На переднем кромке медицины
Как уже говорилось ранее, главным поражающим фактором на полях Отечественной войны было огнестрельное оружие. Так, в Бородинском сражении часть таких раненых в госпиталях составляла порядка 93%, из которых с пулевыми ранами было от 78% до 84%, остальные бывальщины поражены артиллерией. Можно также предположить, что ранения от сабель, палашей и пик были гораздо смертоноснее, и несчастных просто не успевали привезти до пунктов перевязки и госпиталей. Как бы то ни было, полевым врачам приходилось иметь дело преимущественно с огнестрельными ранениями. Для этого на созданном Яковом Виллие в 1796 году инструментальном заводе изготавливали военно-медицинские комплекты – корпусный, полковой и батальонный. Самым простым, естественно, был батальонный, в который входили всего 9 приспособлений для резекции и ампутации. В полковом комплекте было уже 24 медицинских инструмента, позволяющих, помимо прочего, проводить соединения и разъединения тканей. Корпусный медицинский комплект состоял из 106 (по другим данным, 140) приспособлений, с помощью которых уже можно было оперировать тяжелые черепно-мозговые ранения.
С чего же начинал труд с пациентом лекарь в военно-временном госпитале? Прежде всего определялась глубина пулевого ранения и наличие в ней инородных тел. Хирург при нужды вынимал осколок или пулю пальцами, щипцами, лопаткой и другими подходящими приспособлениями.
В исторической литературе остались воспоминания офицера русской армии, иллюстрирующие будни лазарета:
«Раздвинули толпу, и меня мои провожатые представили врачу, который с засученными по локоть рукавами стоял у доски, обагренной кровью… На спрос лекаря, где моя рана, я показал, и сподвижники его, фельдшера, посадив на доску меня, чтобы не беспокоить раненой ноги, размахнули ножом рейтузы и сапог и, оголив мою ногу, пробовали рану, говоря доктору, что рана моя странная: отверстие одно, а пули не ощупали. Я просил самого доктора внимательнее осмотреть и разъяснить мне откровенно, останусь ли я с моей ногою или должен с нею проститься. Он также зондом пробовал и сказал: «Что-то задевает», и просил дозволения изведать; пальцем он всунул в рану, боль была нестерпимая, но я мужался, не показав при всем этом ни малейшей слабости. Обшарив, лекарь, по кости моей произнёс, что пуля ущемлена в кости, и вынуть оттуда трудно, и нелегко переносить операцию, «но уверяю вас благородным словом, возразил доктор, что рана неопасна, ибо кость не перешиблена; позвольте, я сам вам перевяжу рану, и вы можете отправиться куда угодно». Не прошло минуты, рана перевязана, причем объявил мне доктор, что до 3 суток не касаться моей раны и перевязки».
Полевой или батальонный хирургический комплект
Кровотечения, которые были неизбежны при ранениях на поле боя, купировались перетягиванием жгутами, укладкой снега или льда («унимание стужей»), а также тампонацией, к образцу, жеваной бумагой. Могли при необходимости прижечь раскаленной сталью, нередко в этой роли выступал клинок подходящей сабли или палаша. В те поры уже были знакомы со способами перевязки крупных кровоточащих артерий и, если позволяло время и присутствовал опытный врач, то такая филигранная операция проводилась с использованием артериального крючка. Для промывания раны применяли алое вино или чистую прохладную воду, в которую часто добавляли соль с известью. Далее следовало высушивание и тугая перевязка раны. Порой зияющие раны скрепляли пластырем или просто зашивали. Солдат перевязывали подручными материалами, а для генералов и офицеров использовали батистовые платы. Как уже говорилось ранее, основной опасностью ранений, особенно огнестрельных, было развитие «антонова огня», или анаэробной инфекции. Бились с этим «не иначе, как чрез нагноение», которое регулярно освобождали от гноя или «испражняли». В некоторых случаях мелкие осколки и пули специально не вынимали из неглубоких ран, а ожидали, пока инородное тело не выйдет вместе с гноем. «Испражняли» рану, выпуская кровь из близлежащих вен, а также рассекая ланцетами кожу кругом раневых «губ». В некоторых случаях положительную роль играли личинки мух, которые нередко от антисанитарии заводились в гноящихся ранах – под наблюдением докторов насекомые очищали раны и ускоряли заживление. Не забывали русские лекари и про пиявок – их прикладывали к воспаленным тканям для удаления «нехороший» крови. Все хирургические процедуры, как можно понять из описания, были крайне болезненными для раненых. Стараясь избегать смерти от «нервозного потрясения» (болевого шока), врачи в самые критические моменты обезболивали солдат обычной водкой, а офицерам для этой мишени полагались уже опий и “сонные зелья”. В первую очередь такая нехитрая анестезия применялась при ампутациях конечностей. В русской армии лишением людей рук и ног не злоупотребляли, как во французских армиях, где практиковалось предохранительная ампутация, но часто без нее обойтись было нельзя. Смертность после таких операций была достаточно росла, а наибольшие сложности у врачей вызвали высокие травматические ампутации бедра и плеча от пушечного ядра или сабли. В таких случаях доводилось полностью удалять остатки конечности, что чаще всего приводило к смерти несчастного.
Инструменты для ампутации
При ампутации мягкие материалы рассекались ланцетами и ампутационными ножами, а кости перепиливались специальными пилами. Настоящим бедствием при тяжелых пулевых ранениях становилось инфекционное воспаление костной материалы (остеомиелит, или «костоед», который однозначно становился диагнозом к ампутации конечности).
В воспоминаниях участников событий Отечественной войны кушать такие холодящие кровь строки:
«Резатели обмыли рану, из которой клочьями висело мясо и виден был острый кус кости. Оператор вынул из ящика кривой нож, засучил рукава по локоть, потом тихонько приблизился к поврежденной руке, подхватил ее и так ловко повернул ножом выше клочьев, что они мигом отпали. Тутолмин вскрикнул и стал охать, хирурги заговорили, чтобы гулом своим заглушить его, и с крючками в руках бросились ловить жилки из свежего мяса руки; они их вытянули и держали, между тем оператор сделался пилить кость. Это причиняло, видно, ужасную боль. Тутолмин, вздрагивая, стонал и, терпя мучение, казался изнеможенным до обморока; его нередко вспрыскивали холодною водою и давали ему нюхать спирт. Отпиливши кость, они подобрали жилки в один узелок и затянули отхваченное место натуральною кожею, которая для этого была оставлена и отворочена; потом зашили ее шелком, приложили компресс, увязали длань бинтами – и тем кончилась операция».
Важное значение в терапии играли лекарственные средства, которые в те времена не отличались разнообразием. Русские доктора использовали камфору и ртуть, тщетно надеясь на их мнимое противовоспалительное и успокаивающее действие. Для лечения нарывов применяли «шпанскую мушку», раны заживляли оливковым и подсолнечным маслом, уксусом останавливали кровотечения, а опий, помимо его анестетического эффекта, использовался для замедления перистальтики кишечника, что помогало при ранениях брюшной полости.
Лучшие в своем деле
Хирург военно-полевого лазарета начала XIX века должен был уметь проводить шесть видов операций: соединения, разъединения, извлечение инородных тел, ампутацию, дополнение и выправление. В наставлениях требовалось при первой перевязке раны коротает её расширение «для того, дабы переменить свойство оной и дать ей вид свежей и кровавой раны».
Особый акцент был на расширении ран конечностей в районах с большой мышечной массой:
«Раны членов, из многих мускулов состоящих и крепкою сухожильною перепонкою облеченной, непременно должны быть расширены, что разумеется о пострелинах ляжки, икры и плеча. Разрезы вовсе не необходимы и бесполезны в местах, по большей части из костей состоящих и в коих весьма мало имеется мышечного существа. Под сими пунктами разуметь должно голову, грудь, руку (исключая ладонь), ногу, нижнюю часть икры и сочленные составы».
Историк медицины доктор наук, профессор С. П. Глянцев в своих публикациях приводит образец лечение травматических аневризм (полостей) крупных кровеносных сосудов. Раненым прописывали
«отвращение всякого сильного движения сердца и крайнее покой души и тела: прохладную атмосферу и диэту, умаление количеств крови (кровопускание), утоляющие (замедляющие) движение сердца селитру, дигиталис, ландыш, минеральную воду, наружное употребление стужи, стягивающие средства и легкой прижимности как всего члена, так особливо основного ствола артерии».
Контузии в русских госпиталях лечили просто покоем и наблюдением за больным, ожоги обильно смазывали сметаной, медом, маслом и салом (что часто вызывало осложнения), отморожения лечили ледяной водой или снегом. Однако подобное «согревание» отмороженной конечности приводило нередко к гангрене со всеми вытекающими последствиями.
При всей эффективности работы военно-полевой медицины русской армии существовал один положительный недостаток, выразившийся в устаревшем на то время лечении переломов. На войне для иммобилизации конечностей применяли лубки или «аппараты к перевязки переломов», в то пора как врач из Витебска Карл Иванович Гибенталь предлагал использовать гипсовые повязки. Но отрицательная рецензия профессора Санкт-Петербургской медико-хирургической академии И. Ф. Буша выключила использования гипса для иммобилизации переломов. В практику русских военно-полевых врачей гипсование переломов пришло только в эпоху легендарного Николая Ивановича Пирогова.
Немаловажным фактором, какой влиял на эффективность медицинской службы русской армии, был хронический некомплект личного состава – в войне участвовало всего 850 докторов. То есть на одного врача приходилось сразу 702 солдата и офицера. К сожалению, нарастить численность армии в то время России было несложнее, чем снабдить необходимым количеством врачей. При этом русским военным лекарям удалось совершать немыслимые подвиги – смертность в лазаретах составляла мизерные для того времени 7-17%.
Важно отметить, что сберегательная тактика лечения ранений конечностей положительно сказалась на судьбине ветеранов войны 1812 года. Многие тяжелораненые солдаты продолжали службу в течение пяти-шести лет после окончания брани. Так, в списке солдат лейб-гвардии Литовского полка, датированным 1818 годом, можно найти такие строки:
«Рядовой Семен Шевчук, 35 лет, ранен в правую ногу ниже колена с повреждением костей и жил, отчего тоще владеет оною; также ранен в колено левой ноги. В гвардейский служащий инвалид.
Рядовой Семен Андреев, лет от роду 34. Ранен в ляжка левой ноги навылет с повреждением жил, отчего худо владеет оною. В гвардейский гарнизон.
Рядовой Дементий Клумба, 35 лет. Ранен в правую длань у плеча, а также в левую ногу, отчего худо владеет как рукою, так и ногой. В гвардейский гарнизон.
Рядовой Федор Моисеев, 39 лет. Ранен в левую длань с раздроблением костей, отчего худо владеет оною; также и в правой от нарыва повреждены жилы, отчего сведен указательный перст. В гвардейский служащий инвалид.
Рядовой Василий Логинов, 50 лет. Ранен картечью в плюсну левой ноги с раздроблением костей. В гвардейский служащий инвалид.
Рядовой Франц Рябчик, 51 год. Ранен пулею в правую ногу ниже колена и в левую ногу в ляжка с повреждением костей. В гарнизон».
Героев войны с достаточно тяжелыми ранениями демобилизовали только в 1818 году. Во Франции же в это пора торжествовала тактика предупредительной ампутации, и солдаты с подобными ранениями гарантированно оставались без фрагментов рук и ног. В русских госпиталях инвалидность пациентов при выписке не превышала обыкновенно 3%. Стоит помнить, что работать военным врачам пришлось в эпоху, где не существовало эффективной анестезии, а об асептике с антисептикой вообще не думали.
Император Александр I в своем Манифесте от 6 ноября 1819 года отметил исключительную важность русской военной медицины на поле ругани, чем выразил признательность врачам от современников и потомков:
«Военные врачи разделяли на поле сражения наравне с военными чинами труды и опасности, явив достойный образец усердия и искусства в исполнении своих обязанностей и стяжали справедливую признательность от соотечественников и уважение от всех образованных наших союзников».
