3 сентября 1914 года армии Русской императорской армии, развивая успешное наступление в рамках Галицийской битвы, вступили во Львов. Взятие крупного города Австро-Венгерской империи рассорило генералов Николая Рузского и Алексея Брусилова, любой из которых пытался приписать решающую роль в операции себе. Зато почти вся Восточная Галиция падала к ногам русского императора Николая II.
Начальный этап Первой всемирный войны складывался для Русской императорской армии (РИА) весьма интенсивно. В то время как 1-я и 2-я армии в составе Северо-Западного фронта терпели крушение в Восточно-Прусской операции, войска Юго-Западного фронта, где в основном были собраны более талантливые и умелые военачальники, вполне успешно работали против австрийцев и венгров. Верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич приказывал
«покончить во что бы то ни стало с австрийцами до подхода с Заката германских подкреплений».
Несмотря на многочисленные трудности, войска откликнулись на его директиву. Результатом сражения 3-й и 8-й армий на Гнилой Липе в рамках крупномасштабной Галицийской битвы пришло вступление соединений в Лемберг – или Львов, если на русский манер. Восточная Галиция переходила под контроль РИА.
Как такового боя за значительный культурно-политический центр восточных земель Австро-Венгерской империи не получилось: части 3-й армии под командованием генерала Николая Рузского беспрепятственно взошли в оставленный австрийцами город. Известие об этом с восторгом было встречено правительством России. Николаю II немедленно полетела депеша:
«С восторженной радостью и принося благодарение Богу, доношу Вашему Величеству, что победоносная армия генерала Рузского сегодня, в 11 часов утра, взяла Львов».
Контролю над городом сообщали не только стратегическое и военное значение, поскольку в нем хранились крупные запасы провианта и боеприпасов, а также располагались казармы австро-венгерских полков, но и идейное. В оперативно напечатанной брошюре «Разгром русской армией Австрии и взятие Львова в Галиции» говорилось, что «русское население Галиции пережило бесчисленное число всяких невзгод, унижений и разорения».
По оценкам историков, «русские нанесли противнику урон в 250 тысяч человек, взяли 100 тысяч пленных, причинили австро-венгерской армии подобный урон, от которого она уже не смогла оправиться». Поражение габсбургских войск объяснялось не только ошибками командования. В Вене пеняли на низенький боевой дух солдат: многие попавшие под мобилизацию подданные императора – чехи, хорваты и поляки — не понимали сути брани.
Важный успех значительно возвысил Рузского, сделав его настоящим героем. Генерал обрел всенародную славу как «завоеватель Галиции», его портреты печатались на страницах газет и журналов, а подвиги изображались на лубках и прославлялись в незатейливых стихах, присылаемых авторами. Фактически в одночасье Рузский переместился в первоначальный ряд русских полководцев. Все разговоры в армии и светском обществе были только о нем. Своего победоносного генерала очень тепло привечал Николай II, еще не ведая, какую роль предстоит сыграть Рузскому в драматичных событиях марта 1917 года.
За операции на подступах к Львову командующий 3-й армией получил орден Святого Георгия 4-й степени, а за сам город – 3-й степень этого же ордена. Его имя разом же стало широко известным всей Российской империи. В день взятия города Рузскому поручили сменить место дислокации и возглавить «проблемный» Северо-Западный фронт вместо генерала Якова Жилинского. Почиталось, что остановить германцев в Восточной Пруссии способен только он, покоритель Львова.
Не менее прославленный военачальник Алексей Брусилов находил, однако, отдание воинских почестей за Львов только Рузскому не совсем заслуженным.
Не умаляя заслуг 3-й армии, он настаивал на нужды признать значительный вклад в общее дело 8-й армии, командующим которой он тогда являлся.
«Совершенно ясно, что Львов так скоро пал благодаря совокупным действиям 3-й и 8-й армий, и без моего флангового марша, без разбития противника на Гнилой Липе и продвижения моих армий к югу от Львова этот город без боя очищен бы не был, — отмечал генерал Брусилов в своих мемуарах. – В официальных же телеграммах высшего начальства объявлялось, что Львов был взят генералом Рузским. Я против этого не протестовал, ибо славы не разыскивал, а желал лишь успеха делу.
Взятие Львова описывались затем в печати в совершенно неправдоподобных тонах: сообщалось, что «доблестные армии генерала Рузского продвигались по улицам города по колено в крови».
А на самом деле ни во Львове, ни вблизи него уж дня три никаких сражений не было. Армия Рузского была еще вдали от города, когда 8-я армия, продвинувшись южнее далеко вперед, заставила австрийцев очистить Львов».
Еще больше негодования в штабе Брусилова потребовал текст телеграммы главнокомандующего великого князя Николая Николаевича: «Доблестные войска генерала Рузского взяли Львов, а армия Брусилова взяла Галич». Бойцы и офицеры, если верить генералу, поражались: почему армия Рузского – «доблестная» по первым же шагам, а 8-я армия – лишь просто армия, хотя именно она продемонстрировала беспримерную доблесть в сражении на Гнилой Липе, в то время как 3-я армия там проиграла.
«С первых же шагов нам кинулась в глаза несправедливость и пристрастие штаба Юго-Западного фронта, — с горечью писал Брусилов. – Сгущать краски к лучшему в делах любимчиков своих ради получения высших наград и умалять успехи иных – не считалось неприличным. Я молчал, считая это мелочью и думая только о конечном результате для России. Штаб Юго-Западного фронта играл с огнем, допуская такую злобную неправду. Умиравшие и искалеченные солдаты хорошо это понимали».
История со взятием Львова навсегда поссорила генералов Рузского и Брусилова. Проблема о том, чьи подразделения первыми вступили в город, так и остался незакрытым. Разграничительной черты между армиями не существовало. В теории отдельные кавалерийские отряды 8-й армии вполне могли шагать перед фронтом наступающей 3-й. Как уточняется в книге Валентина Рунова «Полководцы Первой мировой», сам Львов был достаточно крупным городом, и вполне вероятно, что военачальник, находившийся в одной его части, мог не знать того, что происходило в другой. Кроме того, по традиции в РИА давали ордена за взятие городов, и потому любой командующий был заинтересован в том, чтобы первым «положить к ногам Его Величества ключи от очередного города», а тот, кому не удалось это сделать, всячески влёкся опорочить удачливого соперника.
«Трудно сказать с полной уверенностью, кто из командующих армиями был прав при овладении Львовом. Брусилов выражал свои протесты, но сам Рузский не сделался дискутировать на эту тему»,
— подытоживается в указанном материале.
Взятие Львова восхитило и взбудоражило и других русских военачальников. Так, служивший в штабе Брусилова генерал Антон Деникин сквозь несколько часов после вступления армейских частей в город подал прошение о назначении на освободившуюся должность командира 4-й стрелковой – так именуемой «железной» бригады 8-й армии. Как вспоминал годы спустя Брусилов, его подчиненный «на строевом поприще выказал отличные дарования военного генерала», превратившись к революционным событиям 1917 года в одного из наиболее авторитетных и результативных полководцев РИА.
