовали нечто вроде иконы, хотя совершенно ясно: Ленин в действительности был не таким.

Даже не вышло устранить множество мелких фактических разногласий, что не позволило создать законченной и непротиворечивой версии биографии вождя народов. А сам Иосиф Виссарионович не очень-то приветствовал экскурсы в свое вчера. Кстати, с образом Сталина подобного эффекта добиться не удалось ни мемуаристам, ни тогдашним партийным историкам. Думаю, среди прочего и потому тогда, в сталинское время, решено было ограничиться "Краткой биографией".

Кто его знал молодым? Отсюда и примитивные страстности, которые бурлили вокруг этой фигуры и продолжают бурлить до сих пор. В принципе, выпавшим страницам из жизни Сталина можно отыскать объяснение. Шла открытая война версий с полярными оценками, зависевшими от отношения автора к герою. Сподвижники, в основной своей массе готовые рассказать "так, как надо", в согласии с официальной версией истории, да грузинские меньшевики – эмигранты, задним числом сводившие счеты с советской волей. И делали это либо враги, либо сторонники. В революционной среде он долгое время никого особенно не интересовал, за фактами его существования пристально не следили – не та фигура. О Сталине всерьез начали писать, когда он оказался уже в Кремле.

Мхатовская пауза

– Выход?

Они отлично понимают, как трудно докопаться до объективной правды. Но ведь они тоже написаны людьми. – Набраться терпения. Историков не надо поторапливать. Все зависит от набора источников, которые при этом используются. Звучит, словно анекдот, между тем, мысль не лишена логики и резона. Известно, что китайские исследователи на просьбу дать оценку Великой французской революции еще недавно отвечали, мол, слишком мало поре прошло для каких-то выводов. Истории суета противопоказана.

Что говорить о тех, кто жил десятки или сотни лет назад? Даже общаясь с живым человеком, вы не сможете ратифицировать, что знаете о нем всё. Он в любой момент способен вас удивить, открыться новой стороной.

– А Ленин со Сталиным поразили вас чем-нибудь?

Он человек. Не могу произнести, будто у меня открылись глаза на эту личность, и случилось некое прозрение. Начинал как рядовой член партии в Грузии, участвовал в тонких склоках, занимался рутинной работой. Точка. Значит, был в нем внутренний потенциал, позволивший обойти всех, уничтожить соперников, а после окончательно утвердиться на вершине. – У нас сложилось отношение к одному, как к основателю советского государства и ко второму, как к диктатору. Об этом известно гораздо меньше, особенно, если сообщать о Сталине. Этого не произошло, но… Пожалуй, главное заключается в том, что я еще раз убедилась: в Сталине не было ничего невероятного, демонического или инфернального. Но я ведь занимаюсь тем этапом, когда они оба были молодыми революционерами… Однако видите, что получилось… Зато теперь я узнала массу многообразных подробностей. Как говорится, ничего не предвещало.

Этот феномен предстоит еще по-настоящему изучить. Равно, как и разобраться в пресловутом "гении" Ленина, сумевшего сделать из горстки большевиков партию-победительницу.

Это надлежит способствовать большей исторической объективности. Может, вы и правы: хорошо, что этим не занялись раньше, не стали ничего делать вгорячах, выдержали почти мхатовскую паузу в несколько десятилетий.

– До которой, как мы с вами выяснили сегодня, копать и копать.

– И тем не менее… У них не будет задачи возвеличить Ленина или – навыворот – написать памфлет, любой ценой изобличить, например, показать немецким шпионом. У современных ученых есть возможность трудиться с огромным количеством источников, – без идеологических шор и препон, с несколько отстраненным взглядом.

Любое созидательное занятие требует времени, оно не с фанфарами делается. Повторюсь, новоиспеченных исследований о РСДРП и ее лидере пока нет, но про октябрь 1917 года за последнее время уже появились сильные работы, особенно – в социальной истории. Сравнивает, разбирает, пишет. Вот мы с вами говорим, а кто-то сейчас сидит и изучает те самые пятьдесят пять томов, биохронику и прочие архивы. В итоге обязательно что-то родится.

Подождем…