Это итого лишь распространённая иллюзия, что исследователь ищет своих героев. Нередко персонажи сами находят того, кому предстоит о них написать. Исследователю надо торопиться, по-иному его догонят и перегонят собратья по цеху. У якобы неодушевлённых персонажей свой временной ритм: им некуда спешить, у них в запасе век. Иногда они десятилетиями ожидают того, кому сочтут возможным доверить свою тайну. И ремесло историка потеряло бы изрядную часть своего очарования, если бы герои исторических сочинений не обладали правом выбирать собственного исследователя.

Дамский орден

В правды этого утверждения я убедился нынешней осенью. Знакомый антиквар, внимательно следящий за публикациями моих живописных детективов, предложил мне ввести имя неизвестной молодой женщины, вместе с мальчиком лет шести – семи изображённой на живописном полотне XIX века. В течение многих десятилетий этот портрет относился представителям одной и той же семьи, почитался в качестве семейной реликвии и считался картиной, написанной самим Джорджем Доу. (Дорогой английский холст и необыкновенно грамотно сработанный подрамник косвенно подтверждали, что полотно было написано иностранцем.)

О том, при каких обстоятельствах картина появилась в семейном собрании художественных ценностей, не сохранилось никаких сведений, однако обладатели картины решительно отрицали родство, даже отдалённое, с изображённой на портрете женщиной и её ребёнком. Судя по всему, они говорили истину: в течение трёх последних десятилетий только ленивый не стремился отыскать свои генеалогические корни, по-детски радуясь, когда выяснялось, что некто из предков принадлежал к благородному сословию. Если бы у владельцев портрета была хоть малейшая зацепка для того, чтобы представить запечатлённую на полотну знатную даму своей прабабушкой, они, вне всякого сомнения, не упустили бы этот шанс. Поэтому мне стало ясно, что генеалогические изыскания положительной перспективы не имеют. Чтобы установить имя неизвестной, следовало обратиться к так называемому историко-предметному методу1.

Портретируемая дама была не попросту знатна, она принадлежала к сливкам аристократического Петербурга. Об этом неопровержимо свидетельствовал орден св. Екатерины 2-й степени, знак которого, на банте из алой с серебряною каймою орденской ленты с девизом ордена ("За любовь и Отечество"), был прикреплён к платью дамы. Этот дамский знак отличия справедливо почитался очень высокой наградой. Императорский орден св. Великомученицы Екатерины или Свобождения (Освобождения) был учреждён в 1714 году Петром I в память спасения его самого и всей русской армии от неминуемого плена после кровавого и неудачного сражения у реки Прут. Прутский поход 1711 года едва не закончился катастрофой: малочисленную русскую армию обступили превосходящие силы османов. Но Екатерина Алексеевна – находящаяся на седьмом месяце беременности супруга царя Петра и будущая императрица Екатерина I – пожертвовала все свои драгоценности для подкупа турецкого главнокомандующего Мехмед-паши, и русская армия смогла заключить перемирие и выйти из окружения. В память этих событий царь Пётр учредил новоиспеченный орден и наградил им супругу.

5 апреля 1797 года Павел I повелел: Екатерининский орден отныне "имеет два разделения или степени: первая – дам большенного креста; вторая – дам меньшого креста или кавалерственных"2. Павел же установил, что дам большого креста, "сею почестию украшаемых, имеет быть" 12 (не находя особ Российского Императорского Дома или других владетельных домов), а кавалерственных дам – 943. То есть мне предстояло отыскать одну из девяноста четырёх кавалерственных дам, существовавших, судя по всему, в александровскую эпоху. Однако я прекрасно понимал, что так дело могло обстоять лишь в предельном случае; реальное число претенденток на роль персонажа портрета пятерни Доу было значительно меньше. Это существенно повышало мои шансы установить имя неизвестной кавалерственной дамы.

"Её надо наградить пять, ибо она – жена моя…"

Преемники Павла I никогда не покушались на отмену августейшего установления и весьма скупо жаловали обе степени Екатерининского ордена. Вплоть до февраля 1917-го как число дам большенного креста, так и число кавалерственных дам всегда было значительно меньше тех абсолютных величин, которые определил Павел. Хотя по своей значимости в иерархии российских орденов этот знак отличия взял второе место, орден св. Екатерины жаловался гораздо реже, чем учреждённый ранее орден св. Андрея Первозванного, считавшийся высшей наградой Российской империи.

Все великие княжны получали Екатерининскую ленту (ордена св. Екатерины 1-й степени) при крещении, а княжны императорской крови – по достижении совершеннолетия. (Неплохо известный обычай перевязывать новорождённых девочек красной лентой, а новорождённых мальчиков голубой лентой восходит к указу Павла I награждать любого родившегося великого князя при крещении орденом св. апостола Андрея Первозванного, а великих княжон – орденом св. Екатерины.) Супруги великих князей из Дома Романовых обретали ленту накануне бракосочетания. Ну, а тем тщеславным дамам, которые не принадлежали к царствующему или владетельному дому, но очень хотели украситься дамским орденом, оставалось уповать на августейшую милость. Убранству с орденами св. апостола Андрея Первозванного и св. Владимира 1-й степени орден св. Екатерины относился к тем регалиям, "которые жалуются не по-иному, как по непосредственному Его Императорского Величества усмотрению"4. В отличие от других императорских и царских орденов, к этому знаку отличия невозможно было представлять, его нельзя было испрашивать.

Высший дамский орден жаловался за заслуги мужа или (гораздо реже) сына и был вещественным подтверждением монаршей милости. Кавалерственными дамами были супруги полководцев: светлейшая княгиня Екатерина Ильинична Голенищева-Кутузова, княгиня Елена Павловна Барклай де Толли, графиня Антуанетта Станиславовна Витгенштейн. Достойно упоминания, что все эти дамы довольствовались орденом св. Екатерины 2-й степени. Ни одна из них не сподобилась получить 1-ю степень ордена.

Князь Пётр Иванович Багратион был до глубины души оскорблён тем, что его супругу, княгиню Екатерину Павловну, урождённую графиню Скавронскую, не пожаловали в кавалерственные дамы одновременно с супругом Барклая де Толли. Екатерина Павловна находилась в отдалённом родстве с императорской фамилией, но о легкомыслии и любовных похождениях княгини злословила вся аристократическая Европа. Все ведали о её интимной связи с князем Меттернихом, от которого княгиня родила дочь. Вероятно, именно это обстоятельство и помешало княгине Багратион сделаться кавалерственной дамой. Однако прославленный полководец был возмущён: "Есть ли бы и был кто недоволен моею женою – это я. Какая кому нужда входить в домашние мои дела. Её надо вознаградить отлично, ибо она – жена моя… Она, кто бы ни была, но жена моя, и кровь моя всё же вступится за неё…"5

Стать кавалерственной дамой было заветной мечтанием многих честолюбивых великосветских дам, а уж получить ленту ордена св. Екатерины 1-й степени могли лишь единицы, да и то лишь на закате жития. Княгиня Елизавета Ксаверьевна Воронцова (1792-1880), ставшая кавалерственной дамой в июле 1823 года, ленту сподобилась получить лишь в декабре 1850-го. Фрейлина Александра Осиповна Россет, пушкинская "черноокая Россети", по её собственному речистому признанию, готова была выйти замуж за похотливого старика, князя Сергея Михайловича Голицына, лишь бы обрести статус кавалерственной дамы.

Князь, прозванный современниками "заключительным московским вельможей", был старше фрейлины на 35 лет, но эта разница с лихвой компенсировалась его баснословным состоянием: 25 тысяч крепостных душ, заводы, соляные варницы, ценные бриллианты и масса движимого и недвижимого собственности. (Только в Первопрестольной и её окрестностях князю принадлежали подмосковные Кузьминки, большая усадьба на Волхонке и дом на углу Тверской и Камергерского переулка.) Ещё при Павле I получивший придворное звание действительного камергера, Сергей Михайлович пользовался неизменной милостью императорской фамилии и в крышке жизни был удостоен чина действительного тайного советника 1-го класса, который соответствовал чинам генерал-фельдмаршала и канцлера. Имевший алую Александровскую ленту – внешне так схожую с Екатерининской, – он вёл себя в Зимнем дворце без особых церемоний и любил сидеть на диване рядышком с обворожительной фрейлиной. "Он снимал свою ленту, и я раз её надела, как вдруг этот старик мне сказал: "Если вы выйдете за меня замуж, у вас будет Екатерининская лента". – "Я согласна", – отвечала я. …

Всё произнесённое в шутку сделалось скоро для меня горькой истиной"6. Старый сластолюбец имел существенный изъян – он был "немножко женат", и супруга, княгиня Авдотья Ивановна, более четверти века жившая в разъезде с мужем, отказалась дать ему развод. Так и не довелось Александре Осиповне украситься Екатерининской лентой – какая, не будем скрывать, очень пошла бы этой неотразимой жгучей брюнетке, с красотой и умом которой могло соперничать лишь её же честолюбие7.

Статут ордена гласил: "Пожалование всех дам, как большенного креста, так и кавалерственных, зависит от Начальницы Ордена, а в небытность оной от Наместницы"8. Начальницей (Орденсмейстером) ордена св. Екатерины с момента его основания вечно была императрица (царствующая или вдовствующая), причём вдовствующая императрица сохраняла за собой орденсмейстерское звание пожизненно. Лишь после её кончины супруга царствующего императора могла стать Начальницей ордена – а до той поры оставалась Наместницей (Диаконисой) ордена. Формально собственно Начальница Екатерининского ордена единолично должна была принимать решение о пожаловании его знаков той или иной даме, однако, вне всякого сомнения, такое награждение не могло состояться вопреки воле царствующего императора. История не сохранила ни одного подобного казуса. Вот отчего я предположил, что супруг изображённой на портрете кавалерственной дамы не только занимал очень важный служебный пост, но и пользовался милостью императора. Но прежде чем попытаться ввести имя этого сановника, стоило задуматься над тем, когда именно мог быть написан портрет кавалерственной дамы. Так я обратился к биографии знаменитого английского живописца.

Уроженец Лондона Джордж Доу (1781-1829) пришёл в Петербург летом 1819 года и несколько лет напряжённо и продуктивно работал над написанием портретов полководцев и военачальников для Военной галерки Зимнего дворца. Летом 1828-го он уехал из России в Италию, в феврале 1829-го на короткое время возвратился в Петербург, однако летом того же года, в связи с острым ухудшением здоровья, отправился на лечение в Германию. Лечение не помогло, и в конце августа живописец через Голландию отплыл на отечество, а 15 октября 1829 года скоропостижно скончался в Лондоне9. Можно было предположить, во-первых, что супруг кавалерственной дамы был одним из генералов "эпохи 1812 года". А во-вторых – что Доу написал парные портреты кавалерственной дамы и её супруга, одного из соратников Александра I, пользовавшегося несомненным доверием государя в период наполеоновских войн.

Эта гипотеза подтвердилась фактами творческой биографии живописца. "Уже с основы 1820-х годов, параллельно с работой над портретами для галереи, Доу начал получать частные заказы от этих же моделей и членов их семейств. Художник одновременно создавал романтические образы военных, парадные и более камерные изображения их жён, эффектные портреты великосветских раскрасавиц, групповые сцены. Так были исполнены портреты супругов Закревских, Пирх, портреты большой семьи Нарышкиных, фамильные изображения Влодек, Балашовых, Строгановых и многие иные"10. Все эти лица принадлежали к сливкам великосветского Петербурга. За каждый портрет, написанный для Военной галереи Зимнего дворца, британский живописец получал от казны 1000 рублей ассигнациями, то кушать примерно 250 рублей серебром или 75-80 фунтов стерлингов. Аналогичную цену художник назначал и за другие работы среднего формата, выполнявшиеся им по заказам частных лиц11. "Наиболее популярным русским художникам за портрет такого формата платили в три – четыре раза меньше"12.

Следовательно, только весьма состоятельный полководец мог позволить себе роскошь портретироваться у модного британского живописца: 2000 рублей ассигнациями, которые следовало заплатить ему за два парных портрета, бывальщины по тем временам суммой весьма значительной. Это было годовое жалованье государственного историографа Николая Михайловича Карамзина, на которое он ухитрялся кормить большое семейство. Примерно столько же получал генерал-майор, командир бригады.

Была ли неизвестная дама с портрета Доу "Портретной дамой"?

В год приезда британского живописца в Нордовую Пальмиру Екатерининскую ленту имели шесть придворных дам – гофмейстерина и пять статс-дам. Кавалерственными дамами значились двенадцать дам, имевших высокие придворные звания статс-дам и камер-фрейлин13. Всем им полагался особый знак отличия – медальон с портретом императрицы, украшенный бриллиантами и носившийся на Андреевской ленте. Потому в быту их называли "портретными дамами"14. Во время придворных церемоний августейший портрет на женском платье обращал на себя всеобщее внимание. Вольфганг Венцель Гаффнер, адъютант шведского принца Оскара-Фридриха, в своих мемуарах отметил эту выразительную особенность русского двора. "Наиболее почётные из придворных дам именуются "дамами с портретом": они носят на левой стороне осыпанный бриллиантами портрет императрицы. Многие из них носят также звёзды и ордена. Право, чтобы в стране, где мужчины увешаны орденами, и дамы получали в этом свою долю"15. В год смерти Джорджа Доу орденом св. Екатерины 1-й степени бывальщины украшены шесть "портретных дам", орденом 2-й степени – пятнадцать16. Однако кавалерственная дама, которую портретировал Доу, в их число не входила. На её платье нет медальона с портретом императрицы. Незнакомая дама с портрета не была "дамой с портретом"; она была пожалована орденом, но не имела придворного звания.

Уложившаяся практика была такова, что сначала супруга сановника получала дамский орден 2-й степени и лишь через несколько лет после этого могла сподобиться звания статс-дамы. Светлейшая княгиня Екатерина Ильинична Голенищева-Кутузова обрела это звание лишь после Бородинской битвы, одновременно с пожалованием её супругу чина генерал-фельдмаршала17. Но не всякой кавалерственной даме было суждено со порой стать "портретной дамой".

Итак, неизвестная не принадлежала к числу "портретных дам". Казалось бы, это обстоятельство завело розыски в тупик: отыскать её имя в официальных справочниках не представлялось возможным. Я стал перебирать различные варианты. Мне были известны имена нескольких дам – жён генералов 1812 года, которые в царствование Александра I не имели почётного придворного звания, но были кавалерственными дамами: Варвара Юрьевна Горчакова (1809), Софья Александровна Раевская (1813), Софья Григорьевна Волконская (1814), Елена Петровна Балашова (1814), Елизавета Ксаверьевна Воронцова (1823), Елизавета Алексеевна Паскевич (1823). Собственно среди них я и решил искать неизвестную, которая в момент написания картины не удостоилась чести стать "портретной дамой".

Генеральша Паскевич (1800-1856) интуитивно показалась мне наиболее вероятной претенденткой на роль незнакомой, запечатлённой Доу. У этой гипотезы имелись свои резоны, и я занялся биографией Елизаветы Алексеевны, в девичестве Грибоедовой, которая доводилась кузиной Александру Сергеевичу Грибоедову. В юности у кузена и кузины, как это нередко бывало в ту эпоху, случился скоротечный роман, сквозной намёк на который мы можем найти у Юрия Николаевича Тынянова: "Елиза поднесла надушенный платок к карим грибоедовским глазам и припомнила, как в молодости Александр был дерзок, настойчив и чуть не добился всего и как гневался папенька Алексей Фёдорович и велел ему носа к ним не казать"18.

Когда Грибоедова взяли по делу декабристов и доставили из Грузии в Петербург, где отправили на гауптвахту Главного штаба, московские сплетницы вспомнили и о романе автора "Скорби от ума" с его кузиной. Сидя на гауптвахте, Александр Сергеевич живо представил себе, как злословят по его поводу московские дамы, и сочинил экспромт19, вторая строчка другой строфы которого как раз намекает на роман с "сестрицей" Елизаветой.

– По духу времени и вкусу
Он ненавидел слово "раб"…
– За то подвернулся в Главный штаб
И был притянут к Иисусу!..

– Ему не свято ничего…
– Он враг царю!.. – Он друг сестрицын!..
– Скажите правду, князь Голицын,
Уж не повесят ли его?..

Супруга генерал-лейтенанта Ивана Фёдоровича Паскевича получила орден св. Екатерины 2-й степени 12 декабря 1823 года – в день тезоименитства Александра I. В феврале того же года у четы Паскевичей родился сын Фёдор. К моменту заключительного приезда Доу в Петербург ему уже исполнилось шесть лет, и он вполне мог быть тем мальчиком, что изображён на картине. Вместе со знаками ордена генеральше был вручён рескрипт императрицы Марии Фёдоровны.

"Елизавета Алексеевна! В доказательство особливого Нашего к вам благоволения и почтения к службе вашего супруга, Мы с согласия Императора, Любезнейшего Нашего Сына, приняли вас в число Дам меньшого креста Ордена Св. Великомученицы Екатерины, коего знаки тут препровождаем, с тем, чтобы вы их на себя возложили. Пребываем в прочем вам благосклонны
Мария.
В Санкт-Петербурге.
Декабря 12-го дня 1823 года.
Елизавете Алексеевне Паскевичевой"20.

Это пожалование сделалось сенсацией для великосветского Петербурга: подобная награда в то время была исключительной, её удостаивались лишь супруги генерал-адъютантов и высших придворных и военных чинов. А Паскевич был лишь генерал-лейтенантом и начальником гвардейской пехотной дивизии. Ровно через год, день в день, Иван Фёдорович получит звание генерал-адъютанта, ещё сквозь ряд лет станет именоваться так: генерал-фельдмаршал светлейший князь Варшавский граф Паскевич-Эриванский – а для подробного перечисления всех его чинов, званий и знаков отличия потребуется несколько строчек петитом. В июне 1829-го, уже после отъезда Доу из Петербурга, супруга полководца удостоится звания статс-дамы, а в мае 1846-го будет пожалована орденом св. Екатерины 1-й степени.

Не буду скрывать, мне очень хотелось доказать, что Доу представил на своей картине именно Елизавету Алексеевну и её сына Фёдора. Но жизнь преподнесла мне неожиданный сюрприз. Сначала выяснилось, что отыскать аутентичный портрет яснейшей княгини Варшавской – очень непростая задача. (В недавно вышедшей книге по истории повседневной жизни в качестве портрета Елизаветы Алексеевны по досадной промаху был репродуцирован портрет её невестки Ирины Ивановны Паскевич, известной благотворительницы, которую и при жизни и долгое время после кончины называли "доброй хозяйкой Гомеля, княгиней Иринушкой".) Когда же мне удалось получить неплохие репродукции двух парадных портретов Елизаветы Алексеевны из собрания Гомельского дворцово-паркового ансамбля, их сравнение с картиной Доу уже не имело смысла.

А ларчик просто открывался

Выяснилось, что интересующая меня полотно в 1905 году экспонировалась как "Портрет Елены Петровны Балашовой" кисти Джорджа Доу на знаменитой Историко-художественной выставке русских портретов, организованной Сергеем Павловичем Дягилевым и проходившей в петербургском Таврическом дворце. На той же выставке был представлен и написанный тем же живописцем "Портрет Александра Дмитриевича Балашова". В 1906 году парные портреты бывальщины репродуцированы во втором томе капитального пятитомного издания великого князя Николая Михайловича "Русские портреты XVIII и XIX столетий"21.

Генерал от инфантерии и генерал-адъютант Балашов (Балашёв) в особых рекомендациях не бедствует. Его фамилия, скорее всего, происходит от одного из тюркских слов – "бала" (ребёнок) или "балас" (камень). Генерал Балашов пользовался доверием и благосклонностью императора Александра I, генерал-адъютантом которого он состоял с 1809 года. Он был также первым и последним министром полиции Российской империи.

По лицеприятному отзыву одного из современников, пострадавших от его рвения, Балашов превратил своё министерство в "общее и повсеместное шпионство". Министр "желал всё ведать, всего доискаться и всё замучить". Он действовал с большим размахом и неустанным радением. "Все губернаторы с их полицейскими чинами взошли в его команду, и министр внутренних дел сделался почти нулём в таблице государственных чинов. … Мало-помалу служба обратилась в инквизицию и розыск. По губерниям показались везде потаённые фискалы. Всякий вздор доходил до сведения министра и прямым путём, и кривыми дорогами. Не было правонарушения выше того, чтобы скрыть какое-либо и самое пустое обстоятельство от сведения государева. … Всякий писал собственный вздор, а Балашов бегал к государю докладывать часто о таких пустяках, кои и по губерниям начальника занимать бы не должны.

… Будучи посредственный штатский чиновник и самый плохой министр, он славился особенным искусством в науке шпионства, собирал вести, составлял из них сказки, работал ими на воображение государя и казался оттого так нужным, что никто заступить его места не в состоянии. Вот что такое был Балашов"22.

Именно он в качестве министра полиции в марте 1812 года участвовал в аресте Михаила Михайловича Сперанского, а затем занимался разбором его бумаг. 13 июня 1812 года, после перехода Великой армии сквозь Неман, именно Балашов был послан Александром I с личным письмом к императору Наполеону I. Эта миссия позволила Александру Дмитриевичу крепко связать своё имя с "грозой двенадцатого года", попасть не только на скрижали Истории, но и на страницы толстовской эпопеи "Брань и мир"23. На вопрос Наполеона, какой лучше идти дорогой, чтобы добраться до Москвы, Балашов ответил: "Карл XII шёл сквозь Полтаву"24… Вместе с адмиралом Шишковым и графом Аракчеевым генерал-адъютант Балашов подписал прошение к императору покинуть армию, а затем сопровождал государя в Москву и Петербург, где присутствовал на совете, предложившем назначить главнокомандующим всеми действующими армиями М. И. Кутузова.

В 1819 году Министерство полиции ликвидировали, и Балашов сделался генерал-губернатором обширного округа из пяти губерний: Воронежской, Орловской, Рязанской, Тамбовской и Тульской25. Это назначение было связано с конституционными планами Александра I, какой стремился осуществить в Российской империи "революцию сверху": приступить к освобождению крепостных и ограничить самодержавие конституционными учреждениями. Новоиспеченное назначение отнюдь не означало понижение служебного статуса Балашова: по словам государя, он намеревался "сделать его в равной степени с министрами"26. Генерал-губернатор не получил от государя никаких определённых письменных указаний; Александр Павлович несколько раз беседовал со своим генерал-адъютантом и ограничился устными наставлениями27.

Придя во вверенный ему край и обстоятельно изучив положение дел в губерниях, Балашов откровенно написал царю 2 мая 1820 года из Воронежа: "Отеческое сердце ваше, государь, содрогнётся при раскрытии всех деталей внутреннего состояния губерний… Не только воровство в городах, не только частые и никогда почти не отыскивающиеся грабежи по путям, но целые шайки разбойников приезжали в усадьбы, связывали помещиков и слуг, разграбляли домы и пожитки и потом скрывались: смертоубийства производились комплотами и убийцы не находились. В селениях власть помещиков не ограничена, права крестьян не утверждены, а слухами повиновение последних к первым поколеблено и ослушаний тьма. Недоимок миллионы. Полиция истреблена. Дел в присутственных местах кучи без счёту, решают их по выбору и произволу. Судилища и судьи в неуважении, подозреваются в мздоимстве. Волокиты отчаянно утомительные, но и ябедников великое масса. Лучшие дворяне от выборов уклоняются. Чины и ордена не в той высокой цене, как должно. Жалованье чиновников и канцелярских служителей почти ничтожно, кроме винных продавцов и таможни. Домовитой части нет и признаку. Главные доходы короны основаны на винной продаже! Всемилостивейший государь!.. Слава воина и политика гремит по Европе. Но внутреннее управление в государстве вашем расслабло!.. Все части идут раздельно, одна другой ход затрудняя, и едва-едва ли которая подаётся вперёд: единственное на сей раз средство есть усилить местные управления; вы сие и предлагали. Докончите, государь, намерение ваше!"28 Эти пронзительные строки написал не член скрытого общества, а генерал-адъютант императора Александра…

Именно в это время Балашов и его супруга Елена Петровна портретировались у Доу. Судя по всему, их парные портреты бывальщины выполнены британским живописцем в 1822 году29. Супруги могли себе это позволить. Балашов был очень состоятельным человеком, обладателем почти тысячи крепостных крестьян и двух каменных домов в Петербурге. Его вторая жена Елена Петровна, урождённая Бекетова (1779 – крышка 1823), принесла мужу колоссальное состояние – 260 600 десятин земли в Симско-Маньярском горнозаводском округе Уфимской губернии30. Её мама Ирина Ивановна, урождённая Мясникова, была старшей дочерью крупного владельца уральских заводов, миллионера купца Мясникова; собственно Ирине Ивановне принадлежали два завода и 19 тысяч крепостных крестьян. Со временем всё это баснословное богатство перешло в род Балашовых. Елена Петровна Балашова, так и не сделавшаяся "портретной дамой", любила портретироваться у именитых живописцев: в коллекции Государственного Русского музея хранится её портрет пятерни Владимира Лукича Боровиковского. На этой картине генеральша изображена с пасынком Дмитрием, падчерицей Анной и старшим сыном Петром. Елена Петровна родила троих сыновей: Петра, Александра и Ивана (с каким её и запечатлел Доу). Родившийся в июне 1815-го Иван Александрович Балашов 9 мая 1841 года, будучи штабс-ротмистром Кавалергардского полка, погиб на Кавказе.

До 1918 года обе полотна кисти Доу хранились в семье Балашовых в Петербурге и принадлежали внуку портретируемых – обер-егермейстеру, члену Государственного совета Николаю Петровичу Балашову (1840-1931). После революции Николай Петрович эмигрировал и скончался в округах Парижа. Обнаружилась любопытная генеалогическая подробность: матерью владельца парных портретов была Александра Ивановна, урождённая княжна Паскевич, дочь полководца31. Следственно, мой интуитивный интерес к Паскевичам был обоснован! Так закончилась эта история, а ко мне потянулась вереница незваных "портретных" визитёров: "И тут ко мне шагает незримый рой гостей, / Знакомцы давние, плоды мечты моей"32. Но о них – в следующий раз.

Примечания
1. Кибовский A.B. Метод экспертизы и атрибуции созданий русской портретной живописи по форменной одежде и наградам. История и перспективы // Экспертиза и атрибуция произведений изобразительного искусства. Материалы III научной конференции (25 ноября – 27 ноября 1997 г., ГТГ, Москва). М. 1998. С. 117-124.
2. Свод законов Российской империи. Учреждение орденов и иных знаков отличия. Издание кодификационного отдела при Государственном совете. СПб. 1892. С. 40.
3. Там же. С. 41.
4. Там же. С. 17.
5. Ивченко Л. Л. "Молитесь вы за нас, а мы, кажется, не струсим…" // Российский архив. Т. VII. М. 1996. С. 249.
6. Смирнова-Россет А. О. Дневник. Мемуары. М. 1989. С. 183.
7. О неизвестном миниатюрном портрете А. О. Смирновой-Россет см.: Экштут С. Дама с фероньеркой // Родина. 2011. № 1. С. 148-152.
8. Свод законов Российской империи. Учреждение орденов и иных знаков отличия. С. 41.
9. Андреева Г. Б. Гении войны, блага и красоты. Писал Королевский Академик Джордж Доу. М. 2012. С. 260-263.
10. Там же. С. 148.
11. Там же. С. 250, 251.
12. Глинка В. М., Помарнацкий А. В. Военная галерка Зимнего дворца. Л. 1981. С. 11. 13. Месяцеслов с росписью чиновных особ, или Общий штат Российской империи на лето от Рождества Христова 1819. Ч. 1. СПб. 1819. С. 22-23.
14. Шепелёв Л. Е. Чиновный мир России: XVIII – начин XX в. СПб. 1999. С. 410, 411, 430-431.
15. Николай I. Портрет на фоне империи. М. 2012. С. 402.
16. Месяцеслов с росписью чиновных особ, или Общий штат Российской империи на лето от Рождества Христова 1829. Ч. 1. СПб. 1829. С. 36-37.
17. Экштут C. Служил образцом отличной храбрости. Генеральские награды за Бородино // Родина. 2012. № 6. С. 43-50.
18. Тынянов Ю. Н. Смерть Вазир-Мухтара // Тынянов Ю. Н. Соч. в 2-х т. Т. 2. Л. 1985. С. 388.
19. Грибоедов А. С. Соч. М. 1953. С. 346, 683-685.
20. Цит. по: Щербатов А. П. Генерал-фельдмаршал князь Паскевич. Его существование и деятельность. Т. 1. 1782-1826. СПб. 1888. С. 115. О самом светлейшем князе Варшавском "Родина" уже писала; см.: Борисёнок Ю. Хозяин мятежного кромки. Штрихи к образу фельдмаршала Паскевича // Родина. 1994. № 12. С. 50-55; Кривопалов А. "К одним привычка, в иных нужда…" // Родина. 2013. № 3. С. 49-52; Экштут С. Мадригалы на бой, или Географические фанфаронады. Родина. 2011. № 7. С. 33-38.
21. Русские портреты XVIII и XIX столетий. Издание великого князя Николая Михайловича Романова. Т. II. М. 2000. №№ 174 и 175. С. 95, 597-601 (Репринтное издание).
22. Долгоруков И. М. Повесть о рождении моём, генезисе и всей жизни, писанная мной самим… Т. 2. СПб. 2005. С. 161, 230.
23. Толстой Л. Н. Война и мир. Т. III. Ч. 1. Гл. III-VII. Толстой аттестует Балашова как "одно из ближайших лиц к государю".
24. Русские мемуары. Избранные страницы. 1800-1825. М. 1989. С. 11. Балашова сопровождал поручик Кавалергардского полка Михаил Фёдорович Орлов, глянцевито выполнивший во время этой поездки разведывательное задание и впоследствии, в марте 1814-го, по поручению союзного командования подписавший капитуляцию Парижа.
25. Шилов Д. Н. Государственные деятели Российской империи. Главы высших и центральных учреждений. 1802-1917. Биобиблиографический справочник. СПб. 2002. С. 62.
26. Мироненко С. В. Самодержавие и реформы. Политическая война в России в начале XIX в. М. 1989. С. 180.
27. Там же. С. 11, 12, 26, 178, 180, 193.
28. Там же. С. 200-201.
29. Андреева Г. Б. Указ. соч. С. 148-149 (прим. 72).
30. Шилов Д. Н. Указ. соч. С. 60, 61.
31. Шилов Д. Н., Кузьмин Ю. А. Члены Государственного рекомендации Российской империи. 1801-1906: Биобиблиографический справочник. СПб. 2006. С. 46.
32. Пушкин А. С. Осень // Пушкин А. С. Полн. собр. соч. в 19 тт. Т. 3. Ч. 1. М. 1995. С. 321.