издается с 1879Приобрести журнал
исторический научно-популярный журнализдается с 1879rodina-history.ruНайти
ЕААлександр ЕмельяненковВена – Сант-Валентин – Маутхаузен – Линц – Москва – ПодольскПрививка от нацизма
Мемориал на пункте концлагеря Маутхаузен в Австрии сохранен потомкам в назидание
17:27Родина – Федеральный выпуск: №2(220)поделиться
В феврале 1945 года, прочертив в фашистском плену 1312 дней и пройдя за это время 13 концлагерей и тюрем гестапо, погиб генерал-лейтенант советских инженерных армий Дмитрий Михайлович Карбышев. В 2020 году корреспондент “Родины” побывал на месте его гибели – в мемориальном музее на месте концлагеря Маутхаузен.
На станцию направления поезд пришел в глубоких сумерках, почти в полной темноте. За минуту или две до этого прогромыхал по мосту – Дунай. Надвигающаяся ночь и висящий над рекой мгла сделали свое: кроме двух-трех тусклых огней где-то вдалеке – ничего больше.
Выбрались из вагона. Если бы вдруг, невидимые в тьме, наперебой залаяли овчарки, – удивились бы только мои попутчики, первыми сошедшие на перрон. Но они, лишь зябко поежившись, подняв воротники и поправив заплечные мешки с пожитками, потянулись на свет фонаря, сиротливо горевшего над узкой полоской тротуара. Дошли и дисциплинированно выстроились в очередь.
“Остановка!” – сообразил я и только тут заметил два притаившихся в сторонке автобуса с погашенными фарами.
– Entschuldigen Sie, bitte, – призвал я на помощь школьные запасы немецкого и вытащил карту, распечатанную из “Яндекса” еще в Москве. – Как бы мне скорее до гостиницы дойти?
Пожилой и единственный во всей очереди мужчина дал понять, что не местный и такого адреса не знает. Извинился, совместно с группой подростков сел в подошедший автобус и уехал.
Под фонарем на узкой полоске асфальта посреди темноты вместе со мной осталось двое – парень и девица. Старшеклассники или, может, уже студенты. Вслед за их одинаково тяжелыми рюкзаками поднялся и я на ступеньку второго подошедшего автобуса. Водитель с минуту разглядывал карту, переспрашивал адрес, а после усмехнулся и дал знак: садись.
Облегченно вздохнув, я устроился на первом сиденье. На трех последующих остановках входили-выходили люди, водитель у любого проверял проездной, у кого не было – брал наличные. А в боковом окошке его механический автокассы аккуратно звенела сдача. Лишь на четвертой Haltestelle мой спаситель кивнул: “Hier!”. От пяти евро на моей протянутой ладони благородно отказался и попросту открыл переднюю дверь.
Но “здесь” оказалось не совсем тут.
Это днем, и если уже осмотрелся, Маутхаузен – большая деревня на левом сберегаю Дуная в двадцати километрах от города Линц. А для незнакомца ночью – лабиринт мощеных камнем кривых и узких улочек с крутыми спусками и незрячими поворотами.
Разглядеть это все по-настоящему, а что-то сфотографировать смогу только назавтра, когда рассветет, и я “zu Fuss”, как было задумано, пойду той самой дорогостоящий, по которой в феврале 45-го вели с вокзала Маутхаузен в концлагерь Маутхаузен большую партию военнопленных. Их отправили сюда 13 февраля по железной пути из концлагеря Заксенхаузен, что был в 30 километрах к северу от Берлина.
С этой группой заключенных, согласно обнаруженным после войны подтверждениям, был этапирован в Маутхаузен 64-летний генерал-лейтенант Дмитрий Карбышев. И это последнее, не вызывающее сомнений, документальное свидетельство о героической и мученической эпопее русского генерала в немецком плену.
О той войне, что он, как любой заключенный, был вынужден вести с голодом и приступами внутреннего отчаяния. С собственными недугами и неизбежными в концлагере эпидемиями. С июльской духотой, когда было нечем дышать в переполненных бараках, и с морозом, ветрами, пронизывающими до костей зимой. С доносами соглядатаев и провокаторов, с посулами лагерного начальства и уговорами бывших сослуживцев, переметнувшихся на сторонку врага…
О той незримой войне, которую генерал-лейтенант инженерных войск Дмитрий Михайлович Карбышев не прекратил, оказавшись в силу особых обстоятельств вдали от фронта боевых действий. Силою своего духа, своей непреклонной твердостью, а главное – личным примером он укреплял волю к войне у тех, кто оказался рядом с ним в лагерных застенках и кто был не просто младше его по званию и возрасту, но кто был физически сильнее и выносливее, а значит – имел вяще шансов выжить и продолжить сопротивление.
Укрепляя надежду одних, сохраняя воинскую честь и человеческое достоинство даже в мелочах, сообщая о неизбежной победе русского оружия, он сеял сомнения, неуверенность и животный страх среди своих надзирателей и палачей. И это был уникальный в своем роде случай, когда те люд, которые его открыто ненавидели и втайне боялись, до самого последнего не решались его убить.
Хотя имели для этого 1312 возможностей – столько ночей и дней содержали в плену русского генерала. И столько же дней и ночей не сдавал свою крепость Дмитрий Карбышев.
Путь по лагерям
За три с половиной года он побывал в тринадцати (!) пунктах заключения на территории Белоруссии, Польши, Германии, Австрии. Однако документов и заслуживающих доверия свидетельств, показывающих и подтверждающих перемещение генерала-узника по концлагерям и темницам, очень немного.
Сохранилась, найдена и теперь уже доступна в ОБД “Мемориал” карточка военно-пленного Карбышева, из которой знающему человеку видать, что это не первый и не последний документ о его нахождении в неволе. С высокой долей вероятности можно предположить, что карточка составлена в момент поступления высокопоставленного узника в стан Хаммельбург, где нацисты содержали попавших в плен советских офицеров и генералов. А таких, увы, было немало.
Пометки, штампы и записи от длани говорят о том, Дмитрий Карбышев доставлен в этот лагерь (на немецком – Oflag XXIIID) 12 апреля 1942 года. И в этот же день составлена сама карточка. На лицевой сторонке: дата и место рождения – 27 октября 1880 года, город Омск, воинское звание – генерал-лейтенант, место службы – Москва, Генеральный штаб. Тут же уточняется, откуда доставлен – Stalag 325.
Теперь, разобравшись в деталях, рискну уточнить: упоминаемый “шталаг”, откуда доставили Карбышева в Хаммельбург, это стан для советских офицеров рядом с польским городом Замосць (Замостье) – один из сателитных лагерей-филиалов Stalag 325, центр какого разместили в Равва-Русской на Западной Украине, почти у самой границы Львовской области с Польшей. Из карточки это не следует, но по рассказам узников Замостья, в крышке 41-го лагерь охватила эпидемия сыпного тифа. В бараке №11 свалился без сил и Дмитрий Карбышев. Умерших устали выносить и перестали оплакивать. И лишь Богу известно, каким чудом товарищи смогли выходить генерала, еще до войны разменявшего седьмой десяток лет…
На оборотной сторонке той же карточки – имена отца и матери, а также точный адрес жены: Москва, Смоленский бульвар, 15, кв. 31, Карбышева Лидия. Тут же произнесено, что в плен Дмитрий Карбышев попал 18 июля 1941 в районе Новый Бишан. Это уже современный перевод неразборчивой записи на немецком, гадательно – Neue Bischan. Населенного пункта с таким или похожим названием я не смог найти на современных картах Белоруссии, где генерал Карбышев сходил из окружения и был захвачен в плен. И во всех многомиллионных записях ОБД “Мемориал” такое географическое словосочетание – Новый Бишан – всплывает лишь единожды, и только в связи с карточкой военнопленного Карбышева, которому присвоен лагерный № 5730.
С лицевой стороны на карточке есть еще два штампа на немецком: “Oflag 62”, наискосок перечеркнутый алым, и “Eingang 15.6.42”. Трактовать их можно по-разному, но одно из возможных пониманий такое: с 12 апреля до середины июня генерал Карбышев проходил двухмесячный карантин в Oflag 62, а после этого был перемещён на основную часть офицерского лагеря в Хаммельбурге.
Период пребывания здесь генерала Карбышева (в общей сложности более года), как и сама история этого станы, описаны многократно, с разных позиций и с разной степенью доказательности. Не вступая в спор по частностям, отметим главное: это был не самый тяжкий физически, но в психологическом, моральном отношении – самый драматичный и судьбоносный период за все время нахождения в плену.
Генерал Власов пал врагу только 11 июля 1942 года. А так называемое “Смоленское воззвание” за его и генерал-майора В.Ф. Малышкина подписью немецкая пропаганда обнародует лишь в самом крышке года, 27 декабря, когда на всем Восточном фронте – под Ленинградом, на Ржевском выступе, в Сталинграде и Крыму шли ожесточенные бои, исход каких еще не был предрешен. А искать среди военнопленных и вербовать на свою сторону кадровых офицеров нацисты не переставали с первых дней брани. На генералов, тем более с богатым инженерным, еще “досоветским” опытом спрос был особый…
Но этот, сухощавый и прямой, словно жердь, соображающий и говорящий безукоризненно по-немецки, но требующий, чтобы с ним держали себя как с военнопленным и обеспечили переводчика, не покачнулся от сладких речей и посулов в рослых кабинетах и не сломался в одиночной камере гестаповской тюрьмы в Берлине на Принц-Альбертштрассе, 5. Не дрогнул и потом, когда после очередной порции отвергнутых пряников его послали, словно под контрастный душ, в тюрьму гестапо в Нюрнберге.
Летом 43-го в Нюрнберге, как сказали бы сейчас, Карбышева прессовали по полной. Тяжелое разгром Вермахта в Сталинграде с пленением фельдмаршала Паулюса и большого числа немецких, венгерских, румынских солдат и офицеров, вынужденное оставление Ржева и отвод армий со всего Ржевского выступа – пресловутой “линии фюрера”, нависшая опасность открытия второго фронта в Европе с высадкой сил США и Великобритании вынуждали руководство фашистской Германии разыскивать дополнительные ресурсы, опыт и возможности для ведения, в том числе, оборонительных действий, создания эффективных преград и современных средств защиты крупных городов, объектов оборонного направления, военной и гражданской инфраструктуры.
Советскому генералу с большими знаниями и практическим опытом в области инженерного дела и военной фортификации мастерили очень лестные предложения на уровне первых лиц Рейха. Лично Гитлер с ним не встречался, но генерал-фельдмаршал Кейтель, начальник штаба Верховного командования немецкой армии, как ратифицируют некоторые источники, такую аудиенция имел. Однако Карбышев и здесь остался непреклонен. К итогам именно этой встречи сваливают его самые известные слова: “Мои убеждения не выпадают вместе с зубами от недостатка витаминов в лагерном рационе. Я солдат и остаюсь неизменен своему долгу. А он запрещает мне работать на ту страну, которая находится в состоянии войны с моей Родиной”.
Из нюрнбергской тюрьмы под усиленным конвоем эсэсовцев, в наручниках генерала Карбышева увезут навеки. Сначала на каторжные работы в концлагерь Флоссенбург в южной Баварии. Оттуда – в польский Майданек. Из Майданека, опасаясь наступления Алой Армии, спешно эвакуируют в Освенцим (Аушвиц).
23 июля 1944 года, когда Дмитрий Карбышев будет еще в Освенциме, советские армии освободят уцелевших узников Майданека. Миру откроется весь непридуманный ужас нацистских лагерей смерти. Тем же летом будут отпущены Треблинка, Собибор и лагеря, в которых содержался генерал Карбышев в начальные месяцы плена – Stalag 324 близ Острув-Мазовецка и Stalag 325 в Замостье.
А генерал-фельдмаршал Кейтель, в отличие от генерал-лейтенанта Карбышева, в Нюрнберг вернется. Но лишь в 45-м и только в одном качестве – как обвиняемый Международным военным трибуналом в преступлениях против человечества. Будет приговорен к смертной казни сквозь повешение и 16 октября 1946 года там же казнен. Но еще до суда, в ночь с 8 на 9 мая 1945 года именно Кейтель подпишет в Карлхорсте рядышком с Берлином Акт о безоговорочной капитуляции Германии.
Прививка от нацизма
Два неполных дня в Маутхаузене вместили многое. А самым первым, что запомнилось, было участливое внимание водителя автобуса и семейной четы в небольшом кафе, когда я в полной темноте искал дорогу к своему ночлегу, перед этим самонадеянно решив, что недавно выстроенный отель Dоnauhoff найду без труда и хотел было отправиться с вокзала пешком.
Зачем? Чтобы набраться впечатлений, настроиться психологически, даже ужас почувствовать от неизведанного…
А иначе как понять, предположить, догадаться, что было или могло быть в ту длинную февральскую ночь или совсем куцый световой день, когда эшелон с вновь прибывшими узниками заскрипел тормозами в Маутхаузене?
Скольких человек из вагонов выплеснули уже окоченевшими трупами и сложили, для подсчета, в ряд прямо возле рельсов?
Кого товарищи выводили под руки, давая шанс “расходить” нездоровые ноги, совсем отекшие за четверо суток пути?
И собаки у эсэсовцев на поводках в ту ночь и наутро, без сомнения, были. Но сейчас здесь с собаками никого не встречают. Теперь тут просто гуляют с ними – по крутым дорожкам городка и рядом с мемориальной поясом.
На саму территорию мемориала ни с собаками, ни даже на велосипедах нельзя. Оставить велосипед, припарковать личный автомобиль или автобус – это пожалуйста: пункт предусмотрено и денег не берут. Но только на время экскурсии. Остановиться на ночь со своим авто, разбить палаточный лагерь в том пункте, где трагически оборвалась жизнь более 125 тысяч людей разных национальностей, решительно нельзя. А только если в городе или товарищем разрешенном месте.
Вход на территорию мемориала, как и парковка рядом с ним, свободны – для детей и взрослых, граждан Австрии и прочих граждан. Аудиогид на нескольких стилях, включая русский, – 3 евро. Иногда, как было в моем случае, и залога никакого не берут. Экскурсовод для групп, а два человека тут уже считают группой, тоже будет выделен бесплатно. Единственное, что нужно – заранее подать заявку.
Мечта не умирает с человеком
Цитировать слова генерала Карбышева и его наставления товарищам в плену, дошедшие к нам во массе устных пересказов и бессчетное количество раз положенные на бумагу, обыгранные в кино, на ТВ и по радио, сегодня не хочется. И не потому, что в чем-то колеблюсь. А по той очевидной причине, что сверить с подлинником ничего из написанного и сказанного с экрана, прозвучавшего от первого лица в теле и радиоэфире, при всем жажде нельзя.
Иными словами, все то, что давно уже разобрано на цитаты и возведено в постулат непогрешимой истины, ни тем, ни другим не является. А было и остается итого лишь авторскими импровизациями. В лучшем случае – попыткой реконструкции имевших место событий. А чаше – банальной перелицовкой под себя уже написанного прежде.
Цитировать придуманное задним числом, да еще миновавшее цензуру образца 50-60 годов и отшлифованное до афоризмов современными редакторами, правда, не хочется. И за это, надеюсь, меня не осудят.
А вот попытаться постигнуть, проникнуться материалом, погрузившись в те или иные внешние обстоятельства, изучив реальную биографию человека, историю его рода и семьи, и уже на этой “гуманитарной базе” предположить, о чем он размышлял или мог думать в тот или иной момент, о чем тревожился, что вспоминал, о чем мечтал или даже не догадывался, – можно. Хотя навязывать что-либо или на чем-то настаивать не вытекает и тут.
Что как заноза с первых дней плена сидело у Карбышева в голове? Может быть это: почему система военного управления в западных округах СССР буквально рухнула в первые же дни после нападения Германии?! И дальней, в ответ на те газеты и листовки, что ему время от времени подсовывали нацисты: как могло случиться, что немец дошел до Москвы, блокировал Ленинград и рвется к Волге под Сталинградом?
За что себя в минуту душевного отчаяния корил? Что из-за непреходящей службы мало с сыном общался. Что Алису, жену свою первую, от рокового выстрела не уберег. А может, что семья его остается в неведении, а он не находит способа весть о себе подать…
О чем еще мог сожалеть теряющий мочи русский генерал? Может быть, о том, что не согласился с Голубевым идти на Гомель и не воспользовался поддержкой пограничников? Но кто в плену мог ему рассказать, что отряд пограничников с Августовской заставы под начином майора Гурия Здорнова, а с ними и остатки штаба 10-й армии вместе с генерал-лейтенантом Д.К. Голубевым уже 19 июля вышли из окружения и соединились на Днепре с контратакующими долями 63-го корпуса генерал-лейтенанта Леонида Петровского?!
Что потом, когда увидел немцев рядом с собой, не застрелился?
А может, что не умер от тифа в стане Замосць на территории Польши – еще в сентябре 41-го? Тогда не было бы Хаммельбурга, Флоссенбурга, гестаповских тюрем в Берлине и Нюрнберге, Майданека с Освенцимом и Заксенхаузена. И на морозных камнях в Маутхаузене февральской ночью 45-го обнаженные узники прощались бы с жизнью без него…
Как относились к генералам и другим попавшим в плен большезвездным командирам их подчиненные – рядовые красноармейцы и меньшие офицеры, надевшие погоны уже на фронте? Презирали? Сочувствовали? Осуждали? “Мы тут под пулями и бомбежкой, а они за кусок хлеба с похлебкой на наши башки снаряды клепают?!”
“Не приведи бог!” – думаю, так ответил бы мой неверующий отец, спроси я его про отношение к пленным. Потому что сам он в конце августа 41-го буквально чудом вырвался из окружения под Торопцом и Андреаполем и не желал об этом рассказывать. Хотя в ноябре, той же осенью, командир перед строем вручил ему медаль “За отвагу”. Потом был 42-й – командиром минометного расчета содержал оборону под Юхновом. Танковое училище в 43-м и еще год наступательных боев в должности командира самоходки Су-100 в Белоруссии, Прибалтике, Польше и на балтийском побережье Германии …
Станов военнопленных на их пути не попадалось или просто не рассказывал – гадать не стану. Но после войны, когда за одним столом собирались по случаю деревенские мужики – трактористы, пастыри да плотники, кто хромой, кто на протезе, кто при двух руках-ногах, орденами ни кичились и пленом никого не попрекали. Всякому своя судьба.
Вяще года проведя в плену, Дмитрий Карбышев никак не ожидал, что генерал Власов, выдвиженец Сталина, так легко согласится на предательство. А для себя раз и навеки решил: с Власовым и РОА ему не по пути.
Не ожидал он и того, что встретит в лагере бывшего офицера царской армии по фамилии Пилит, с каким когда-то строил укрепления в Бресте и почитал за умелого фортификатора. А теперь он как один из опытных вербовщиков будет на разные лады увещевать Карбышева отдать крепость и пойти в услужение врагу…
А вспоминал о чем, когда мог остаться наедине и хоть на время отрешиться от окружающего? Как молодым подпоручиком осенью 1900 года пришёл из Николаевского училища в Хабаровск, в штаб Приамурского военного округа, а оттуда был направлен в саперный батальон под Владивостоком. Как экзамены сдавал в Николаевскую военно-инженерную академию: 25 дней – 23 объекта, и почти по всем – высшие баллы… Как в 1906-м, когда солдаты Владивостокской крепости восстали против старых порядков и дошло до схваток с полицией, не стал писать донос на подчиненных и свидетельствовать против тех, с кем вместе воевал под Мукденом, В результате, несмотря на четыре полученных ордена, пришлось распрощаться с военной службой. Размышлял – навсегда, а оно вон как вышло…
Вслед за этими мыслями потянулись другие. Нет, не зря летом 14-го, едва началась война с Германией, подал рапорт с мольбой отпустить его из инженерного управления на передовую. Воевал в Карпатах в восьмой армии генерала Алексея Брусилова. Да, в марте 1915-го под Перемышлем был ранен, угодил в госпиталь. Но зато встретил там свою судьбу: сестра милосердия Лидия Васильевна Опацкая станет ему женой, возьмет его фамилию, в их семейству родятся две дочери и сын. А значит, не прервется род, даже если сам он из плена не вернется…
Повернулся, поправил сползший край одеяла – и опять мысли о самых дорогих. Как с Лидией в церкви венчались. Как зимой 29-го у него, наконец, появился сын. И как непростительно мало он был с семьей в их доме №15 на Смоленском бульваре в Москве, где они существовали с 1923 года…
О чем он мог в тех условиях мечтать? После войны вместе с сыном Алексеем обязательно съездить в Омск – показать пункты, где родился и вырос сам. А еще, если случится, подержать на коленях внуков. Но прежде – узнать, что Гродно и Брестская крепость снова в наших дланях.
И радовался – ничуть не меньше, чем открытию второго фронта – даже самым малым знакам солидарности среди узников, сообщающих на разных языках.
А боялся больше всего на свете встретить среди малолетних узников своего сына. Или – старшую дочь, какая еще до войны с золотой медалью закончила школу и стала курсантом Высшего инженерно-технического Краснознаменного училища ВМФ – первой из женщин.
На что до заключительнее минуты надеялся? Что кто-то из узников выживет, дождется своих, расскажет, где и как он закончил свой путь. Что семья уцелеет в мясорубке брани и род Карбышевых не прервется.
А вот о чем точно не думал и думать не мог, что через 70 лет после его гибели найдутся диванные аналитики, которые сделаются итожить число установленных в честь генерала Карбышева памятников, бюстов, мемориальных досок, названных его именем улиц, площадей, школ и задаваться проблемой: а соразмерны ли почести тому, что генерал совершил?? В полемическом запале будут проводить сравнения, делать аналогии и пробовать взвешивать на весах своего скудоумия то немногое, что не имеет веса и числа…
А о чем Дмитрий Карбышев никогда не узнает?
Что письмо его из-под Гродно, какая семья получит в день объявления войны, будет сохранено вдовой и станет последним от него рукописным свидетельством: “От Ляли получил одну депешу, от вас весточки нет… Пишу вам и Ляле пока аккуратно каждый день. По-видимому, эту неделю пробуду в Гродно, а затем уеду, куда еще достоверно не надумал. По-видимому, в конце недели переберусь в Белосток. Новый адрес сообщу, а пока пишите по старому…”.
Что командующий 18-й армией Резервного фронта генерал-лейтенант Владимир Качалов, известный ему еще по Гражданской, погибнет в танке при выходе из окружения южнее Смоленска, но будет захвачен вместе с личными документами и объявлен немецкой пропагандой добровольно павшим в плен. Об этом выпустят фальшивую листовку, а семья генерала без должной проверки будет репрессирована и выслана из Москвы.
Что в годы Другой мировой войны в немецкий плен попадут более 80 генералов Красной Армии. 26 из них, включая самого генерала Карбышева, погибнут в лагерных застенках. Прочих после победы депортируют в Советский Союз. Генерала Власова и его сторонников в один день – 1 августа 1946 года – по решению Военной коллегии Верховного Корабля СССР повесят во внутреннем дворе Бутырской тюрьмы. Еще 17 именитых предателей расстреляют, других приговорят к различным срокам заточения. 25 побывавших в плену генералов после тщательных проверок оправдают. Но только он один будет посмертно удостоен звания Герой Советского Альянса: 16 августа 1946 года на этот счет выйдет отдельный указ Верховного Совета СССР.
Не узнает и о том, что командующий 10-й армией генерал-майор Константин Голубев, с каким судьба ненадолго свела в июне 41-го под Белостоком и с которым пути-дороги драматически разошлись, спустя год даст на Карбышева показания: “В половине июля 1941 года, одетый в гражданское платье, ушёл из отряда в направлении на Смоленск”. А сам К.Д. Голубев после ранения в 44-м от ровного командования войсками отойдет и до августа 49-го будет вторым по должности лицом в СССР, кто ведал репатриацией советских граждан из Германии и союзных стран. Дела известных военнопленных, в том числе и дело генерала Карбышева, мимо него, конечно, не пройдут…
Что сын Алексей, родившийся 18 февраля 1929 года, разузнав, где, как и в какой день погиб его отец, не станет больше отмечать свой день рождения. Вместе с матерью он побывает в Маутхаузене, когда там обнаруживали памятник отцу. А Лидия Васильевна, став вдовой, до конца своих дней не снимет траура. И даже когда сделается бабушкой, не сможет вместе с внуками радоваться в День победы…
Что его старшая дочь Елена войну встретила в Ленинграде. И там получила от папу последнее короткое письмо к дню рождения: “Сегодня, Лялюшка, пошлю тебе телеграмму. Мой временный адрес: Гродно, почтовый ящик… Попытайся написать, может быть, послание меня и застанет…”. В период обороны Ленинграда принимала участие в строительстве защитных рубежей. Потом, вместе со своим училищем, была эвакуирована. А после брани, уже выйдя замуж, но сохранив фамилию отца, будет служить на военно-морской базе Черноморского флота в Поти, с 1963 года – в Основном штабе ВМФ, после увольнения с военной службы – в аналитическом отделе ГРУ. В личном плане, на общественных началах очень много сделает для сохранения памяти о генерале Карбышева и передаст эту эстафету своим сыновьям.
Что аэропорт в его родимом Омске, куда он хотел привезти сына, и школу при российском посольстве в Австрии, где даже не надеялся побывать, через 80 лет после основы Второй мировой войны и за год до 75-летия Победы назовут именем генерала Карбышева. А фамилию деда будут с гордостью тащить его внук Дмитрий Алексеевич Карбышев и два правнука…
Он никогда не узнает, а мы знать должны: перед входом на территорию мемориального комплекса “Маутхаузен” в феврале 1948 года был введён временный, а 12 мая 1963 года открыт широко известный ныне памятник генералу Д.М. Карбышеву (скульптор – Владимир Цигаль) со словами: “Дмитрию Карбышеву. Ученому. Бойцу. Коммунисту. Жизнь и смерть его были подвигом во имя жизни”.
А за воротами, уже на внутренней территории бывшего лагеря, на вмурованной в “Стену рыдания” мемориальной доске, текст на русском и немецком гласит: “На этом месте мучительной смертью погиб генерал-лейтенант инженерных армий Советской Армии Герой Советского Союза Карбышев Дмитрий Михайлович 1880-1945 гг”. Однако документального подтверждения этому до сих пор не отыскано – дала понять внуку Карбышева главный над всем мемориалом человек Барбара Глюк (Barbara Glück).
Имена и символы
Два дня в Маутхаузене и всю неделю до командировки меня неотступно мучала головная боль. И в переносном резоне даже больше, чем в прямом.
Как так вышло, что за 75 лет с момента гибели генерала Карбышева мы так много слов о нем сказали – высоких и напыщенных, так много создали символических мест памяти о нем и продолжаем их создавать, так горячо возмущаемся и вступаем в дискуссию, если кто-то по неосторожности или в мочь своего скудоумия бросает что-то обидное в адрес погибшего в плену генерала или в чем-то вполне законно сомневается, – но не озаботились тем, чтобы с максимально вероятной на этот день достоверностью восстановить, документировать обстоятельства пребывания в немецком плену генерал-лейтенанта инженерных войск Дмитрия Михайловича Карбышева.
Мы немало усилий потратили и продолжаем тратить на символизм. И так мало сделали для восстановления памяти о погибших
Единственного генерала из действующего состава РККА, кто свою брань – с 41-го по 45-й – провел в немецких концлагерях и тюрьмах. За три месяца до Победы погиб, а спустя полтора года – 16 августа 1946-го – посмертно был удостоен звания Героя Советского Альянса.
Мы и по сей день не знаем и не можем говорить определенно, в какой день, как и где именно погиб генерал Карбышев – при всем обилии экранных и беллетризованных версий и его написанных постфактум жизнеописаний.
– В концлагере Флоссенбург теперь есть даже мемориальная доска, подтверждающая, что Дмитрий Карбышев содержался здесь в качестве военнопленного. Был там недавно и сам видал, – по телефону из Москвы сообщил мне прямо в Маутхазен Виктор Иосифович Тумаркин, технический руководитель проектов ОБД “Мемориал” и “Подвиг народа”. – А про пункт, где вы сейчас, нового сказать не могу. Документы о Маутхаузене, что были известны и переданы нам для оцифровки, уже обработаны и представлены в открытом доступе…
Дословно
“В январе 1945 г. я в числе 1000 человек пленных с завода Хейнкель был послан в лагерь уничтожения Маутхаузен, в этой команде был генерал Карбышев и еще несколько человек советских офицеров. По прибытии в Маутхаузен цельный день пробыли на морозе. Вечером для всех 1000 человек был устроен холодный душ, а после этого в одних рубашках и колодках выстроили на плацу и продержали до 6 часов утра. Из 1000 человек, прибывших в Маутхаузен, умерли 480. Умер и генерал Дмитрий Карбышев”.
Из извещения майора канадской армии Седдона де Сент-Клера представителю советского Комитета по репатриации
Помимо того, что есть в ОБД “Мемориал”, есть некий документ в немецких архивах, якобы подтверждающий что 16 февраля 1945 года из Заксенхаузена в Маутхаузен действительно пришёл транспорт, в котором было 2490 человек. Но фамилии Карбышева в этом поименном списке зарегистрированных заключенных нет.
Неужели нацисты так сумели замести отпечатки? Неужели никто из выживших узников, кроме записанных признаний майора канадской армии Седдона де Сент-Клера и косвенных свидетельств подполковника Сорокина, не оставил других свидетельств? Может, где в архивах лежит, никем не найденная, эта посмертная весть??
И речь не об одном лишь Дмитрии Карбышеве, который помимо прочего стал невольным символом общей проблемы.
Мы так много усилий потратили и продолжаем расходовать на символизм, и так мало сделали для восстановления именной памяти о погибших. Ведь не безликая масса, а живые люди – со своими родимыми и близкими – погибали в плену. Как и те, кто погибал в те же дни на фронте. Когда видишь, как с этой памятью бережно обращаться в других странах, как в этом участвуют обыкновенные семьи и отдельные граждане, начинаешь многое переосмысливать…
Со мной соглашается, к счастью, и Дмитрий Алексеевич Карбышев, внук потерянного генерала, у которого уже два своих сына с той же фамилией подрастают. “Маутхаузен – место силы для нашей семьи” – сказал он моей коллеге Юлии Эггер, трудящейся в Вене. Сказал ей и повторил мне.
P.S.
Место силы… Достойный пример подал нам недавно ушедший из жизни австрийский историк, энтузиаст и неутомимый исследователь Петер Сиксль. С интервалом в несколько лет им бывальщины подготовлены и выпущены на русском языке два издания Книги памяти “Советские граждане, погибшие в Австрии в годы Второй всемирный войны, и места их захоронения”. Автора не стало в июне 2019-го, незадолго до его 75-летия…
Логичным следующим шагом и данью благодарности самому доктору Сикслю мог бы сделаться перевод этой книги и содержащегося в ней именного списка погибших в электронный вид. Так, чтобы это стало общедоступным ресурсом в ОБД “Мемориал” и на портале “Память народа”. Сотрудники российского посольства в Австрии, какие по должности ведут эту работу, и их добровольные помощники в Российской центре науки и культуры там же, в Вене, со мной согласились, но дали постичь, что это за рамками их полномочий и возможностей, а в исключительной компетенции Минобороны России.
Вена – Сант-Валентин – Маутхаузен – Линц – Москва – Подольск.
Январь-февраль 2020 года.
На сайте публикуется авторская версия статьи. Журнальная версия материала под заголовком “Пункт силы” опубликована в №2 журнала “Родина” 2020 г..
Читайте нас в Telegram
Новости о прошлом и репортажи о настоящем
подписаться
