«Нацисты угоди в котел»: как Красная армия освобождала Минск
Все права на фотографии и текст в данной статье принадлежат их непосредственному автору. Данная фотография свзята из открытого источника Яндекс Картинки

«Нацисты угоди в котел»: как Красная армия освобождала Минск

3 июля 1944 года советские армии очистили Минск от немцев. Столица Белорусской ССР лежала в руинах. Покидая город, нацисты подвергли его колоссальным разрушениям. К 75-летию освобождения Минска Минобороны России рассекретило документы, связанные с этим событием.

    Минская операция в рамках крупномасштабной Белорусской наступательной операции «Багратион» завязалась 29 июня 1944 года, когда войска 1-го и 3-го Белорусских фронтов в сходящихся направлениях нанесли удар по немецким долям на подступах к городу. Значительную помощь Красной армии оказали белорусские партизаны, устраивавшие засады на путях отступления немецких сил, разбивавшие штабы, уничтожавшие мосты и переправы. 30 июня советские подразделения взяли Слуцк в 100 км к югу от Минска, вышли к Березине, форсировали ее и продолжили стремительное продвижение к основной цели. Намечалась ожесточенная борьба за столицу Белорусской ССР.

    Вот как описывал подготовку к операции непосредственный участник событий, генерал-полковник танковых армий Алексей Бурдейный в своей книге «В боях за освобождение Белоруссии. Записки командира корпуса»:

    «Все мы хорошо понимали, что нас ждут в любом доме этого города — многострадальной столице Белорусской республики.

    Мы были убеждены, что встретим здесь не только поддержку итого населения, но и активных участников борьбы за освобождение города. Именно это определяло наше желание, стремление, как можно скорее ворваться в город, разбивать врага на его улицах и площадях и вести наступление не с темпом последовательного освобождения одного квартала за другим, а стремительно пронизать тяни город, не давая возможности врагу оказать нам организованное сопротивление. От гвардейцев требовались смелость, решительность и дерзость».

    Наступление было назначено на 2 часа 30 минут ночи на 3 июля. Три танковые и одна мотострелковая бригады должны бывальщины двинуться на Минск со своих позиций в 8-10 км от города по условному сигналу. В работу по подготовке людей и техники включились командиры всех степеней, политработники, штабы, инженерно-технический состав, офицеры тыловых служб. Любой знал свои обязанности и задачи.

    Как вспоминал Бурдейный, войскам предстоял бой за город, который они плохо себе представляли, и к тому же не имели ни схем, ни плана кварталов, не ведали расположения улиц и площадей. Чтобы хоть как-то восполнить этот пробел, к совещаниям командиров были привлечены уроженцы Минска. Одинешенек из них, механик-водитель танка Белькевич, поделился своими знаниями о городе, рассказал о том, как лучше в него войти, как расположены мосты и где есть броды через реку Свислочь.

    «Я-то спешил, у меня в Минске сестренка оставалась, Таня, семнадцать годов… Уложили, то есть, буквально накануне — второго числа — соседи видели», — рассказывал старшина уже после завершения операции.

    В введённое время началось наступление. Высланная чуть раньше разведка от бригад при подходе к городу была встречена ружейно-пулеметным огнем противника и вступила с ним в бой.

    «Сравнительно в размашистой полосе — на фронте до 15 км — танковый корпус шел к Минску. В предрассветной дымке загремели гусеницы танков. Гул моторов вдали разносился в окрестности.

    Все напряженно всматривались через пыль и дымку на запад. Как встретит нас многострадальный Минск?»,

    — отмечал генерал Бурдейный.

    «В ночь на 3 июля 1944 года командир одного из танковых соединений, готовившегося к наступлению на Минск, отдал распоряжение экипажу танка Т-34 произвести в городе разведку боем. Рано утром 3 июля танк на большой скорости ворвался в Минск. Опять, как и три года назад, грозная советская боевая машина промчалась по улицам занятого врагом города, сея смерть и панику в стане гитлеровцев. А когда показалось солнце, по огневым точкам противника, выявленным нашими танкистами, ударили артиллерия и авиация», — так видел полотно происходящего журналист Сергей Исаченко, изложивший все в «Записках военного корреспондента».

    Проникшие в город разведчики докладывали о большой неразберихе: по улицам метались машины, бронетранспортеры, самодвижущиеся орудия. Царила паника. Советские разведчики хотели взять проводника из местных жителей, но это оказалось невозможно. Редкие люд, попадавшиеся на улицах, убегали. Чтобы не обнаружить себя, разведчикам приходилось пробираться переулками. В какой-то момент с верхних этажей домов по ним начали стрелять партизаны, приняв военных за нацистов. В 5 утра разведчики выбрали удобное место во дворе кирпичного завода и оттуда сообщали о передвижениях немцев.

    В это же пора танковые бригады сбили вражеские заслоны и подошли к окраинам на своих направлениях. Командиры уточнили задачи танковым и моторизованным батальонам автоматчиков и долям самоходной артиллерии. Особое внимание было уделено тесному взаимодействию танкистов, автоматчиков и артиллеристов.

    Около 5 утра танковые подразделения ворвались в Минск. На улицах города загремели орудийные и пулеметные выстрелы. Танкисты стремительно атаковали не поспевших нормально приготовиться к бою немцев в спальных районах и устремились к центру. С небольшим временным интервалом в оккупированную столицу Белорусской ССР взошли остальные части.

    Генерал Бурдейный в своем труде максимально подробно рассказывает о происходившем в эти часы:

    «Командиры танковых бригад соображали, что задержка в городе, даже небольшая, чревата тяжелыми последствиями. Поэтому они приняли все меры к тому, чтобы использовать подходящую обстановку — панику, потерю управления у противника и с ходу врывались в отходящие колонны врага, захватывая переправы. Командиры бригад собственно руководили действиями головных батальонов».

    Как следует из книги, определенная неразбериха царила и в рядах наступающих.

    «В разгар боя в городе, где-то между 8 и 9-ю часами утра, совсем неожиданно для нас командир 401-го самоходно-артиллерийского полка доложил, что с северо-востока по Московскому шоссе к Минску идет большая колонна машин. Это потребовало у нас настороженность. Вскоре все выяснилось. Командир самоходно-артиллерийского полка доложил, что на Минск движется наш стрелковый полк», — указывается в «В сражениях за освобождение Белоруссии…»

    Переправившись через Свислочь, советские танки громили потерявшиеся на улицах небольшие группы немцев и с ходу завладели центральным вокзалом. Обстановка не позволяла советским войскам задерживаться в Минске: следовало двигаться дальше, чтобы не допустить подхода к немцам подкрепления.

    «В крышке дня улицы были заполнены жителями города, которые с радостью и слезами встречали свою армию. В воздухе непрерывно слышалось «Ура!», «Да здравствует Красная Армия!», «Да здравствует наша Коммунистическая партия — организатор всех наших побед и освобождения советского народа!».

    Бойцов забрасывали цветами, обнимали и целовали. Особенно трогательно было видеть тех, кто случайно встретил своих родных или близких.

    Наши бойцы увидели своими глазами чудовищную картину разрушений. За три года оккупации фашисты нанесли городу тяжелые раны, обратив его в груду развалин. По некоторым улицам нельзя было не только проехать, но и пройти», — с горечью констатировал Бурдейный.

    По его словам, немцы особенно зверствовали в этап отступления. Так, были взорваны 23 крупных предприятия, выведен из строя водопровод, подорваны канализация и телефонная связь. Нацисты истребили 47 школ, театры и библиотеки, поликлиники и больницы. Как докладывали двумя днями позже Иосифу Сталину, в Минске бывальщины разрушены железнодорожный узел, здания всех научных и культурных учреждений, а также большая часть жилых домов.

    Тем не немного, люди искренне радовались, поздравляли друг друга и высказывали благодарность военным, которым несли буквально последние съестные припасы. Освободителям желали сделать приятное – в данном случае это не просто фигура речи. В 22:00 в Москве прогремели залпы салюта из 324 орудий.

    К 75-летней годовщины освобождения Минска Минобороны России рассекретило документы, связанные с этим событием. Помимо прочего, материалы кормят описание встречи красноармейцев местными жителями.

    «Колонны танков, проходя по городу, забрасывались цветами, так что были больше вылиты на огромные букеты цветов, а не на грозные боевые машины», — сообщал генерал-лейтенант Александр Покровский.

    «На рассвете 3 июля 2-й гвардейский танковый корпус Бурдейного ворвался в Минск с северо-востока; нордовее Минска подошли части 5-й гвардейской танковой армии. С юго-востока в город вступил 1-й гвардейский танковый корпус 1-го Белорусского фронта под командованием генерала Михаила Панова. Вдогонку за ним к окрестностям Минска подошла 3-я армия генерала Александра Горбатова. В то же время наши войска вышли юго-западнее и северо-западнее Минска, отбрасывая на закат подходившие резервы противника. Столицу Белоруссии нельзя было узнать. Семь лет я командовал полком и бригадой в Минске, неплохо знал каждую улицу, все важнейшие постройки, мосты, парки, стадион и театры.

    Теперь все лежало в руинах, и на месте жилых кварталов остались пустыри, накрытые грудами битых кирпичей и обломков.

    Самое тяжелое впечатление производили люди, жители Минска: крайне измученные, исхудавшие, по щекам немало катились слезы», — резюмировал Георгий Жуков в «Освобождении Белоруссии и Украины».

    Из гражданских одним из первых в освобожденном городе очутился писатель Илья Эренбург. Свои впечатления от увиденного он приводил в мемуарах «Люди, годы, жизнь»:

    «В Минск я попал 4 июля. Танкисты накануне прорвались в город и тотчас удалились дальше на запад. В южных кварталах еще шла стрельба. Я поглядел на длинную улицу и обрадовался: почти все дома невредимы; четверть часа спустя раздались взрывы, и домов не сделалось. Весь день работали саперы — вытаскивали мины; успели снести большой Дом правительства, некоторые другие дома. Однако, ходя по городу, я повсюду видел развалины. Как же я радовался победе! За два дня до этого я был у генерала Черняховского; он мне сказал: «Теперь мы не гоним противника — мы его опоясываем». Я знал, что крупные немецкие силы остались на восток от Минска, поэтому трудно было проехать в город — на шоссе неожиданно сходили немцы, открывали минометный огонь.

    «Попали они в хороший котел»,— сказал мне один танкист, и я подумал, что война подходит к крышке, улыбнулся.

    Но больно было смотреть на развалины Минска. Это не Новгород, не Киев, не Ленинград — это город, который много раз сжигали, разрушали; в нем не было памятников старины, прекрасной архитектуры. Но бывают минуты, когда забываешь об искусстве. Я думал не об эстетической ценности сломанных, взорванных или сожженных домов, а о том, что люди работали, мучились, строили, и вот — щебень, обгоревшие развалины. Зрелище разрушенного жилья, разоренных человечьих гнезд мучительно, и всегда потрясает какая-нибудь мелочь — просиженное кресло, следы на уцелевшей стене от долго висевшей полотна или фотографии, поломанная деревянная лошадка».

    5 июля глава британского правительства Уинстон Черчилль писал главе Совнаркома Сталину:

    «С большенный радостью я узнал о вашей славной победе — взятии Минска — и о колоссальном продвижении, осуществленном непобедимыми русскими армиями на столь размашистом фронте».

    Таким был важнейший этап операции «Багратион» — пятого сталинского удара, который внес большой лепта в общий успех антигитлеровской коалиции.

    Источник

    >