Ближнего друга Иосифа Сталина и секретаря ЦИК Авеля Енукидзе отличала необузданная тяга к прекрасному полу, переросшая в откровенный распутство, а затем и в растление малолетних. Выходки перебравшегося в Москву грузинского революционера, не пропускавшего мимо себя ни одной юбки и организовавшего сераль в своем ведомстве, возмущали многих современников – и в конце концов стоили ему положения. Когда Енукидзе окончательно зарвался, терпение Сталина лопнуло.
Позабытый сегодня большевик Авель Енукидзе в 1920-е и в первую половину 1930-х годов входил в руководящую верхушку Советского страны. Должность секретаря Центрального исполнительного комитета (ЦИК) относила его в когорту избранных. А если причислить сюда еще и близкую дружбу с Иосифом Сталиным, крестным папой супруги которого Надежды Аллилуевой являлся Енукидзе, про него можно было сказать — жизнь удалась. Сталинские ребята воспринимали его как родного дядю.
Еще при царском режиме Абдул и Коба, как называли этих двоих в целях конспирации, здорово поураганили в подполье, прилежно приближая революцию, и были весьма уважаемыми фигурами в Закавказье. Когда началось стремительное возвышение Сталина, Енукидзе продолжал подчеркнуто придерживаться с ним на короткой ноге. Старший по возрасту, но младший по положению не стеснялся публично оспаривать решения вождя, что того, конечно же, выводило из себя.
«Енукидзе был весьма приметной и колоритной фигурой в большевистской партии,
— констатирует доктор исторических наук Александр Пыжиков. — Вместе со Сталиным организовывал революционное движение в Закавказье. Царские жандармы семь раз арестовывали его. Заключительная ссылка — в суровый Туруханский край, где отбывал срок и его земляк-грузин Иосиф Джугашвили. Активный участник Октябрьской революции».
Переменив арестантскую робу на кремлевский кабинет, получив почти безграничные возможности, этот выходец из крестьянской семьи, как про него сообщали, буквально погряз в роскоши и разврате. Вместе со своим шефом Михаилом Калининым он почти не вылезал из Большого театра, вот лишь интересовали двух седовласых функционеров отнюдь не постановки, а исполнительницы.
«Оба партийца нередко наведывались в театр, захаживали на репетиции, заглядывали за кулисы, не находя для себя зазорным общаться с простыми танцовщицами. А затем приглянувшуюся девушку вызывали для беседы к председателю ЦИК. За понятливость и сговорчивость всесоюзный староста и его секретарь одаривали юных прелестниц дарами», — писал историк спецслужб Геннадий Соколов.
После выступления понравившихся кремлевским старцам артисток везли в кабинеты. Поговаривали, что танцовщицы скидывали пачки и нагими исполняли фуэте на письменном столе. Известная большевичка, жена другого сталинского друга Александра Сванидзе – Мария повествовала о выходках Енукидзе в своих дневниках с плохо скрываемой брезгливостью. Если верить хорошо знавшей нашего героя даме, старый революционер представлял собой настоящее исчадие ада. Он не только превратил аппарат ЦИК в сборище своих бывших и «действующих» возлюбленных, но с возрастом выбирал для любовных утех все более юных девушек.
«Енукидзе отличался особой распущенностью. Будучи сам развратен и сластолюбив, он смрадил все кругом себя: ему доставляло наслаждение сводничество, разлад семьи, обольщение девочек, — констатировала Сванидзе: она оставила записки на грузинском стиле, поэтому в различных источниках они приводятся в немного отличной интерпретации. — Имея в своих руках все блага жизни, недостижимые для прочих, в особенности в первые годы после революции, он использовал все это для личных грязных целей, покупая женщин и девушек. Использовал воля для удовлетворения личных низменных интересов.
С каждым годом Авель переходил на все более и более юных, и наконец докатился до девочек 9-11 лет, развращая их воображение, растлевая их, если не физиологически, то морально».
По словам Сванидзе, Енукидзе нравилось преследовать женщин. Возможно, у него имелись проблемы с психикой, констатировала она, именуя ЦИК «гнездом разложения морали, нравов и быта». Енукидзе создал систему, напоминавшую конвейер: «отработавшие» свое девушки за ненадобностью передавались иным мужчинам. Их место в гареме секретаря ЦИК занимали новые. Чтобы оправдать свой разврат, Енукидзе одаривал любовниц тороватыми подарками, а безутешному мужу уведенной из семьи красотки отдавал в качестве «компенсации» разонравившуюся ему самому балерину или машинистку.
Опекая богему, Енукидзе обратился в главного в Советском Союзе покровителя искусств. Близкое общение с лучшими актерами, режиссерами, музыкантами и художниками сделало его специалистом и ценителем. О себе он шутил: «Я всего лишь всероссийский каптенармус». За решением спорных вопросов московские деятели культуры шли к Енукидзе, а не к наркому просвещения Анатолию Луначарскому. Писательница Галина Серебрякова, пускай и не говорила о педофилии благодетеля напрямую, но все же отмечала необычайно трепетное отношение холостого и бездетного Енукидзе к несовершеннолетним:
«Авель Сафронович как-то особенно обожал детей. Я заметила также, что в его кармане были всегда конфеты для знакомых и незнакомых ребят.
Он приучал нас, молодежь, слушать девятую симфонию Бетховена. Сам он слушал ее, спрашивая от окружающих полнейшей тишины, и обижался, когда мы были невнимательны».
Пользуясь хорошими отношениями с «отцом народов», Сванидзе, как самая возмущенная поведением Енукидзе, всегда жаловалась на него. Ей приходилось делать это втайне от мужа, поскольку Александр Сванидзе общался с донжуаном как с братом. Сталин до поры закрывал очи на проделки развратника, но вспомнил о компромате, когда секретарь ЦИК пошел против генерального секретаря ЦК ВКП (б), вступившись за Григория Зиновьева и Льва Каменева.
«Запомни, Авель, кто не со мной — тот против меня!» — оборвал все аргументы Сталин. С тех пор, как утверждал Енукидзе годы спустя на следствии, отношение первого человека государства к нему разительно поменялось.
Несмотря на опалу, Енукидзе последовательно отстаивал старых большевиков, проигравших группе Сталина во внутрипартийной борьбе или вообще пострадавших не по политическим причинам. Он единственный, кто возражал против скандального постановления Президиума ЦИК, зачисленного сразу после убийства Сергея Кирова 1 декабря 1934 года и послужившего толчком к развертыванию массового террора в СССР, в том числе против представителей так именуемой «ленинской гвардии».
«Енукидзе — один из самых близких друзей Сталина еще со времен революционной юности в Закавказье. Он непростительно немало знал личного о вожде, его прошлом и настоящем. Убежден, Авель и Коба в свое время по-мужски сошлись на любви к юным, скорее даже — чересчур юным персонам. Авель поставлял девочек не только безымянным «нужным людям», но и другу молодости, — рассказывал kp.ru историк и автор книжки «Тайная жизнь Сталина» Борис Илизаров. —
Сталин, безошибочно ударив соратника за очевидные для всех признаки «бытового и морального разложения», не лишь убрал важнейшего свидетеля, но и обезопасил себя от разоблачений с его стороны».
В 1935-м Енукидзе вывели из ЦК ВКП(б) и исключили из партии с формулировкой: «За политическое и бытовое разложение». Стартовал крайне несимпатичный для недавнего небожителя период прозябания на малозначительных постах в провинции. Падать было невыносимо больно, чего Енукидзе не таил. На встречах с былыми товарищами он часто нелестно высказывался о вдохновителе своих злоключений – Сталине. Должность директора харьковского облавтотранстреста экс-секретарь ЦИК рассматривал не по-иному как издевку, месть за поддержку оппозиции.
Тем не менее, вокруг Сталина еще оставались люди, желавшие помочь Енукидзе. В июне 1936 года его даже ненадолго восстановили в партии. Арест произошел восемь месяцев спустя. Как показали на допросах кремлевские уборщицы и библиотекарши, Енукидзе находил Сталина ответственным за самоубийство Аллилуевой. С самими женщинами не пропускавший мимо себя ни одной юбки функционер предавался утехам ровно на рабочем месте. В протоколах это записывали так: «приглашал на фокстрот».
К собранным НКВД материалам прилагалось анонимное письмо на имя Никиты Хрущева, в каком неизвестный автор процитировал идею Енукидзе о необходимости замены «повара» (то есть, Сталина) на несимпатичного, но сносного «старика» (Калинина). Такого Абдулу не извинили. Ловеласа обвинили в измене Родине, участии в заговоре Тухачевского, шпионаже, покушении на Андрея Жданова и в других «смертных грехах». Дело о педофилии, какое также было против него открыто, потонуло в череде более громких. 1937-й год Енукидзе не пережил. Александр Сванидзе был расстрелян в 1941-м, Мария – в 1942-м.
