Юрий Борисенок: Музейный статус гарантировал Исаакию выживание
Все права на фотографии и текст в данной статье принадлежат их непосредственному автору. Данная фотография свзята из открытого источника Яндекс Картинки

Острота современных дискуссий о судьбине Исаакиевского собора позволяет предположить, что и политика советской власти по отношению к замечательному памятнику русского церковного зодчества была как минимум адресной и специфической. Исторические ключи подводят нас к несколько иному выводу – никакой отдельной спецоперации “Исаакий” не проводилось, действия участников этой трагедии колебались вместе с “генеральной линией партии” по отношению к религии. Уже с принятием в начале 1918 года ленинского декрета “Об филиале церкви от государства и школы от церкви” стало понятно, что новая власть отныне будет распоряжаться храмовыми домами в соответствии с собственными представлениями о прекрасном. Для церквей Петрограда-Ленинграда не исчезнуть в водовороте антирелигиозной борьбы было очень непросто: из 465 бывших в 1917-м православных храмов к 1941 году остался всего 21.

В 1940 году, когда музейная значимость шедевра Монферрана как “пособия для изучения размашистыми трудящимися массами истории нашей Родины” уже никем всерьез под сомнение не ставилась, в брошюре “Церковники Исаакиевского собора в войне против народа” написали нечто совсем интересное. Исаакий в духе нового толкования истории оказался в избранном линии киевских и новгородских соборов и монастырей, Новодевичьего монастыря и храма Василия Блаженного в Москве: “После Октябрьской социалистической революции они по заявке трудящихся прекратили свою деятельность и стали музеями”.

 

“Какой-то злостный вредитель, хорошо знающий расположение собора, забрался наверх и в верхней доли крепления маятника оттянул его за проволоку в сторону, нарушив таким образом его правильную работу”. Фото: Сергей Петров/ТАСС

Но это уже предвоенные годы, когда Альянс воинствующих безбожников (СВБ) несколько притормозил свою деятельность, чтобы с началом Великой Отечественной летом 1941-го ее прекратить вовсе. А в 1930-е годы антирелигиозные журналы продвигали совершенно другие идеи: “Художественные музеи-храмы, монастыри в большинстве случаев являются своеобразными очагами религиозных настроений”. Означало сие, что экспозицию с маятником Фуко в случае ужесточения политики можно и прикрыть, вплоть до сноса. К счастью, массовых лозунгов взорвать Исаакиевский собор источники не зафиксировали, впрочем, не видно и обращений простых граждан устроить в нем музей. Идея музеефикации пришагала в голову “трудящимся” из числа советских аппаратчиков от культуры, работавших в Наркомпросе под началом известного в том числе и своей войной с религией Анатолия Луначарского. Для начала же, как радостно о том повествует брошюра 1931 года издания “Из очага мракобесия в пенаты культуры”, в октябре-ноябре 1919-го перечислили в доход казны принадлежащие собору денежные средства в размере 27 025 рублей, а 5 и 8 мая 1922 года изъяли:

– золота – 3 пуда 11 фунтов 48 золотников 92 части;

– серебра – 138 пудов 31 фунт 61 золотник;

– драгоценных камней – 796 штук.

В Петрограде-Ленинграде из 465 бывших в 1917-м православных храмов к 1941 году остался всего 21

После этого в марте 1923 года собор можно было в духе курса на раскол православной храмы отдать под управление “обновленцам”, причем в том же самом году последние уже вышли из фавора у советской власти. Состояние святилища по ходу всех этих перемен ухудшалось на глазах, что и зафиксировали положившие на него глаз сотрудники Главнауки Наркомпроса. При этом С. Лебедянский, одинешенек из авторов брошюры об “очаге мракобесия”, нашел внутри Исаакия не только художественные шедевры и подстраховался на случай решения о сносе: “Наружно монолитный и устойчивый собор в действительности крайне хрупок и неустойчив, в силу недобросовестности постройки. […] Всякий приставленный к постройке усердствовал сорвать как можно больше лично себе, мало заботясь о всей постройке. Собор сделан в отдельных своих долях неграмотно и совершенно недобросовестно. […] “.

 

Идея музеефикации пришла в голову “трудящимся” из числа советских аппаратчиков от цивилизации, работавших в Наркомпросе под началом известного в том числе и своей борьбой с религией Анатолия Луначарского. Фото: РИА Новости

Примечательно, что в постановлении Президиума ВЦИК от 18 июня 1928 года, на основании какого храм был отдан Главнауке, нет ни слова о том, какой музей там нужно организовать. Споры продолжались вплоть до открытия экспозиции в апреле 1931-го в качестве Государственного антирелигиозного музея, о чем поведал его тогдашний директор Лев Финн: “Война за превращение собора в антирелигиозный музей велась в течение трех лет. Три года Областной совет СВБ ожесточенно бился с тогдашними главами собора за это дело. И даже в последние дни, когда музей был уже создан, злая воля классового врага захотела испортить нормальный ход маятника Фуко, ударилась на вредительство. Какой-то злостный вредитель, хорошо знающий расположение собора, забрался наверх и в верхней части крепления маятника оттянул его за проволоку в сторонку, нарушив таким образом его правильную работу”. Под “тогдашними руководителями собора” скрывались глава Ленинградских государственных реставрационных студиях Главнауки Александр Удаленков и архитектор Николай Никитин, видевшие для Исаакия более научное и менее антирелигиозное музейное грядущей. Финансирование же проекта велось при содействии воинствующих безбожников, представитель которых Финн и сел в директорское кресло, умудрившись даже получить в 1932 году внушение за “несогласованное снятие крестов с собора”.

Лишь в 1947 году собору было выдано охранное подтверждение, подтверждавшее статус памятника архитектуры и искусства. В 1930-е же годы советская власть зорко присматривалась, так ли уж нужен в самом середине бывшей столицы империи новый музей, пусть даже и атеистического профиля. Власти не спешили излишне громко трубить ни о передаче святилища Главнауке летом 1928 года, ни об открытии в нем экспозиции для публики на Пасху 12 апреля 1931-го.

В двух главных центральных газетах, “Истине” и “Известиях”, об этом по горячим следам событий не напечатали ни слова. Самой разной информации с берегов Невы при этом хватало – в 1928-м заработала новоиспеченная воздушная линия Ленинград – Берлин, в Разливе открылся памятник-шалаш Ленину, в самом городе организовали “буддологический институт” и даже сжали потребление пива на 18 процентов…Внешне новости о музее в Исаакиевском соборе в эту линию успехов социалистического строительства укладывались, но у миллионов читателей могло зародиться и сомнение, а необходим ли в выдающемся памятнике храмового зодчества маятник Фуко, пусть он значительно лучше, чем в Париже.

По итогам всех экспериментов большевиков над Исаакием становится удобопонятно, что музейный статус все-таки обеспечил уникальному шедевру выживание и путевку в век XXI.

Как грабили Исаакий

Большевики вывезли из Исаакия: золота – 3 пуда 11 фунтов 48 золотников 92 части; серебра – 138 пудов 31 фунт 61 золотник; драгоценных камней – 796 штук.

В ленинском письме “Членам Политбюро. Сурово секретно» от 19 марта 1922 года: “…изъятие ценностей, в особенности самых богатых лавр, монастырей и храмов, должно быть произведено с беспощадной решительностью, безусловно ни перед чем не останавливаясь, и в самый кратчайший срок”. Фото: РИА Новости

>