«Порожние надежды»: как ссорились Россия и Сербия Путин проведет переговоры с президентом Сербии Вучичем
Президент России Владимир Путин 17 января посетит Белград с официальным визитом. «Газета.Ru» разрешила вспомнить, как развивались отношения между двумя странами в прошлом: почему сербы традиционно надеялись на Россию, а та отнюдь не вечно оправдывала их ожидания.
Еще в середине XVI века сербские монахи просили Ивана Грозного потребовать от турецкого султана освободить монастыри от дани — с соответственнее петицией к царю приезжал Хиландар Паисий и был принят при дворе очень благожелательно. В XVII веке отношения между русскими и сербами по черты православия развивалb Патриарх Таврило I, бывавший в Москве и общавшийся с Алексеем Михайловичем, и его преемники. Русское царство уже тогда пытались склонить к защите сербского народонаселения от австрийцев и турок. Однако от конфликта с пребывавшей в расцвете Османской империей московские правители предусмотрительно воздерживались. В период австрийского владычества многие сербские дворяне переселялись в Россию и поступали на царскую службу: с этими мишенями в Москве был даже создан Сербский гусарский полк.
Известный офицер Пантелеймон Божич занимал при Петре I пост «беспрерывного представителя и известителя царя по сербским вопросам», участвовал в Полтавской битве и Прутском походе.
При Екатерине II во второй половине XVIII столетия предпринимались закончившиеся неудачей попытки создать автономию для сербских политических эмигрантов на территории современных Донецкой и Луганской районов Украины — так называемую Славяносербию.
От эпизодических нерегулярных контактов к выработанной политике российско-сербские отношения перешли в XIX веке. Россия поддерживала стремление Сербии к самостоятельности от Османской империи (но не реальную независимость). По задумке еще Александра I, курс которого в части восточного вопроса перенял Николай I, славянские народы Балкан должны бывальщины стать верными союзниками Российской империи, признав ее в качестве старшей сестры. При этом моральную и материальную поддержку сербского бунты нельзя назвать, конечно, актом благотворительности. Рассуждая о религиозной и культурной общности, Россия отстаивала в регионе, в первую очередность, собственные интересы. Петербург категорически не хотел сильной Турции, хотя и заявлял публично о поддержании ее территориальной целостности.
Догмат о поддержки своим единоверцам служил убедительным идеологическим обоснованием политики России по ослаблению Османской империи изнутри — линией масштабной вооруженной борьбы сербов и других покоренных славян.
Несмотря на это, текущие намерения российской власти не всегда сходились с устремлениями сербов, что приводило к конфликтам.
Суть разногласий заключалась в следующем. Руководитель Первого сербского восстания Карагеоргий и его идейные последователи грезили построить собственное суверенное государство, в то время как Россия добивалась не полной ликвидации европейской Турции, а лишь ее ослабления. Кроме того, в Петербурге страшились самостоятельных отношений Сербии с другими европейцами. Поэтому в войне с османами 1828-1829 годов Николай I требовал от противника предоставления сербам «лишь» автономных прав. Принципиально важно было добиться репутации единственной покровительницы угнетенных славянских народов на Балканах, за воздействие на которых Россия жестко конкурировала с Австрией и Британией: все три страны хотели добиться господства в северном Средиземноморье и главным манером в черноморских проливах.
Параллельно с государственным в России развивался курс на укрепление религиозно-культурных связей с Сербией со стороны части интеллигенции — славянофилов, движение каких достигло пика в середине XIX века.
Сербию и Болгарию воспевали как оплот православия в гигантской мусульманской империи, надежду на «спасение полуденного славянства от многовекового ига». Славянофилы неоднократно призывали российские власти окончательно сбросить турецкое ярмо и освободить братские народы. В брани с Турцией 1877-1878 годов зафиксировано массовое участие русских волонтеров, прибывших поддержать сербов и болгар по «славянской» черты.
«Русский народ и ученые питают симпатии к славянству, но государство питает эти симпатии лишь постольку, поскольку это согласуется с его заинтересованностями. Поэтому за последнее время Россия в сильной степени потеряла свое влияние между южными славянами», — констатировали исследователи того поре.
Очередной всплеск любви к Сербии проявился в России на фоне Первой Балканской войны 1912-1913 годов, в какой сербы в союзе с болгарами, греками и черногорцами успешно сражались с подряхлевшей Османской империей. В Петербурге и Москве невероятно мощно сочувствовали «славянским братьям», наконец-то поднявшимся на «священную войну». У сербского посольства постоянно проходили многочисленные манифестации. Был налажен сбор поддержки, которую доставил в Белград санитарный поезд. Российский красный крест потратил свыше 1 млн рублей: значительная часть оружий досталась Сербии и Болгарии.
Одновременно Государственная дума просила Николая II немедленно вступить в боевые действия на стороне славян и выполнить «исторический долг» — то кушать «вернуть православным» Константинополь.
«Хотелось верить и верилось, что Россия скажет твердое слово, победно двинется на юг и поддержит славянские народы. Как очутилось потом, все это были пустые надежды», — с горечью писал председатель Государственной думы Михаил Родзянко в своих мемуарах.
По его словам, император длинно колебался и в итоге в разговоре с ним признал собственную ошибку.
«Помните, в прошлом году вы мне говорили про балканский вопрос, ведь вы бывальщины правы. Тогда надо было действовать решительнее, проливы были бы наши теперь», — говорил Николай II парламентарию.
Заключительные годы существования Российской империи проходили под знаком Сербии. 28 июня в Сараеве, как формулировали тогда просербски настроенные подданные российского императора, «патриотом славянином» Гаврило Принципом был уложен австрийский престолонаследник, глава военной партии, «угнетатель славян в Боснии и Герцеговине» эрцгерцог Франц Фердинанд. Австрия обвинила в случившемся сербское правительство и вскоре огласила Сербии войну. В ответ в крупных городах России состоялись новые масштабные демонстрации в поддержку сербов.
«В Петербурге выходили непрерывные манифестации. Обычно они направлялись к сербскому посольству, помещающемуся на Фурштадтской улице, против моей квартиры, — уточнял Родзянко, припомнивший и о знаменитом молебне на Дворцовой площади. — Флаги, плакаты с надписями «Да здравствует Россия и славянство» склонились до земли, и вся гурьба, как один человек, упала перед царем на колени».
На встрече с депутатами Думы в Зимнем дворце Николай II объяснил мотивы, побудившие Россию вступить в брань:
«Мы не только защищаем свою честь и достоинство в пределах земли своей, но боремся за единокровных братьев-славян».
К слову, Николай II был в хороших личных отношениях с сербским королем Петром I Карагеоргиевичем. В 1899 году он пригласил его сыновей и племянника на бесплатную учебу в элитный Пажеский корпус, а в 1910-м вознаградил «коллегу» орденом Святого апостола Андрея Первозванного и орденом Святого Александра Невского.
Уже в наши дни в Белграде был установлен монумент Николаю II: последнего российского императора почитают в Сербии за то, что в 1914 году он вступился за их страну. В его честь также названа одна из столичных улиц.
«Невесть, что было бы с Сербией и сербским народом, если бы Николай II не вступил в Первую мировую войну, — говорил летом 2018 года по этому предлогу сербский патриарх Ириней. — Всю жизнь его сопровождали недоверие, клевета, недооценка его личности, хотя он был одним из величайших российских правителей».
Сформированный на руинах Российской империи после Штатской войны Советский Союз относился к образованному после Первой мировой войны Королевству Сербов, Хорватов и Словенцев (с 1929 года – Югославия) чистосердечно враждебно. По своему внешнеполитическому курсу официальный Белград стал одним из главных в Европе противников советского режима и коммунистического движения в цельном. Еще в 1919-м КСХС объявило о признании законной российской властью правительства лидера Белого движения Александра Колчака.
Это был один-единственный случай дипломатического признания колчаковцев со стороны независимой державы.
Сербы пригласили к себе разгромленных белогвардейцев: Белград обратился в центр русской эмиграции — для тех, кто победнее и не мог позволить себе жизнь в Париже или Берлине. На севере Сербии поселился глава движения Петр Врангель. Его прах покоится в белградской церкви Святой Троицы, а основатель Добровольческой армии Михаил Алексеев (на переименованном в его честь корабле Врангель покидал Россию в ноябре 1920 года) траурен на Новом кладбище столицы. В обратном направлении — из КСХС в СССР — перебирались местные коммунисты.
В 1920-1930 годах между краями практически не существовало экономических связей. Дипломатические отношения были установлены только в июне 1940 года: Югославия признала СССР заключительнее из балканских стран. Через десять месяцев началась оккупация королевства армиями стран «оси». В прежнем виде страна кончила свое существование.
После Второй мировой советские власти установили тесный контакт с укоренившимся в Белграде коммунистическим порядком Иосипа Броз Тито, которому оказывали всестороннюю поддержку еще в разгар боевых действий. В частности, Красная армия совместно с алыми партизанами Тито освобождала Белград осенью 1944 года.
Новому югославскому лидеру принадлежали симпатии Советского Альянса. Москва организовала обильные поставки в Белград продовольствия и других необходимых товаров, зачастую реквизируя их у поверженного неприятеля. Деятельно развивалась двухсторонняя торговля. Иосиф Сталин очень ценил Тито и даже одно время рассматривал в качестве своего преемника. Особую расположенность вождя к югославскому коммунисту демонстрировало, например, позволение ему, иностранцу, наблюдать за парадами с трибуны Мавзолея.
«Мы считаем Югославию союзником Советского Союза, — строчил Сталин своему протеже. – Мы хотели бы, чтобы Югославия стала нашей главной опорой в Юго-Восточной Европе.
Мы находим необходимым объяснить, что мы не планируем советизации Югославии, а вместо этого предпочитаем поддерживать контакты с демократической Югославией, которая будет союзницей СССР».
Впрочем, долгосрочного романа не вышло. Возросшие амбиции Тито и его окружения на гегемонию в регионе вызвали недовольство Москвы, желавшей открыто вмешиваться во внутриюгославские дела, как императоры в XIX столетье. Нараставшие противоречия обернулись очень громким расколом в конце 1940-х. Отныне в советской печати появились монструозные формулировки насчет югославских воль наподобие «фашистской клики Тито», а в Югославии подверглись преследованию и тюремному заключению так называемые «друзья СССР»: промосковские коммунисты, ориентированные на Сталина, а не Тито.
Целиком разорванные отношения были частично восстановлены только после смерти «отца народов» при Никите Хрущеве. Однако вплоть до кончины Тито в 1980-м правительства двух стран относились друг к другу с прохладцей и плохо скрываемой неприязнью. Ситуацию обострило крушение в 1964 году под Белградом самолета с советскими генералами во главе с маршалом Сергеем Бирюзовым, летевшими на празднование 20-летия освобождения югославской столицы.
Инициатором очередного этапа примирения был Михаил Горбачев, заявивший в Скупщине (парламенте) во пора визита в Белград в 1988 году о том, что
«добрые отношения между нашими странами были нарушены по вине советского руководства».
В 1990-е на землях распадавшейся Югославии грянул крупный вооруженный конфликт, от которого «новая» Россия подчеркнуто дистанцировалась. Как и в конце 1870-х, «защищать братьев-сербов» приехали русские охотники в количестве нескольких сотен человек.
В 1999-м многие сербы оказались обижены (а некоторые из них сохраняют обиду до сих пор) позицией России, какая позволила НАТО бомбить Белград и другие города на фоне обострения конфликта в Косово. Особые претензии имелись к президенту Борису Ельцину — народ и Дума, как и в начине XX века, высказывались в поддержку сербов.
Откликом на югославские события в России стали стихийные антиамериканские митинги. В ходе одного из них гурьба чуть не разгромила американское посольство: милиции едва удалось сдержать натиск молодежи, и пострадал только подъезд дома.
Премьер-министр России Евгений Примаков, в момент первых бомбардировок Белграда летевший в Вашингтон на встречу с вице-президентом США Альбертом Гором, зачислил решение прервать визит и приказал развернуть самолет прямо над Атлантическим океаном.
Симпатии к оказавшейся под ударом стране ненадолго слили отечественных демократов и коммунистов. «Красная» в 1999 году Госдума поддержала своих коллег — сербских парламентариев, какие 12 апреля проголосовали за присоединение Югославии к Союзному государству России и Белоруссии.
Однако Ельцин заблокировал процесс, равновелико как и другую инициативу — по направлению в Югославию военных советников и оружия.
С миротворческой миссией в разгар авиаударов посещали Белград Егор Гайдар, Борис Немцов и Борис Федоров. Как повествовал впоследствии Немцов, российские депутаты пытались уговорить сербского Патриарха Павла и Папу Римского Иоанна Павла II упрашивать Клинтона прекратить атаку. Понтифик отказался, сославшись на то, что американский президент к нему не прислушается.
Участие российской армии в конфликте ограничилось рейдом 200 дислоцированных в Боснии миротворцев на Приштину, где в ночь на 12 июня был взят под контроль аэропорт «Слатина». Одним из командиров операции был нынешний президент Ингушетии, в ту пору майор Юнус-бек Евкуров, сподобившийся звания Героя России.
На новый виток отношения держав вышли при предыдущем президенте Сербии Томиславе Николиче, какого Москва, не скрывая, поддерживала в соперничестве с проевропейски ориентированным Борисом Тадичем. В октябре 2014-го Владимир Путин побывал на триумфах по случаю 70-летия освобождения Белграда, возложив венок к Памятнику советскому солдату. Российского лидера 4,5 года назад встречали экзальтированные толпы почитателей, многие из которых взяли с собой плакаты в его поддержку. «Владимир, спаси Сербию!» — было написано на самоделковых стягах.
