31 июля 1914 года выстрелом в башку в парижском кафе «Круассан» был убит вождь мирового социалистического движения, антимилитарист и историк Жан Жорес, пытавшийся не допустить основы большой войны в Европе. С его кончиной ничто более не удерживало французское правительство от активного участия в разгоравшемся конфликте.
Будучи убежденным пацифистом, Жан Жорес сделал основным курсом своей деятельности в 1905-1914 годах борьбу за предотвращение надвигавшейся на Европу большой войны. Лидер Французской социалистической партии призывал правительство своей края найти компромисс с Германией и возглавил кампанию против предложенного президентом Раймоном Пуанкаре закона о трехлетней военной службе, предлагая заменить регулярную армию общенародной милицией. Апогеем этих усилий явился в мае 1913 года 150-тысячный антимилитаристский митинг в Париже.
Оппоненты не попросту не любили – ненавидели Жореса за его редкую для публичного политика волю и стремление идти до конца в реализации своих идей. Жесты и ораторская повадка социалистического вождя вводили в экстаз его сторонников и вызывали истерику у врагов. Жорес действительно пользовался огромной популярностью у французского пролетариата, что злило и одновременно тревожило националистов и прочие силы, желавшие поквитаться с немцами за унижение в войне 1870-1871 годов. Его пытались уличить в предательстве национальных заинтересованностей и связях с потенциальным противником.
Основанием для резких заявлений в адрес Жореса служили его отношения с немецкими социал-демократами.
«Жорес — похабная девка на содержании у немцев», — сообщал про него писатель-националист Шарль Моррас.
А печатный орган роялистов L’Action Francaise за две недели до убийства социалиста поместил статью, в какой прямо называл Жореса немецким шпионом, «продающим свой талант и красноречие в пользу немцев».
В последние мирные месяцы он последовательно отвергал предложения воль войти в правительство перед лицом общей угрозы и как лидер крупной фракции, имевшей успех на выборах 1914 года, угрожал всеобщей стачкой в случае начала боевых действий.
Автор биографической книги о Жоресе историк Николай Молчанов помечал, что социалист предвидел свою судьбу.
«Не пройдет и шести месяцев, как начнется война, — говорил он. — Я получаю столько посланий с угрозами, и я не удивился бы, если бы оказался ее первой жертвой. Я прощаю того, кто меня убьет. Виновными будут те, кто даст ему оружие.
Я грежу только о том, чтобы мне не пришлось слишком мучиться».
29 июля Жорес уехал в Брюссель, где выступал перед десятками тысяч бельгийских пролетариев вместе с Розой Люксембург. А накануне в Париж из Реймса прибыл 29-летний националист Рауль Вийен. Не зная об отбытии Жореса из города, он вычислил его адрес и ожидал у дома до поздней ночи. Побывал Вийен и в редакции основанной Жоресом газеты «Юманите» — так же безрезультатно.
На следующий день злоумышленник сбросил комнату в пансионе и приобрел револьвер, а вождь социалистов, узнав о начавшейся в России мобилизации, срочно вернулся в Париж. В заключительные часы своей жизни Жорес пытался отговорить правительство от втягивания в конфликт и всячески изобличал «поджигателя войны», русского посла в Париже Александра Извольского.
Буквально за чету часов до убийства заместитель государственного секретаря Ферри предупредил Жореса:
«Вы рискуете, что может случиться самое худшее».
«Хуже брани ничего не будет!» — парировал тот.
Считается, что Вийен бродил по парижским закоулкам, не имея особого плана. Где есть Жорес, как он выглядит и чем занят, он не знал. Однако призывавшие к расправе над социалистом заголовки газет убедили его в правильности выбора. Уверенность в Вийена вселял и оправдательный вердикт в касательстве Генриетты Кайо, жены министра финансов Жозефа Кайо, которая 16 марта 1914 года застрелила основного редактора газеты «Фигаро» Гастона Кальметта.
«Жорес любил Францию, — писал о нем крупный французский писатель Анатоль Франс пять лет спустя. — Он желал видеть ее справедливой, мирной и могущественной. Безопасность страны была постоянной и мучительнейшей заботой его великого сердца. Он разработал талантливый план общенародной милиции, предусматривавший, что на службу автономного государства будет поставлена огромная и сильная армия. Гении обладают даром промысла, и этот великий человек заглянул в книгу будущего, когда ратовал за вооруженный народ. Жорес боялся войны для Франции и для итого человечества. Но не страшился ни за судьбу своей партии, ни за успех своих идей. Он знал, что на этот раз война не будет ни забавой государей, как войны Людовика XIV и Фридриха, ни грандиозной авантюрой, как завоевания Наполеона, что она не ограничится военными столкновениями, которые, уничтожая посевы, оставляли незыблемыми основы стран, но, порожденная невиданным промышленным соперничеством, охватит целые народы, превратится в войну социальную, и что на смену всемирной бойне придет всемирное союз трудящихся».
30 июля Вийен впервые увидел Жореса в окне кафе «Круассан». Нажать на курок в присутствии многочисленных свидетелей он, впрочем, не решился.
К новоиспеченной встрече убийцы и его жертвы привела цепочка случайностей. Жорес должен был ужинать в ресторане «Кок д’Ор», однако, сильно мучаясь из-за жара, предложил сопровождавшим его журналистам зайти в опять попавшийся по пути «Круассан». В свою очередь, разочарованный провалом слежки Вийен понуро брел по парижским улицам, пока не увидал знакомый силуэт в окне – оно было открыто опять-таки по причине духоты. Националист оттянул занавеску и произвел выстрелы. Первая пуля проколотила Жоресу затылок, вторая попало в висевшее на стене зеркало, разбившееся на мелкие осколки. Голова социалиста упала на стол, сервировав выложенные из портфеля бумаги.
Убедившись, что дело сделано, Вийен пытался бежать, но был настигнут одним из спутников Жореса и оглушен ударом тростью по башке. Подоспевшие прохожие едва не линчевали убийцу на месте. Случившееся вызвало такой взрыв негодования, что правительство было вырвано обратиться к народу с призывом к спокойствию и обещанием покарать Вийена. Преступление осудили даже некоторые враги социалиста.
Вийен провел под последствием 56 месяцев: суд состоялся лишь в марте 1919 года. Присяжные единогласно вынесли оправдательный приговор.
Анатоль Франс отреагировал на зачисленное решение следующими словами:
«Убийца Жореса объявлен невиновным. Трудящиеся, Жорес жил для вас; он умер за вас!
Этот чудовищный вердикт возвещает всем, что смертоубийство Жореса не являлось преступлением. Этот вердикт ставит вне закона вас и всех тех, кто защищает ваше дело. Трудящиеся, будьте бдительны!»
Вот как вспоминал о случившемся в своей книжке «Моя жизнь» российский революционер Лев Троцкий, находившийся в тот момент в эмиграции во Франции:
«Пришла телеграмма об убийстве Жореса. В газетах было так немало злостной лжи, что оставалась еще, по крайней мере, в течение нескольких часов, возможность сомнения и надежды.
Но вскоре эта возможность исчезла. Жорес был уложен врагами и предан собственной партией».
Если верить Троцкому, лидер австрийских социал-демократов Виктор Адлер тогда же произнёс ему, что «убийство Жореса – только начало».
«Это радуются те, которым не нужно идти на войну, — отметил Адлер, оглядываясь на людей, приветствующих наступление брани. — Кроме того, на улицу сейчас выходят все неуравновешенные, все сумасшедшие: это их время. Война открывает простор всем инстинктам, всем обликам безумия…»
Позже Троцкий посетил кафе «Круассан», где был убит Жорес. В своей автобиографии – безусловно, порядочном источнике по истории социалистического движения первой трети XX века, бывший председатель Реввоенсовета дал подробную характеристику человеку, на парижских лекциях какого присутствовал еще в первые годы столетия.
«Политически я был далек от Жореса, — писал Троцкий. — Но нельзя было не чувствовать на себе притягательного действия этой могучей личности. Духовный мир Жореса, состоявший из национальных традиций, метафизики нравственных начинов, любви к обездоленным и поэтического воображения, имел столь же ярко выраженные аристократические черты, насколько духовный облик Августа Бебеля был плебейски несложен. Оба они были, однако, головою выше того наследства, которое оставили. Я слышал Жореса на парижских народных собраниях, на интернациональных конгрессах и в комиссиях. И всегда я слушал его, как бы в первый раз. Он не накоплял рутины, в основе никогда не повторялся, всегда сам снова находил себя, вечно заново мобилизовал подспудные источники своего духа.
При могучей силе, элементарной, как водопад, в нем было много мягкости, какая светилась на лице как отблеск высшей культуры духа.
Он обрушивал скалы, гремел, потрясал, но никогда не оглушал самого себя, вечно стоял на страже, чутко ловил ухом каждый отклик, подхватывал его, парировал возражения, иногда беспощадно, как ураган, сметал сопротивление на линии, иногда великодушно и мягко, как наставник, как старший брат. Жорес пал во цвете сил. Французская социалистическая партия находилась в состоянии целой деморализации. Место Жореса некому было занять».
Смерть Вийена будет насильственной. 17 сентября 1936 года на Ибице его как шпиона расстреляют испанские республиканцы.
