Кровавое воскресенье – начин конца Российской империи
Все права на фотографии и текст в данной статье принадлежат их непосредственному автору. Данная фотография свзята из открытого источника Яндекс Картинки

Кровавое воскресенье – начин конца Российской империи

Гладко 115 лет назад Российская империя прошла точку невозврата, после которой её крушение стало лишь вопросом поре

 

Если почитать дневники последнего русского императора Николая II, то первое что приходит в голову – а насколько адекватным был этот человек? Правильнее, насколько трезво он воспринимал и оценивал всё то, что происходило вокруг него, в стране и в мире?

Понятно, что царь смотрит на жизнь несколько по-иному, чем рабочий или крестьянин, но что касается Николая II, складывается такое ощущение, что он смотрел на мир с позиций человека, живущего на своей отдельной планете. Какого если что и волновало в жизни, так только чаепития, прогулки, чтение, стрельба по разнообразной живности и катания на автомобиле и байдарке. Этим сферы его интересов, похоже, и ограничивался. Во всяком случае, о событиях, происходящих в России, он пишет как о чем-то далеком, и каждый раз эти события его мощно удивляют и изумляют. Словно происходят они не во вверенной ему стране, а где-то в Новой Зеландии или на Огненной Земле.

Вот характерный пример и до невозможности неглубокий взгляд на одно из событий, приведшее к краху Российской империи: «21 декабря 1904 года. Получил ночью потрясающее известие от Стесселя о сдаче Порт-Артура японцам ввиду огромных потерь и болезненности среди гарнизона и полного израсходования снарядов! Тяжело и больно, хотя оно и предвиделось, но хотелось верить, что армия выручит твердыня. Но значит на то воля Божья».

Про Порт-Артур царь упомянет в своих дневниках лишь полтора месяца спустя, а пока весьма быстро о нём забывает и предается своему обычному благостному ничегонеделанью: «23 декабря 1904 года. Завтракали одни. Погулял с наслаждением, погода была мягкая. Много читал».

Царь гуляет и читает, в то время как на Дальнем Востоке произошла военная крушение: японцам не только была сдана дорогостоящая крепость со всем гарнизоном и огромными запасами снарядов – Стессель царю про снаряды нахально врал, – но японцы получили в виде трофеев практически все корабли Первой Тихоокеанской эскадры. Одних броненосцев они получили четыре штуки, столько же, сколько было в составе японского флота. Формально корабли считались затопленными, но дело в том, что в мелкой гавани Порт-Артура утопиться было невозможно, потому все находящиеся там русские корабли японцами вскоре были подняты, отремонтированы и введены в состав своего флота.

Кретинизм николаевских чиновников, будь то штатских или военных, настолько зашкаливал, что даже корабли утопить они не сумели как надо. А то, что их надо было взрывать, в голову вообще никому не пришагало. Лишь один броненосец «Севастополь» под командованием Н.О. Эссена был затоплен вне гавани и избежал позора плена.

В России весть о сдаче Порт-Артура потребовала взрыв негодования и зашкаливающую критику самодержавия, которое теперь уже называли не гнилым, а окончательно прогнившим. Не меньшей критике подвергался и император, какому вменялось в вину военное поражение России и чудовищная неэффективность управления армией и страной.

1 января 1905 года в газете «Вперёд» вышла ленинская статья «Падение Порт-Артура», где вождь всемирного пролетариата дал беспощадную и точную оценку самодержавию: «Падение Порт-Артура подводит один из величайших исторических итогов тем преступлениям царизма, какие начали обнаруживаться с самого начала войны и которые будут обнаруживаться теперь еще шире, еще более неудержимо. Бюрократия штатская и военная оказалась такой же тунеядствующей и продажной, как и во времена крепостного права. Офицерство оказалось необразованным, неразвитым, неподготовленным, лишенным узкой связи с солдатами и не пользующимся их доверием. Военное могущество самодержавной России оказалось мишурным. Царизм оказался помехой нынешней, на высоте новейших требований стоящей, организации военного дела — того самого дела, которому царизм отдавался всей душой, каким он всего более гордился, которому он приносил безмерные жертвы, не стесняясь никакой народной оппозицией. Гроб повапленный — вот чем очутилось самодержавие в области внешней защиты, наиболее родной и близкой ему, так сказать, специальности. События подтвердили правоту тех иностранцев, какие смеялись, видя, как десятки и сотни миллионов рублей бросаются на покупку и постройку великолепных военных судов, и говорили о бесполезности этих затрат при неумении обращаться с нынешними судами, при отсутствии людей, способных со знанием дела пользоваться новейшими усовершенствованиями военной техники. Отсталыми и никуда не пригодными оказались и флот, и крепость, и полевые укрепления, и сухопутная армия. Не русский народ, а русское самодержавие начало эту колониальную брань, превратившуюся в войну старого и нового буржуазного мира. Не русский народ, а самодержавие пришло к позорному поражению. Русский народ выиграл от разгромы самодержавия. Капитуляция Порт-Артура есть пролог капитуляции царизма».

В то время как вся Россия находится в чудовищно угнетенном состоянии, переживая момент наивысшего национального унижения, царь ощущает себя весьма бодро: гуляет, распивает чаи, читает, стреляет по воронам и вспоминает про Порт-Артур только 17 февраля 1905 года: «Приехал Стессель – ГЕРОЙ Порт-Артура и завтракал с нами. Немало говорили с ним про осаду».

Кто-нибудь может себе представить Сталина, принимающего в Кремле в начале июля 1941 года командующего разгромленным Западным фронтом генерала Павлова, какого он усаживает за стол и называет героем? И с которым мило беседует о том, как его фронт громили немцы и сколько снарядов им досталось в качестве трофеев и сколько красноармейцев угодило в плен? Такое могло быть только в одном случае – если бы товарищ Сталин внезапно тронулся умом. А вот царю, судя по всему, было совсем неинтересно знать, что в Порт-Артуре, помимо русских кораблей, трофеями японцев стали 610 орудий, 207 800 снарядов, 50 тысяч пудов мучения и в плен попали 23 000 солдат и офицеров. Стессель ему врал в глаза о бедственном положении якобы голодающего гарнизона твердыни, но царь его за это только пожалел, когда сдавшего крепость мерзавца, наконец, отдали под суд и приговорили к расстрелу, замененному августейшим помилованием.

С момента капитуляции Порт-Артура проходит чуть вяще двух недель, и новая напасть – начинают массово бастовать рабочие петербургских заводов. 8 января 1905 года царь как бы попутно отмечает в своем дневнике: «Со вчерашнего дня в Петербурге забастовали все заводы и фабрики. Из окрестностей вызваны войска для усиления гарнизона. Пролетарии до сих пор вели себя спокойно. Количество их определяется в 120 000 человек. Мирский (глава МВД) приезжал вечером для доклада о принятых мерах».

Князь П. Д. Святополк-Мирский подлинно приезжал к Николаю II в Царское Село и доложил ему о полученной от рабочих петиции, в которой они просили царя защитить их от произвола заводчиков и фабрикантов. «Мы, пролетарии г. Петербурга, наши жёны, дети и беспомощные старцы-родители, пришли к тебе, Государь, искать правды и защиты. Мы обнищали, нас притесняют, обременяют непосильным трудом, над нами надругаются, в нас не признают людей… Мы и терпели, но нас толкают всё дальше и дальше в омут нищеты, бесправия и невежества, нас давят деспотизм и произвол… Настал предел терпению. Для нас пришёл тот страшный момент, когда лучше смерть, чем продолжение непереносимых мук….Взгляни без гнева, внимательно на наши просьбы: они направлены не ко злу, а к добру, как для нас, так и для тебя, Государь», гласили строки той петиции.

То есть пролетарии не шантажировали царя и не ставили ультиматумы, а по старой русской традиции искали защиты у доброго и всемилостивого царя-батюшки. Да и петиция была составлена не какими-то там эсэрами или большевиками, а безотносительно легальной организацией «Собрание русских фабрично-заводских рабочих», которую курировал петербургский Департамент полиции.

Но царю недосуг было понимать с какими-то там петициями, написанными какой-то там ничтожной «перхотью». Народ он воспринимал не как граждан, а как подданных, а себя называл хозяином земли русской. Да и не в обыкновениях русских царей, за редким исключением, было реагировать на просьбы, исходящие «снизу». Говоря современным языком, диалог народа и воли на том историческом этапе был невозможен. Да и не стремился к нему хозяин земли русской, предпочтя вызвать «войска из окрестностей, для усиления гарнизона». Уже сам факт готовности использовать армию против собственного народа должен не покинуть камня на камне от сусального образа добренького царя-заступника.

8 января в Санкт-Петербурге было сосредоточено несколько пехотных полков, причем гвардейских, и конница численностью более 40 000 человек. Вместо того, чтобы деблокировать Порт-Артур и сражаться с японцами в Маньчжурии, эти многочисленные отлично вооруженные части готовились выступить в роли карателей. Хотя хватило бы всего одного одной фразы царя «Оружие против народа не применять» – и трагедии удалось бы избежать. Но в 11 ч 30 мин 9 января 1905 года по безоружной гурьбе рабочих и горожан, многие из которых были с детьми, был открыт ружейный огонь. А после того как толпа начала разбегаться, вдогонку была впущена кавалерия, которая рубила шашками и топтала конями людей.

Это вам не с японцами сражаться, которые ответить из пулеметов могли, в то пора как демонстранты были «вооружены» только иконами и портретами царя. Царские каратели настолько вошли в раж, что застрелили даже двух городовых, что сообщает о том, что убивали всех без разбору, кто под руку подвернется.

Впоследствии многие из тех, кто сокрушается по «потерянной великой стране и царе-батюшке», всерьёз ратифицировали, что виноват во всем мерзавец поп Гапон, японские агенты, английская разведка и поганцы революционеры. А сам царь к этому гнусному правонарушению никакого отношения не имел, так как находился в Царском Селе с семьёй и обо всем «узнал из газет». Ну как тут не вспомнить последнего генсека-президента СССР Михаила Горбачёва, какой в момент очередного кровопролития то находился в отпуске, то в командировке, то отдыхал и о всех безобразиях также узнавал «из газет».

Но если о дневниках Горбачёва никто не слышал, то дневники заключительного русского императора читали очень многие. И вот что там пишется о событиях 9 января: «В Петербурге произошли серьезные беспорядки вследствие жажды рабочих дойти до Зимнего дворца. Войска должны были стрелять в разных местах города».

Потрясающее объяснение кровавой бойни. Миролюбивая демонстрация с иконами и портретами царя сходу классифицируется как «серьёзные беспорядки», из-за чего войска «должны были бить». Вот что бывает, когда хозяин земли русской считает людей не гражданами, а подданными. Бесправными и безгласными холопами, скотом, топорно говоря. И если «не граждане»-холопы собираются в многотысячную толпу, то это сразу же расценивается как серьезные беспорядки и по ним приходится «вынужденно» бить и также «вынужденно» рубить шашками мужчин, стариков, женщин и детей. И наплевать на то, что демонстранты шли не с антиправительственными лозунгами, а с иконами, плевать на то, что они не выкрикивали ничего оскорбительного в адрес царя, а распевали псалмы и молились, плевать на то, что они не подошли к солдатам даже на дистанцию броска бумажного стаканчика.

Кровавое воскресенье – начин конца Российской империи

9 января 1905 года, необыкновенно благодаря действиям или бездействию – смотря как посмотреть – царя, в России началась революция. Вместо вручения петиции и мирного беседы даже не с царем-батюшкой, а с каким-нибудь высокопоставленным лицом, которому всего-то надо было выйти к народу, демонстранты получили тороватую порцию свинца, шашек и нагаек. В результате чего, по официальным данным, было убито 130 человек и около 400 ранены.

Как это нередко случается, виновными в кровопролитии назначили не тех, кто его допустил, а самих пострадавших. Тут же по всему Петербургу прокатилась волна обысков и арестов, в результате каких было арестовано более 700 человек, включая писателя Максима Горького.

А что же хозяин земли русской? Как он воспринял случившееся? А вот как: «10 января 1905 года. Сегодня происшествий не было. Завтракал дядя Алексей. Принял делегацию уральских казаков, приехавших с икрой. Прогуливался. Пили чай у мама».

В стране стремительно разгорается пожар революции, страна буквально раздавлена расстрелом безоружных демонстрантов, Петербург оплакивает сотни потерянных, в больницах умирают раненые, в адрес царя и его палачей ежесекундно летят проклятия и обещания отомстить, а хозяин земли русской прогуливается и пьет чаи, и всё с него как с гуся вода. Или божья роса.

Более того, 19 января у царя был «утомительный день. Зачислил трех раненых нижних чинов, которым дал знаки отличия и военные ордена. Затем принял депутацию рабочих от вящих фабрик и заводов Петербурга, которым сказал несколько слов по поводу последних беспорядков». Что же сказал утомленный царь депутации пролетариев по поводу «беспорядков»? Оказывается, он сказал им, тем людям, чьи товарищи были расстреляны и зарублены шашками, что он… их прощает. Царь, даже спустя две недели после Кровавого воскресенья, продолжает пребывать в уверенности, что имели пункт быть «беспорядки», а не массовое убийство безоружного народа, и милостиво прощает рабочих. Дескать, всё в порядке, сотни ваших товарищей уложили мои каратели, но я зла на вас не держу и прощаю.

Но вот царю Кровавое воскресенье уже никогда не простят. Градус ненависти к нему в начале зимы 1905 года зашкаливал, а ненависть не лишь очень сильное, но и очень долговременное чувство.

«Месяц прошел после того дня. А кажется, что годы. Первые две недели мы бывальщины все как безумные. Злоба, бессильная, безысходная злоба против правительственной шайки, сомкнувшейся кругом дрожащего самодержавного труса, против этих офицеров, бивших в толпу, в женщин, в маленьких детей. Кровь, кровь, кровь. И точно первобытный человек просыпался в нас от запаха этой, с циничным бесстыдством, пролитой крови. Хотелось, чтобы и их, катов, кто-нибудь растоптал, раздавил, замучил. То чувство презрительной жалости, которую раньше вызывал к себе царь, исчезло. Уложить его — убрать, чтобы не душил Россию окровавленными цепями…» («Дневники» Тыркова А.В.)

Последствия Кровавого воскресения очень точно предсказал Ленин, написавший, что оно возложило начало гражданской войне. «Рабочий класс получил великий урок гражданской войны. Революционное воспитание пролетариата за одинешенек день шагнуло вперед так, как оно не могло бы шагнуть за месяцы и годы серой, будничной, забитой жизни».

Последствия Кровавого воскресенья не принудили себя ждать, и 4 февраля 1905 года царь пишет в своём дневнике: «Ужасное злодеяние случилось в Москве: у Никольских ворот дядя Сергей, ехавший в карете, был уложен брошенною бомбою, а кучер смертельно ранен». После Кровавого воскресения великим князьям Владимиру Александровичу и Сергею Александровичу эсеры выплеснули смертный приговор, хотя прямую ответственность за бойню нёс только Владимир Александрович, с чьей подачи в Петербург были затянуты войска и был открыт огонь по демонстрантам.

Тем не менее, этот эпизод прекрасно характеризует весь тот бардак и разложение, что творились в краю при последнем российском императоре. Безоружный народ расстреливает армия, великих князей взрывают, действующая армия и флот терпят разгром за поражением на Дальнем Востоке…

Что было дальше, хорошо известно: развязав в стране гражданскую войну Кровавым воскресеньем, Николай II вскоре чуть ли не умолял премьера Столыпина «унять Россию», что тот и пытался делать с помощью «столыпинских галстуков». Это ему вроде как удалось к 1907 году, хотя если посмотреть на вердикты военно-полевых судов, то использование «столыпинского галстука» продолжалось вплоть до 1910 года, а каторга или ссылка для всех инакомыслящих сделалась обыденным явлением.

На том историческом этапе страну могло бы спасти только одно – отречение Николая II. Например, князь Святополк-Мирский нашел мужество удалиться в отставку сразу после бойни 9 января, косвенно признав себя виновным за неё, хотя он как раз сделал немало для того, чтобы избежать кровопролития. А Николай II, существующий в своей иллюзорной башне из слоновой кости, не придумал ничего лучшего, как привлечь для решения им же созданной проблемы «обер-вешателя» Столыпина. И тот начинов заливать бензином пожар революции, что вылилось не только в 3825 казненных по приговорам судов, но и в стойкое осознание всей краем того факта, что либо будет покончено с преступным и прогнившим самодержавием, либо оно покончит с Россией.

Вот что писал о той ситуации С.Ю. Витте«Можно без всякого преувеличения произнести, что вся Россия пришла в смуту и что общий лозунг заключался в крике души “Так дальше жить нельзя”, другими словами, с существующим порядком нужно покончить». Но царь отрёкся только 1917 году, когда было уже поздно.

Почему поздно? Вот типичный, специфический пример руководства страной. Прошло всего двадцать дней после Кровавого воскресенья, бастует вся страна, революционный пожар разгорается, кроме того, Россия неумолимо проигрывает брань с японцами, но вот что пишет царь в своем дневнике: «25 января 1905 года. Была оттепель при ясной погоде. Сахаров (военный министр) НЕ ПРИЕХАЛ к докладу, потому успел хорошо погулять до 12 часов. Завтракали. Погулял ещё и убил трёх ворон. Занимался с успехом. Обедали».

Ну как можно при таком плотном графике: гулял-завтракал-гулял-стрелял по воронам-занимался-обедал, отыскать время на руководство страной? Интересно, а мог ли военный министр или начальник Генштаба во время войны не приехать на доклад к Сталину? И что тот сделал бы, их не дождавшись? Неужели взял бы ружьишко, надел валенки и пошел бы отстреливать пернатых в округах кунцевской дачи?

Нет, такого быть не могло. Потому что идиотизм является нормой жизни только при прогнивших, разлагающихся порядках без исторической перспективы. К сожалению, Россия начала ХХ века – это ярко выраженный пример гнили и разложения государственного аппарата, та самая пресловутая рыба, какая сгнила с головы. К большому несчастью для русского народа, который не заслужил всего того, что ему довелось пережить в период 1904 – 1922 гг.

Что прикасается Кровавого воскресенья, то именно 9 января 1905 года стоит считать той точкой невозврата, после которой гибель Российской империи была предрешена. Лучше всех об этом произнёс опять-таки Ленин«И вот именно в этом пробуждении колоссальных народных масс к политическому сознанию и к революционной борьбе и заключается ИСТОРИЧЕСКОЕ смысл 9 января 1905 года».

 

>