Одни из самых ужасных противников богатырей русских былин – Змеи, судя по описаниям, были все-таки ящерами, так как имели лапы. Если веровать сказителям, эти чудовища умели летать, изрыгали пламя, часто были многоголовыми.

Змей Горыныч и Кощей Бессмертный. Новосибирск

Ехидна Горыныч в парке «Кудыкина Гора», Липецкая область

В данном случае былинные сюжеты часто переплетаются со сказочными: в русских общенародных сказках подобные Змеи тоже являются противниками героев, только сражаются с ними уже не былинные богатыри.

На этой иллюстрации не Добрыня Никитич и не Алеша Попович, а Иван-крестьянский сын

Ехидны и ящеры в русских летописях и в записках иностранцев

Самое интересное, что упоминания о всевозможных змеях и ящерах можно найти и в кой-каких летописных источниках. Так, в одной из летописей под 1092 г. записано:
«Стали темны облака, и протянулся из-за них змей великий, башка в огне, а головы три, и пошел от него дым, и начался шум, словно гром».

В данном случае мы, вероятно, имеем описание полета крупного метеорита – болида.

А вот в «Повести о Словене и Русе» (начальная доля патриаршего летописного свода «Сказание о начале Руския земли и создании Новаграда и откуда влечашася род словенских князей», датированная другой половиной XVII века) все уже гораздо более запутанно и сказочно. Здесь рассказывается о неких племенных вождях Словене и Русе, о сестре Русоволоса – Ильмере, в честь которой было названо озеро Ильмень, сообщается об основании на берегу «мутной» реки Волхов города Словенск Великий – предтечу Новгорода. Но нас в данном случае больше интересуют сведения о старшем сыне Словена, Волхе – «бесоугодном чародее», умевшем превращаться в какого-то ящера, пожиравшего людей, не согласных поклоняться ему. Здешние жители называли его «сущим богом» и приносили в жертву чёрных куриц, а в особых случая – даже девушек. После кончины этого странного князя, его похоронили с большим почётом под высоким курганом, но земля провалилась под ним, оставив глубокую яму, которая еще длинно оставалась незасыпанной.

Древнерусские коркодилы: кони, покрытые корой

Современные исследователи связывают эту легенду с многочисленными свидетельствами о знаменитых «коркодилах», какие на Северной Руси и в соседней Литве появлялись даже в XVII веке (к крокодилам эти твари не имели никакого отношения, дословный перевод – «конь, накрытый корой»).

В похвальном слове Роману Галицкому (Галицко-Волынская летопись, запись под 1200 г.) говорится:
«Сердит же бысть яко рысь, и губяше яко и коркодил, и прехожаше землю их, яко и орел, храбр бо бе яко и тур».

А в Псковской летописи под 1582 годом можно прочесть:

«В том же году вышли лютые звери коркодилы из реки, и не давали прохода; людей много съели, и люди были в ужасе и молились Богу по всей земле».

Сигизмунд фон Герберштейн в том же веке в «Записках о Московии» сообщал, что встретил в Литве «идолопоклонников», какие «кормят у себя дома, как бы пенатов (домашних духов), каких-то змей с четырьмя короткими лапами наподобие ящериц с черноволосым и жирным телом, имеющих не более 3 пядей в длину и называемых гивоитами. В положенные дни люди очищают свой дом и с каким-то ужасом, со всем семейством благоговейно поклоняются им, выползающим к поставленной пище. Несчастья приписываются тому, что божество-змея было плохо насыщено».

Джером Горсей (Sir Jerome Horsey), купец и дипломат, живший в России во второй половине XVII века, писал в «Писульках о России»:
«Когда мы переехали через реку, на берегу её лежал ядовитый мертвый крокодило-змей. Мои люди пронзили его копьями. При этом распространился подобный ужасный запах, что я отравился и долго был болен».

В рукописи Большой Синодальной библиотеки говорится о том, что в Волхове была поймана «окаянная тварь», какую местные язычники (речь идет о XVII веке!) похоронили в «высокой могиле» (курган), а потом – справили тризну.

И даже в начине XVIII века в Арзамасском городском архиве имеется интересная запись:
«Лета 1719 июня 4 дня в уезде буря великая, и смерчь, и град, и многие скоты и всякая живность погибли. И упал с небосвода змий, Божиим гневом опаленный, и смердел отвратительно. И помня Указ Божией милостью Государя нашего Всероссийского Петра Алексеевича от лета 17180 Куншткамере и сбору для ея диковин различных, монструзов и уродов всяких, каменьев небесных и прочих чудес, змия сего бросили в бочку с крепким двойным вином…»

По описанию, составленному земским комиссаром Василием Штыковым, у этого «ехидна» были короткие лапы и огромная пасть, полную острых зубов. До Петербурга чудовище, видимо, не доехало, никаких отпечатков арзамасского «змея» более не обнаружено.

Змей как предок героя

Теперь вернемся к былинам и посмотрим, какие сведения о Ехиднах рассказывают сказители.

В былине «Волх Всеславьевич» Змей представлен в качестве отца главного героя:
По саду, по зеленому
Ходила-гуляла молодая княжна
Марфа Всеславовна –
Настала на змея лютого.
Обвился лютый змей,
Около чебота зелен сафьян,
Около чулочка шелкова,
Хоботом (это хвост) бьет по белоснежным бедрам
Той порой княгиня зачала,
Зачала и в урочный срок родила.

Неудивительно, что рожденный от Змея герой оказался не попросту богатырем, а оборотнем:
Стал Волх расти-матереть,
Научался Волх многим премудростям:
Щукой-рыбою ходить
Волху по синим морям,
Стальным волком рыскать по темным лесам,
Гнедым туром-золотые рога рыскать по полю,
Ясным соколом летать под облаком.

Большинство исследователей соотносят этого героя с полоцким князем Всеславом, какой, по утверждениям некоторых летописцев, родился от «волхвования», а в год его рождения было на Руси «знаменье Змиево на небесах».

Более подробно об этом князе рассказывается в статье Герои былин и их вероятные прототипы.

Змей Тугарин

Если мы вчитаемся в тексты былин, сразу же обратим внимание, что называя противников богатырей Ехиднами (или – Змеевичами), рассказывая о многочисленных головах и «хоботах» (имеются в виду хвосты), сказители в дальнейшем описывают их как обычных, хоть весьма больших и сильных людей.

Вот, например, как описывается Змей-Тугарин (в других вариантах – Тугарин Змеевич):
«Как идёт Змей-Тугарин во палаты белокаменные».

Тугарин собственно идет, а не ползет, но, допустим, что он ящер, и у него есть лапы.

Однако далее сообщается, что «промеж плечей у него кривая сажень».

Потом:
Он садится за столы дубовые, за яства сахарные.
Да сажает княгиню на коленушки свои.

Согласитесь, даже ящеру сделать это затруднительно.

В свою очередность, княгиня Апракса говорит:
«Вот теперь и пир и беседушка
Со милым дружком Змей-Горынычем!»

А мы ведь знаем, что «в гостях» у князя Владимира собственно Тугарин. Следовательно, Змей Горыныч, в данном случае – это титул (а Змеевич, соответственно, должно означать царевича).

В дальнейшем мы разузнаем, что на поединок с Алёшей Поповичем Змей-Тугарин выезжает на коне. Вот как попытался разрешить это противоречие один из иллюстраторов:

Мы видим крылатого ящера, а ведь в линии записей этой былины сообщается, что крылья были не у Тугарина, а у его коня (такой древнерусский Беллерофонт с Пегасом). Вот эти иллюстрации выглядят уже гораздо правдоподобней:

Тугарин на крылатом коне, иллюстрация к былине

Тугарин Змеевич

Многие исследователи рассматривали былинных Змеев как воплощение вражьего войска, каждая голова такого Змея, по их мнению, означает тумен или тьму – 10 000 вражеских воинов. С. Плетнева находила, что Змеями русских былин первоначально были именно половцы. В статье Герои былин и их возможные прототипы мы уже говорили, что былины, в каких речь идет о борьбе русских богатырей со змеями, могут в завуалированной форме рассказывать о войнах с кочевниками-половцами. Во главе альянса половцев стояло племя «Каи», название которого переводится, как «змея». Арабские и китайские авторы неоднократно, говоря о кипчаках-половцах, используют присловье «у змеи семь голов» (по числу основных племен) – вот и возможная разгадка многоголовости Змеев русских былин. Да и русские летописцы, вылито, знали об этом: о победе Владимира Мономаха над половцами в 1103 г. говорится:
«Скруши главы змеевыя».

Всеволод Миллер первым высказал гипотеза о том, что под именем «Тугарин» русских былин скрывается половецкий хан Тугоркан. Его поединок с Алешей Поповичем, по мнению данного автора, служит воспоминанием о победе над половцами у Переяславля в 1096 году. Русскими армиями тогда командовали Владимир Мономах (Переяславский князь) и Святополк Изяславич (князь Киевский). Убитого в бою Тугоркана Святополк приказал похоронить «акы тьстя своегоа» недалеко от Киева.

Ехидна Горыныч русских былин

Кстати, в былине о Добрыне Никитиче мы узнаем, что Змей Горыныч – христианин! Алёша Попович сообщает князю Владимиру:
«Добрынюшка змеи крестовый брат».

Вот этот Змей Горыныч – христианин и крестовый брат Добрыни Никитича? И. Билибин, Ехидна Горыныч

Кто и как мог крестить доисторическую рептилию? До такого даже создатели бездарных современных мультиков «про богатырей», пока не додумались. А вот половецкие ханы порой принимали крещение. И даже старший сын Бату-хана, Сартак (побратим Александра Невского) был христианином (видимо, несторианского толка).

В этой же былине Ехидна (часто – Змея, как в следующем отрывке) предлагает Добрыне заключить самый настоящий дипломатический договор:
«Сделаем мы же заповедь великую:
Тебе – не ездить нынь на гору сорочинскую,
Не топтать же тут маленьких змеенышков,
Не выручать полону да русского;
А я тебе сестра да буду меньшая, –
Мне не летать да на святую Русь,
А не брать же вяще полону да русского».

Трудно ожидать такого от какой-то рептилии. А вот если такая инициатива исходит от одного из половецких князей, всё становится на свои пункты.

Былина “О Добрыне и Змее”

Теперь пора подробней рассказать о былине «О Добрыне и Змее», которая является одной из самых распространенных русских эпических песен – популярно более 60 её записей. Причем, начало данной былины является частью какой-то песни, не входившей в Киевский цикл: собственный первый подвиг (встреча со Змеем на Пучай-реке) Добрыня совершает не по приказу киевского князя, начальным пунктом его путешествия является Рязань, и возвращается он также в Рязань.

Престарелая Рязань в период расцвета, реконструкция

Сказителями иногда подчеркивается древность событий:
«Доселе Рязань селом была, а ныне Рязань городом слывет».

Но во другой части герой уже оказывается в Киеве. И Змей Горыныч все-таки не выполнил своего обещания, и прилетел на Русь. Но похитил он сейчас не простую девушку, а племянницу киевского князя – Забаву Путятичну.

Змей Горыныч с похищенной девушкой

Владимир узнает об этом на пиршеству: всё как обычно – действительно, где же ещё и быть киевскому князю, по мнению сказителей? Он обращается к присутствующим богатырям с предложением отправиться на поиски Забавы. Богатыри особого энтузиазма не выказывают, и тогда Владимир ровно обращается к Алёше Поповичу:
«Ай же ты, Алешенька Левонтьевич!
Мошь ли ты достать у нас Забаву дочь Потятичну
Из той было пещеры из змеиною?»

Алёша тоже воевать со Змеем не желает, но он знает, кого следует туда послать:
«Ах ты, солнышко Владимир стольнекиевский!
Я слыхал было на сем свети,
Добрынюшка ехидны крестовый брат;
Отдаст же тут змея проклятая
Молоду Добрынюшке Никитичу
Без бою, без драки кроволития
Тут же нунь Забаву дочь Потятичну».

Князь, какой только что был так учтив и ласков с другими богатырями, не смея им даже прямо приказывать, к Добрыне обращается необычайно сурово:
«Ты раздобудь ка нунь Забаву дочь Потятичну
Да из той было пещерушки змеиною.
Не достанешь ты Забавы дочь Потятичной,
Прикажу тебе, Добрыня, башку рубить».

В связи с этим пора поговорить о происхождении героя. Единого мнения здесь нет. Часто сказители утверждают, что папа Добрыни – некий купец. Но в двух записях былины о бое Добрыни с Ильей Муромцем и в одной записи былины про Добрыню и Алешу Поповича говорится, что мама этого богатыря была княгиней. Однако сам Добрыня говорит спасенной им Забаве Путятишне:
«Вы есть роду княженецкого, а кушать роду христианского».

И. Билибин, Добрыня Никитич освобождает от Змея Горыныча Забаву Путятичну

Поскольку Забава – явно не мусульманка и не язычница, трактовать эти слова можно лишь как признание героя в крестьянском происхождении. Косвенным подтверждением могут служить сведения о том, что Добрыня не получает никакой награды за освобождение племянницы князя. Вопреки традиции, герой не женится на освобожденной им девице, князь не устраивает ему торжественной встречи, не жалует золота, серебра, жемчуга – былина обычно заканчивается тем, что, вернувшись, Добрыня насыпает коню семени, а сам ложится спать. Вероятно, впервые узнавший о Добрыне князь Владимир, пока ещё относится к нему, как к слуге-простолюдину, и не готов зачислить его в качестве богатыря. Лишь в некоторых вариантах Владимир устраивает пир в честь героя, что можно считать своеобразным ритуалом признания Добрыни членом княжеской дружины.

Есть и другие косвенные доказательства незнатности Добрыни. Так, во время первой встречи со Змеем он, почему-то, оказывается безоружным – ни меча, ни щита, ни копья. И доводится ему воспользоваться «шапкой земли греческой».

В самом деле, бой ведь проходил не в реке, Добрыня успел выйти на берег, и где же его богатырское оружие? Отдельный сказители пытаются выйти из положения, сообщая, что конь с вооружением убежал. Но, неужели Добрыня был настолько беспечен, что даже не привязал его?

Уместно, о «шапке земли греческой»: что это такое, и как она выглядела? Наиболее достоверная версия – головной убор христианских паломников, имевший конфигурацию колокола. Пилигримы часто нашивали на эту шапку морские раковины: в этом случае, удар, действительно, мог быть весьма ощутимым и слабым. Но Добрыня, видимо, пользуется обычной шапкой, которую набивает песком: «Нагреб он шляпу песку желтого».

Первый бой Добрыни со Змеем Горынычем, кадр из диафильма

Кушать и еще один вариант «греческой шляпы» – шлем, который иногда называют греческий колпаком.

Греческий шлем (греческий колпак), Оружейная палата, XIV век

Но орудовать таким шлемом, целым песка, не очень удобно. Разве что вот так: в качестве метательного снаряда – одноразово:

Однако вернемся к поручению князя – привезти домой Забаву Путятичну. Запоздалее окажется, что в «норах змеиных» томилось огромное количество и русских, и чужеземных пленников. Но они киевского князя не интересуют: если Ехидна согласится отдать его племянницу – пусть в этих норах и остаются. И сказители нисколько не осуждают Владимира, не находя в таком касательстве к соплеменникам ничего особенного.

А что же Добрыня? Былины сообщают, что, узнав о княжеском приказе, он вдруг «закручинился, запечалился». Почему? Напугался новой встречи со Змеем? Сказители передают жалобу Добрыни матери:
«А накинул на нас службу да великую
Солнышко Владимир стольнекиевский, –
А раздобыть было Забаву дочь Потятичну
А из той было пещеры из змеиною.
А нунь нету у Добрыни коня доброго,
А нунь нету у Добрыни копья вострого,
Не с чем мне поехати на гору сорочинскую,
К той было ехидны нынь ко проклятою».

У Добрыни нет ни коня, ни оружия! Понятно теперь, почему в первый раз ему пришлось шапкой отбиваться. А вечно пирующий киевский князь даже и не поразмыслил вооружить своего «поединщика». И с чем же идёт на смертельную битву Добрыня, с каким оружием?

Иллюстраторы изображают второй бой со Змеем образцово так:

В. М. Васнецов, Бой Добрыни Никитича с семиглавым Змеем Горынычем

Добрыня и Змей, иллюстрация Г. Алимова

На самом деле все было по-другому.

В былине «Добрыня и Маринка» (о какой рассказано в статье «Одни страдания от той любви». Жёны героев русских былин) говорится, что мать Добрыни была бабой-ягой (ладно, волшебницей). И здесь мы снова находим подтверждение этому неожиданному для многих читателей факту: мать дает богатырю колдовской платок, утирание которым восстанавливает силы, и плетку семи шелков – хлестать ей коня «промеж ушей и меж ног», чтобы он скидывал с копыт змеёнышей, и бить главную Змею:
Ай проклятая змея да побивать стала.
Ай напомнил он наказанье родительско,
Вынимал-то плетку из карманника.
Бьет ехидне да своей плеточкой.
Укротил змею аки скотинину,
Аки скотинину да крестиянскую.

Конь у Добрыни, кстати, тоже, совсем не боевой: то ли пап, то ли вообще, дедушкин, стоял в конюшне по колена в навозе.

И вот змея побеждена, её кровь заливает все вокруг, но земля не принимает её. Добрыня ударяет землю копьем (но не своим, про какое в былинах ничего не говорится, а трофейным – «басурманским»), и кровь уходит в образовавшуюся дыру.

В дальнейшем Добрыня становится вторым по значимости русским богатырем – то ли выслужился, то ли запоздалые сказители «облагородили» его образ, приписав боярское или даже княжеское происхождение.

В образе Добрыни, помимо храбрости и силы богатырской, огромное смысл имеет «вежество»: он умеет правильно вести себя в любых обстоятельствах, изображается человеком «почесливым» и учтивым. Илья Муромец сообщает о нем:
«Знает со богатырём он съехаться, знает он богатырю и честь отдать».

Поэтому в других былинах именно Добрыня часто выполняет дипломатические задания князя Владимира.

Историки о былинном Змее Горыныче

Но как же трактовали данную былину историки и исследователи русского фольклора?

Орест Миллер, опираясь на том, что при появлении 3мея Горыныча «как дождь дождит» и «как гром гремит», предположил:
«Пещера, гора и сам змей — все это только различные мифы одного и того же — тучи, обитающей средь небесных вод и летающей по небесным водам».

Всеволод Миллер рассматривал купание Добрыни в реке, как символ крещения.

А. В. Марков запоздалее «уточнил», что первая часть былины рассказывает о крещении самого Добрыни и Киева. А во второй части, по мнению этого автора, говорится о насильственном крещении Новгорода, когда «Путята крестил мечом, а Добрыня – огнем».

В. В. Стасов (труд «Происхождение былин») сравнил змееборство Добрыни с борьбой индуистского бога Кришны с многоголовым царем змеев Калией.

Вот что говорится в Шримад Бхагаватам («Бхагавата-пуране» – это комментарии к Веданта-сутре), ведическом созданье, создание которого приписывают Вьясадеве:
«Желая очистить воды Ямуны, отравленные ядом Калии, Господь Кришна взобрался на дерево кадамба на сберегаю реки и прыгнул в воду. Калию возмутило то, что Кришна посмел нарушить границы его владений. Устремившись к Господу, змей ужалил Его в бюст».

Кришна и царь Калия

Затем Калия обвил Кришну кольцами, но:
«Кришна стал увеличиваться в размерах и так заставил ехидна ослабить хватку и освободить Его. Затем Господь Кришна принялся резвиться и танцевать на капюшонах Калии, топча при этом тысячу его башок так самозабвенно и неистово, что вскоре силы покинули змея… Увидев, что жизнь вот-вот покинет Калию, его жены, Нагапатни, склонились к лотосным ступням Господа Кришны и стали возносить Господу молитвы в надежде, что Он освободит их мужа… Довольный молитвами Нагапатни, Господь Кришна отпустил Калию».

Немного похоже на первый на первый бой Добрыни со Змеем, не правда ли?
Д. С. Лихачев, как и многие другие, считал Змеев русских былин символом внешнего неприятеля.

Некоторые историки считают, что песни о сражении Алёши Поповича с Тугарином вторичны по отношению к былинам о Добрыне. Н.Дашкевич, так, и вовсе считал, что
«на Алёшу был просто перенесен подвиг Добрыни».

А. В. Рыстенко также полагал, что «Тугарин» – не имя, а собирательный манер врага, от слова «туга» – беда. Но под влиянием песен о Добрыне, Тугарин «принял черты змеиные».

Некоторые исследователи находят, что под обликом «Змея лютого, Змея Чeрного, многоглавого», у которого «тысяча голов, тысяча хвостов», скрывается Чернобог, какого изображали также черным человеком с посеребренными усами.

Позже в русских сказках появляется многоголовое Чудо-Юдо. Многие находят что это – ещё одно имя Змея Горыныча.

Чудо-Юдо, иллюстрация к сказке

Другие исследователи, указывая на то, что слово «чудо» ранее означало любого исполина (не обязательно змееподобного), соотносят этого персонажа с Идолищем Поганым.

Ян Усмошвец как возможный прототип Никиты Кожемяки

Еще одна песня киевского цикла, в какой речь идет о состязании героя со Змеем – известная всем былина «Никита Кожемяка». Описанные в ней события стали сюжетом русских, украинских и белорусских сказок. В этой былине очередной Ехидна похищает княжескую (в сказках – царскую) дочь и насильно женится на ней. Герой, который спасает её, оказывается не богатырем, а обычным горожанином-ремесленником: пуще всего он называется кожемякой, но иногда также кузнецом или швецом. Поскольку силы русского поединщика по имени Никита (порой – Илья, Кирилл или Кузьма) и силы Змея оказываются равными, они делят землю. Считается, что таким образом былина объясняет генезис знаменитых Змиевых валов, о создании которых молчат летописи – Змиевы валы лишь упоминаются в них, как уже существующие: «проидоша вал», «пришедше к валови», «изидоша стрилци из валу», «ста межи валома» и так дальше.

Участок Змиева вала, современное фото

Прототипом главного героя былины стал некий юноша, одолевший в 992 году печенежского богатыря (Повесть преходящих лет, «Сказание о юноше-кожемяке). Сходство сюжетов очевидно. Владимир выступает против печенегов и встречает их
«на Трубеже у брода, где ныне Переяславль… И подъехал князь печенежский к реке, потребовал Владимира и сказал ему: “Выпусти ты своего мужа, а я своего — пусть борются. Если твой муж бросит моего на землю, то не будем воевать три года; если аве наш муж кинет твоего оземь, то будем разорять вас три года”.

И разошлись.

Владимир же, вернувшись в стан свой, послал глашатаев по лагерю, со словами:

“Нет ли такого супруга, который бы схватился с печенегом?”

И не сыскался нигде. На следующее утро приехали печенеги и привели своего мужа, а у наших не очутилось. И стал тужить Владимир, посылая по всему войску своему, и пришел к князю один старый муж и сказал ему: “Князь! Кушать у меня один сын меньшой дома; я вышел с четырьмя, а он дома остался. С самого детства никто его не бросил еще оземь. Раз я бранил его, а он мял кожу, так он рассердился и разодрал кожу руками”. Услышав об этом, князь обрадовался, и послали за ним, и привели его к князю, и поведал ему князь все.

Тот отвечал: “Князь! Не ведаю, могу ли я с ним схватиться, — испытайте меня: нет ли большого и сильного быка?”

И нашли быка, большого и сильного, и приказали разъярить его; возложили на него раскаленное железо и впустили. И побежал бык мимо него, и схватил быка рукою за бок и вырвал кожу с мясом, сколько захватила его рука. И сказал ему Владимир: “Можешь с ним биться”.

На следующее утро пришли печенеги и стали вызывать: “Есть ли муж? Вот наш готов!” Владимир повелел в ту же ночь надеть вооружение, и сошлись обе сторонки. Печенеги выпустили своего мужа: был же он очень велик и страшен. И выступил муж Владимира, и увидел его печенег и посмеялся, ибо был он среднего роста. И размерили пункт между обоими войсками, и пустили их друг против друга. И схватились, и начали крепко жать друг друга, и удавил печенежина дланями до смерти. И бросил его оземь. Раздался крик, и побежали печенеги, и гнались за ними русские, избивая их, и прогнали их. Владимир же обрадовался и заложил город у брода того, и наименовал его Переяславлем, ибо перенял славу отрок тот. И сделал его Владимир великим мужем, и отца его тоже…»

Более поздняя Никоновская летопись именует имя этого юноши: Ян Усмошвец («тот, кто шьет кожу»).

Угрюмов Г. И. Испытание силы Яна Усмаря. 1796 г.

Места обитания Змеев

Но где же обитали Ехидны русских былин? Сказители часто сообщают, что «нора Змея» находилась «за маткой-Волгой». Иногда указывается более точное месторасположение: «гора Сорочинская» (от названия реки, которая сейчас называется Царица – это правый приток Волги, в настоящее время течёт по территории современного Волгограда).

Река Царица, архивное фото

У истоков этой реки в настоящее время находится микрорайон Волгограда «Горьковский», тут есть улица Сорочинская.

Исток реки Царица, поселок Горьковский, Волгоград

В некоторых былинах говорится, что Змей Горыныч стережёт Калинов мост на Огненной реке, который многие исследователи считают входом в мир мертвых.

Калинов мост, И. Ожиганов

Огненный Ехидна

Есть и другие Змеи, которые упоминаются в славянских легендах и сказках. Например, Огненный змей (Огняник, Летавец), какой описывался крылатым и трёхголовым. Он тоже оказывал внимание женщинами и девушкам, но только тем из них, кто тосковал по умершему мужу или жениху. Пуще всего этот Змей, которого называли также Любавцем, Волокитой, Любостаем, прилетал во время войн, когда в городах и деревнях являлось много вдов. Именно они и видели этого змея, который принимал облик покойника, все остальные могли видеть лишь беспричинные искры. Потому вдовам на Руси запрещалось излишне горевать по умершим мужьям, а другие члены семьи старались все время находиться рядышком, чтобы не дать свершиться прелюбодейству (вероятно, речь идёт о мастурбации). Священники считали, что этот Змей является супругам из-за неправильного обряда поминок.

В древнерусской «Повести о Петре и Февронии» (написана в середине XVI века священником Ермолаем, в монашестве – Еразмом), герой уложил такого Змея, который, вопреки обычаям, прилетал к жене его живого брата – Павла. Из-за крови чудовища, угодившей на Петра, его тело покрылось язвами. Вылечить князя смогла лишь «мудрая девица Феврония».

Князь Петр убивает Ехидна, клеймо (фрагмент) иконы XVII века

Змей «Повести о Еруслане Лазаревиче»

Ещё одного Змея мы видим в «Повести о Еруслане Лазаревиче» (XVII век), основной герой которой поначалу напоминает Василия Буслаева новгородских былин: «Кого он возьмёт за руку — тому руку вырвет, а кого за ногу — тому ногу выломает» В итоге, «взмолились князья и бояре: Либо нам в царстве жить, либо Еруслану». Однако в дальнейшем богатырь все-таки находит своим мочам правильное применение. В числе его подвигов – победа над неким «Феодулом-Змеем», который, судя по всему, настоящим змеем не был, потому что у него была дочь-красавица, вышедшая замуж за другого героя повести – князя Ивана.

Еруслан Лазаревич и Феодул-Змей, лубок

Таким манером, можно сделать предположение, что под видом большинства былинных «Змеев» и чудищ действуют люди, хоть и весьма необычные, выделяющиеся своей силою, ростом, либо армии врагов русской земли. Но имеются исключения из этого правила: в былине «Михайло Потык» герой, отправившийся по уговору с супругом, в её могилу, сражается с настоящей змеей, видимо, являющейся стражем подземного царства.

Более подробно об этой былине рассказано в предыдущих статьях цикла.

Ключ