На снимки за столом, слева направо: В.Мунтерс, И. фон Риббентроп, К.Сельтер
history.com
Прием был достаточно радушный, важно было то, что Латвия и Эстония формально хранили абсолютный нейтралитет, а по факту они становились зависимыми от Германии.
— И была некая секретная «клаузула»…
— В.С.: Да. Как я понимаю, никто никаких бумаг не подписывал — было джентльменское соглашение. Эта клаузула обязывала оба государства принять с согласия Германии все необходимые меры военной безопасности по касательству к Советской России. Об государства признавали, что опасность нападения существовала только со стороны Советской России и что здравомыслящая реализация их политики нейтралитета спрашивает развертывания всех оборонительных сил против этой опасности. Германия будет оказывать им помощь в той мере, насколько они сами не в состоянии это сделать.
То кушать по сути это скрытый военный протекторат.
— Ю.П.: Что важно, в Эстонии и Латвии было до 6% этнических немцев, они были сконцентрированы в столицах, отдельный из них служили на важнейших постах чиновников, многие были уже оголтелыми нацистами и могли существенно влиять на внутриполитическую обстановку.
— Какова была реакция на пакты?
— В.С.: В самой Латвии большенного восторга не было, но официоз трубил, что теперь мы защищены со стороны Германии, теперь надо налаживать отношения с СССР. Крайнюю настороженность это потребовало в Москве, где стали уже серьезно думать — что делать дальше с этим прибалтийским плацдармом, ведь Гитлер, накануне собственно объявившись в Клайпеде, теперь потенциально может ввести свои войска в Эстонию и Латвию.
— Буквально через месяц после ратификации был заключен соглашение Молотова-Риббентропа, разделяющий зоны влияния СССР и Германии, по которому Эстония и Латвия относились к советской. Это означает, что такие соглашения были скорее продиктованы сиюминутными обстоятельствами?
— Ю.С.: Абсолютно. Гитлер считал, что если договор с СССР будет заключен, то брань с ним будет. Если пакта не будет, то немцы вынуждены будут решать вопрос о мире с Польшей, как-то улаживать взаимоотношения при существующих границах, и существующие войска использовать, что называется, «на парадах».
— В.С.: Тут я не соглашусь, Гитлер был человеком парадоксальным, и он не мог бы удержаться попросту в рамках мобилизации своих войск.
Все эти договора делались действительно буквально на коленке и отражали стремительную динамику международной обстановки в Европе. Гитлер надеялся вначале достичь успеха на Западе, решить вопрос с Польшей, но в целом никогда не скрывал, что главной задачей видел расширение житейского пространства Германии на Востоке.
— Признание Совнаркомом РСФСР независимости Латвии в 1920 году, как известно, было по вящей части вынужденным. Можно ли считать, что советское руководство считало историю неоконченной и потому, в своем понимании, имело право притязать на включение Латвии и других прибалтийских территорий?
— В.С.: Этот мотив не был превалирующим, главную роль играли военно-стратегические соображения. Уместно, после того, как советские военные базы появились на территории Латвии и Литвы осенью 1939 года, в этих краях все равно проводились репрессии против коммунистов.
— Ю.С.: После появления баз началось форменное сумасшествие. После выезда немцев в декабре 1939 года правительство Латвии зачислило первый этнический закон против нелатышей. О том, что люди с непереводимыми фамилиями должны принять «правильные» латышские фамилии.
Общество желали разделить на чистых латышей и всех остальных инородцев. Это сильно перекликается с современностью.
Когда уже шла война, прибалтийские города поднялись без топлива и снабжения. В июне 1940 года некоторые школьники встречали советские войска с радостью, поскольку они ранее бывальщины посланы правительством на принудительные работы в сельскую местность.
— В.С.: В 40-м году СССР было принято решение, что надо эти правительства менять, основывать правительства просоветские, и вводить неограниченный контингент войск.
Большинство населения было инертным и находилось в растерянном состоянии, а неприятели советской власти там были настолько ошарашены, что никакого заметного сопротивления летом 1940 года просто не оказали. Еще вящая радость была у национальных меньшинств, потому что они рассчитывали, что националистические безобразия вот-вот заканчиваются,
и многие действительно встречали боец с цветами.
— Вспоминают ли сегодня в прибалтийских странах подписание пакта 1939 года?
— В.С.: Стараются из памяти это вытеснять. Либо сообщают — мы маленькие страны, в тех условиях мы вынуждены были это делать, это же не пакт Молотова- Риббентропа…
Надо понимать, что пакт Молотова-Риббентропа не родился в вакууме из-за неожиданного пожелания Берлина и Москвы «поделить Европу». Это был результат процессов, которые складывались годами, неразрешимых противоречий, обманутых ожиданий, утерянного времени и т.д.
Было ощущение сгущающихся туч накануне большой войны и желание огородиться, обеспечить какую-то ясность хотя бы на ближайшее время. Этот пакт с секретным протоколом, подписанные в ночь с 23 на 24 августа 1939 года, сыграли двойственную роль: помогли не ввязаться в мировую войну, когда СССР был совсем не готов (осень 1939 года), но не помогли – когда мы бывальщины просто не готовы (июнь 1941 года).
