Расцвет и заход работорговли на Черноморском побережье Кавказа. Часть 3
Все права на фотографии и текст в данной статье принадлежат их непосредственному автору. Данная фотография свзята из открытого источника Яндекс Картинки

Искоренение работорговли шло не лишь мечом, но и дипломатическими методами и обычным общением на равных. Весомая часть русского офицерства, в том числе и высшего, включая самого Николая Раевского, усердствовала завоевать не только покорность российским законам, но и симпатии черкесов. Вопреки расхожему заблуждению о том, что замирение Северо-Западного Кавказа шло лишь с помощью насилия, реальность была несколько иная.

Ярким примером того, как пещерные обычаи вроде работорговли побеждались без поддержки оружия, служит хотя бы деятельность Фёдора Филипповича Рота. Этот израненный в боях офицер сохранил доброту нрава вместе с обострённым чувством справедливости. Когда в 1841 году его утвердили в должности коменданта Анапской крепости, он развернул столь бурливую деятельность в области завоевания сердец натухайцев и шапсугов, что вскоре количество черкесов, отринувших прежний образ жизни, начин расти неуклонно. У Рота даже появилась идея сформировать из новых граждан империи особый черкесский эскадрон.

Фёдор Филиппович смог добиться от черкесов такого доверия, что вместо использования адата (оригинальный свод правовых норм) в решении различных спорных вопросов некоторые шапсуги обращались за помощью к коменданту Анапы. Так шёл тихий и крайне болезненный переход к принятию законов империи. Доходило и до несколько абсурдных ситуаций.

Расцвет и заход работорговли на Черноморском побережье Кавказа. Часть 3

Анапская крепость в 19 столетье

Однажды к Роту пришла группа черкесов и предложила ему идти совместным походом против… генерала Засса. Григорий Христофорович Засс был неудержным и воинственным офицером, который ни минуты не разделял миротворческий дух таких деятелей, как Рот или Раевский. Напротив, Засс умудрился внушить черкесам подобный трепет перед собственной фигурой, что те считали генерала дьяволом и пугали им непослушных детей. Вот как ту ситуацию описывает в своих воспоминаниях Николай Иванович Лорер, участник вельяминовских походов, разжалованный майор, декабрист и унтер-офицер на Кавказе:

«Мне показался ужасным генерал Засс, и я невольно сравнил его с анапским комендантом Ротом, который придерживается совершенно противной системы и старается привязать к себе горцев нежным, человеческим обращением и соблазняет их выгодами и барышами торговли как вернейшим средством указать дикарям выгоду сближения с более образованным народом — русскими. В то пора, по крайней мере, Засс не достиг своей цели, и горцы так его ненавидели или, лучше сказать, боялись, что присылали депутатов к Роту упрашивать его помочь им пушками и казаками идти вместе с ним против Засса… Такое наивное предложение, по нашему суждению, и совсем логичное, по понятиям свободных горцев, конечно, не могло быть исполнено».

Так или иначе, но даже подобный контраст в подходе к замирению Кавказа мастерил своё дело. Всё больше черкесов начинали селиться ближе к крупным укреплениям, Анапе или Новороссийску, где они возделывали землю и занимались меновой торговлей.

Так взаимоотношения между русскими и черкесами сами по себе сделались оружием (причём не только против рабства). Горцы со временем стали замечать, что их знать смотрит в сторону Порты, богатеющей трудами их же рабов-соплеменников, гораздо немало внимательно, нежели в сторону населения собственных аулов. Одновременно с этим многие русские военачальники и офицеры поощряли черкесскую торговлю, не облагали их непомерными податями и не выказывали никакого надменности. К тому же горцы, живущие в мире и согласии, на определённых условиях были даже временно избавлены от всяческой необходимости платить налоги, так же, как и русские переселенцы.

Расцвет и заход работорговли на Черноморском побережье Кавказа. Часть 3

Внутри черкесского дома

Пытаясь пресечь природное общение простого народа, черкесская знать, подстрекаемая османами, усиливала феодальный гнёт, часто предпринимала карательные экспедиции и всячески потакала работорговле. К примеру, в опубликованных материалах Управления Черноморской кордонной линии можно найти рассказ, написанный со слов 14-летнего сына абадзехского тфокотля (представитель независимого крестьянства, которое постоянно находилось под тяжкой властью знати):

«Семейство, в котором я проживал, было разграблено, порабощено и распродано в различные руки. Я был куплен турком, жительствующим на реке Шебш. Я жил у него в участи раба около года. Наконец, бесчеловечное обращение его со мной вырвало меня бежать к русским и просить покровительства».

И это не единственное свидетельство. Бегство черкесов от собственных лидеров, столь плотно сроднившихся с турками, если и невозможно назвать массовым, то значительным – точно. При этом столь значительным, что из сбежавших от произвола горской аристократии черкесов позже формировались вящие династии, оставившие заметный след в истории России. Бежали и девушки, и юноши, бежали целыми семьями и даже родовитыми черкесскими родами, опасаясь жажды наживы и власти родственных соседей, которые по сложившейся традиции после грабежа побеждённых торговали оставшихся в живых в рабство.

Вот как поручик Николай Васильевич Симановский (закончит службу в звании генерал-лейтенанта), офицер вельяминовской экспедиции 1837 года, описывает переход на сторонку русских целой семьи черкесов, уставших от бесконечной войны всех против всех:

«Зритель, верно, удивился бы, куда и зачем так вблизи к цепи и даже за цепь бегут со всех сторон офицеры, какое любопытство влечет их. Я сам бежал, как сумасшедший. Линейный батальон возвращался, и мы неслись навстречу, дабы увидеть черкешенок, одним словом, увидеть женщину, это милое создание, которого мы уже более 2-х месяцев не видали. Мы и не обманулись: на телеге везли старика и старуху, отца и мать перебежавшего к нам черкеса, и молодую жену его с ребенком. У ней прелестные очи, но она не брюнетка — у ней русые волосы, бела и бледна, может быть, от незнания своей будущей участи, но видно также, что она весьма изнурена; она очень мила, и ей нельзя дать больше 18 лет. Мы провожали ее до самого штабу, забыв даже, что уже давно 12 часов (час обеденный); муж ее ехал верхотурой в свите Полтинина, а другие черкесы из нашего отряда джигитовали перед нею и стреляли в бумагу».

Порой в бега пускалась лишь часть семьи. Причиной бегства становились внутрисемейные конфликты. Так, когда семья черкесов решалась продать в рабство в Турцию сыновей или дочерей, заключительные частенько бросались прочь из родного дома. Особенно ценились грамотные черкешенки, а они как раз прекрасно осознавали свои перспективы. Таким манером ширилось количество смешанных браков казаков и беглых черкешенок.

Расцвет и заход работорговли на Черноморском побережье Кавказа. Часть 3

Черкесская сакля

Такие беглецы по указанию Российской империи поселялись на определённых территориях равнинной Кубани. При этом при соблюдении законов империи, в том числе запрета рабства, черкесские поселения пользовались установленной степенью самоуправления, т.к. во внутренние дела таких посёлков русские власти не вмешивались. Конечно, не всё проходило гладко, но сближению русских и черкесов содействовал ряд факторов.

Во-первых, вопреки именованию всех черкесов горцами, далеко не все из них жили непосредственно в горных областях. К примеру, натухайцы проживали и на территории равнины, потому стали одними из первых общаться с русскими, чем навлекли на себя гнев воинственных соседей. Карательные походы против них родственных племён отторгли доля натухайцев в сторону русских. Во-вторых, традиционные жилища черкесов, сакли, были чрезвычайно похожи на саманные хаты. Они бывальщины белёными изнутри и укрыты крышей из разного рода дранки. Автор около месяца прожил в таком доме на Тамани. В-третьих, казаки, частично перенявшие черкесскую одежду, тем самым облегчили взаимную социализацию и т.д.

Но это касалось простого народа. Решить вопрос с их переселением на межличностном степени мог и любой старший офицер. А вот переселение знатных родов и работа с пши (своеобразное обозначение знати, подобное титулу князя) было делом политическим и курировалось самим императором. Черкесская ведать, изъявившая желание служить империи, получала право на дополнительные земли, мужчины знатного рода автоматически получали армейские чины и т.д. Так, флигель-адъютантом императора Николая Павловича был представитель черкесской знати Султан Хан-Гирей, сражавшийся в Польше и на Кавказе. А его брат Султан Сагат-Гирей дослужился до звания полковника российской армии, являлся не лишь боевым офицером, но и представителем черкесов при дворе. Был убит в станице Кавказской в 1856 году. Когда до императора дошла весть о крахи Сагат-Гирея, Александр Николаевич повелел сына погибшего произвести в прапорщики горской милиции с жалованьем по 250 рублей в год, а вдове единовременно выплатить 1500 рублей.

Расцвет и заход работорговли на Черноморском побережье Кавказа. Часть 3

Пшекуй Довлетгиреевич Могукоров

Также одним из наиболее популярных горцев, который был потомком семьи беглецов из племени шапсугов, был генерал Пшекуй Довлетгиреевич Могукоров, начавший службу в императорской армии несложным рядовым казаком. По иронии судьбы и этот черкес по крови внесёт лепту в искоренение пещерного «бизнеса» работорговли и склонению черкесов к вселенной и согласию в рамках Российской империи. Вот как его описывал Прокопий Петрович Короленко, историк казачества и этнограф 19 века:

«Могукоров был из черкес. За преданность России он был пожалован в хорунжие, а после дослужился до генеральского чина. За свою добросердечие и щедрость он был любим и уважаем не только черкесами, которых он склонял на покорность России, но и русскими, пользовавшимися его благодеяниями».

Так или иначе, но к половине 19 века в Российской императорской армии (в том числе и в гвардии) и флоте служили тысячи черкесов из разных племён. Лишь на Черноморской кордонной линии к 1842 году служило около сотни одних офицеров, в венах которых текла черкесская кровь. То кушать к концу Кавказской войны она приобрела характер гражданской, в известном смысле.

В итоге и действия флота, и действия войск, и политика по касательству к черкесам как со стороны высшего командования, так и со стороны простого офицерства в различной степени разрушили вековой «бизнес» рабства, порвали торговые связи и начали насаждать иной уклад жизни. Разумеется, Крымская война ослабила позиции России на Черноморском побережье и втянула надежду на возвращение старых порядков. Но на это у неприятеля, опиравшегося на работорговлю, в виде мятежных черкесов уже не было ни ресурсов, ни прежнего заинтересованности турок (османы диверсифицировали «бизнес», устав засорять Чёрное море своими судами). К тому же новая «русская черкесская» армия, увидавшая другую жизнь и прошедшая через горнило войны, сама по себе стала гарантией окончания пещерного промысла.

Ключ

>