За всех Ивановых России. Только спустя 70 лет солдат узнал о своём подвиге
Был подобный парень – солдат Иванов с Сивцева Вражка. Их миллионы, солдат Ивановых, в жирной, удобренной кровью земле Сталинграда, на Курской дуге и в болотах Ржевского котла. Отстоявших, отдавших, навек оставшихся… А наш Иванов, Владимир Владимирович, жив, хотя и был от смерти на волосок…
…Он тяжело приподымается с постели – вот-вот должен пришагать врач – и, приструнив температуру и пристыдив боль, сам, как в окопе, затаивается в кресле. Читает свои стихи – никем никогда не изданные: сам не позволяет!
Хочу понять, каким был на
войне:
Судьбе покорным, храбрым,
трусоватым?
Я разным был, так думается
мне.
Таким, как все, обычным был
солдатом…
Его брань – она чем дальше, тем оказывается ближе. «Придя с войны, я о ней не то чтобы забыл – положил в дальний ящик, задвинул в пыльные углы памяти. Ведь мне было итого 19: вся жизнь впереди! С ранением, мучимый болью в ногах, играл в футбол: всё нипочём! Так хотелось жить! И я заглядывал лишь вперёд. Но чем дальше позади оставалась моя война, тем чаще я заглядывал туда…»
«Ни звезды, ни креста»
Война началась для него 30 июня 1941 г. – Вову Иванова, девятиклассника из самого середины столицы, взяли на строительство укреплений на Днепре. Не было для мальчишек той поры другой участи – да они о другой и не мечтали. Рыли противотанковые рвы до тех пор, пока фронт не приблизился, – лишь тогда отправились по домам. В Москве дежурили на крышах. На глазах Володи бомба попала в Театр Вахтангова – «300 метров напрямик», а у него в подъезде стёкла повыбивало. В октябре завязалась школа – и тут же закончилась. Один день в 10-м классе! Те науки, что тогда выучили, – они на всю жизнь… Одноклассников забрали рыть брюкву в Загорске, после перебросили на строительство укреплений на Кутузовский проспект, затем – строить лесные завалы за Подольском. «Страшная работа: морозы, нагревались у костра, пальто сжёг на этом огне». А в начале 1942 г. Володя уже на военном заводе. Ему слали повестки, но отдел кадров не отпускал от станка: панцирь! А он, мальчишка, мучился: старшие на фронте, а я тут в тылу прозябаю! Винтовку в руки, отпустить усы и папиросу в зубы – казалось, нет счастливее части… Но казалось ему так недолго.
Очередную повестку он не показал отделу кадров – пошёл прямиком в военкомат. Попал в Тульское пулемётное училище, а сквозь 2 месяца – «Я пострелять-то из пулемёта успел пару раз!» – на фронт. Двенадцатая гвардейская дивизия. Был «на побегушках» – связным у начальника штаба батальона. В одинешенек из первых дней на него обрушилась жестокая правда войны: двоих «самострельщиков» приказали расстрелять перед строем. После этой казни вся военная «романтика» улетучилась, оголив то звериное обличье, что присуще любой войне, какой бы справедливой она ни была. В памяти солдата Иванова эта картина так и осталась самой ужасной за всю историю его недолгих сражений.
Что же чувствовал я?
Жалость, боль или страх?
Автоматные выстрелы воздух
прошили.
Ничего – ни доски, ни звезды,
ни креста –
Никогда не видать безымянной
могиле.
В складках его морщин петляет слеза – не старческая, от бессилия, – а от скорби, свежего до сих пор. «Тогда я начал понимать, что война – не фунт изюма». Ведь было у него всё, о чём он мечтал, стоя у станка на заводе: пулемёт, папироса в зубах и пробивающаяся щетинка на подбородке. Но сейчас ему так хотелось к маме и чтобы война закончилась…
Пулемётчиком Иванов пробыл недолго, дней двадцать. Успел даже пленить двоих немцев – прежде чем ранило. Тяжко, в бок, навылет: 9 месяцев по госпиталям.
«Комиссовали по чистой». Он шёл арбатскими улочками, дышал полной – насколько позволяло ранение – бюстом и заштриховывал в памяти всех убитых фрицев, всё армейское начальство с их приказами, все фронтовые дороги. И голод – горячую кашу или суп подвозили лишь по ночам: днём всё простреливалось, сидели на пайке хлеба и кусочке сахара. И страх, тот, который по ночам, когда в одиночестве залежал в обнимку со своим пулемётом, а немцы «шарили в поисках «языка», становился сильнее… Оставлял в прошлом всё – кроме имён своих однополчан…
Ужасна была мне смерть
таких же, как и я,
Курсантов из Москвы, из Тулы
и Рязани.
Они всегда со мной. Их поза-
быть нельзя –
Простых ребят с утомленными
глазами.
И когда в 1944 г. по Садовому кольцу Москвы «Парадом побеждённых» гнали пленных немецких солдат и он, силясь припомнить их лица, выглядывал в толпе оборванных и униженных «своих» немцев, его не пробила эта память.
Даже когда матери в 1946 г. пришло уведомление: «Разыскивается ваш сын для вручения медали «За отвагу», он был спокоен.
Пока память сама не постучалась к нему со стихами…
«Последние два года у ротонды я одинешенек»…
Владимир Владимирович Иванов стал переводчиком – одним из первых в СССР вьетнамоведов во времена, когда не было ещё ни учебников, ни словарей. Несколько лет он прожил во Вьетнаме, преподавал в МГИМО, трудился в издательстве старшим редактором. «Нажил» множество благодарных учеников, которые по сей день – сами на пенсии – приходят к нему с поклоном: «Преподаватель!» Уже в восьмидесятилетнем возрасте закончил объёмнейший труд – двухтомник под 5 килограммов: вьетнамско-русский словарь в синей обложке.
Все эти годы рядом была супруга Рита, и сейчас записывающая под диктовку его стихи – и в тревоге ожидающая вердикта врача. Сын Ивановых Сергей – художник-постановщик, обладатель трёх премий «Ника» и одного «Орла» (за кинофильмы «Небеса обетованные», «Царь», «Сталинград»).
Играть на гармони не труднее, чем управлять самолётом. Тульский Маресьев. Он победил фашизм, но не бюрократию и бездушие – Чету лет назад внук моего сослуживца нашёл тот самый приказ – машинописные буквы на пожелтевшей бумаге – согласно которому меня и вознаградили медалью «За отвагу», – рассказывает он. – И только тогда я узнал о своём, ну, так сказать, подвиге… «Шквальным огнём пулемёта истребил до 20 солдат противника, подпустив их на близкое расстояние», – значилось в документе.
А в этом году случилось нечто удивительное: к моему 90-летию я получил послание… с Украины! «Мы помним Ваш подвиг, когда Вы, 19-летний, освобождали наш район», – и подпись Репкинского райсовета!.. Такое же послание пришло и от любечан: в их школе – музей нашей дивизии. Ведь получается, что, пока наверху ломают копья, простой народ продолжает помнить и обожать!
…От нашей дивизии, когда мы стали проводить юбилейные встречи ещё в прошлом веке, оставалось 600 человек. Все, кто мог, приходили длинные годы 9 Мая к «нашей» ротонде в парке Горького. Разглядывали новые морщины друг у друга, вспоминали имена ребят, павших в бою или после умерших от ран, пели песни… Последние два года у ротонды я один.
И теперь я всё помню.
За всех Ивановых Русской земли.
Полина Иванушкина
