Рассекречены донесения легендарного советского агента20 декабря 2020 года исполняется 100 лет отечественной внешней разведке. Накануне славного юбилея директор СВР РФ Сергей Нарышкин предоставил в распоряжение “Российской газеты” и “Отечества” ряд рассекреченных материалов. Среди них – переданные советским разведчиком Кимом Филби в дни Великой Отечественной войны.

Ким Филби. Фото: Getti Images

Папочка с белоснежными тесемочками

Эти документы за последние 75 лет никто из посторонних не видел. Передо мной старенькая папка со старомодными замусоленными белоснежными тесемочками. Сразу бросается в глаза крупная надпись на картоне, сделанная то ли фиолетовыми чернилами, то ли химическим карандашом: “Рабочее дело Зенхен”. Надпись перечеркнута, рядышком другая: “Рабочее дело Стенли”.

Это же оперативные псевдонимы Филби!

Чтобы обезопасить сотрудников, их псевдонимы регулярно меняли. Пойди постигни, работает ли под этим именем один-единственный человек или несколько. Тесемочки послушно развязываются, папка раскрывается. И вот они – материалы рабочего дела Кима Филби. Оригиналы значительнейших документов периода Второй мировой войны, которые были добыты членами легендарной “Кембриджской пятерки”. Советскими агентами в Великобритании, внедрившимися в святая святых британской рекогносцировки – Центр расшифровки правительственной связи Блетчли-парк.

Старинные пожелтевшие листы нестандартного формата несколько длиннее привычных А-4. На английском и французском. И на любом горит красная, не выцветшая за столько десятилетий надпись большими красными буквами – ТОP SECRET. Чуть ниже надпись: “Содержать в сейфе, никогда не выносить из офиса”.

Внизу синий штамп – “рассекречено Службой внешней разведки РФ”.

Рассекреченные материалы пролетария дела Кима Филби.

Взлом для своих

МИ-6 (Секретная разведывательная служба МИД Великобритании) приобрела этот кусище земли в 80 километрах от Лондона незадолго до брани. По некоторым сведениям, в годы Второй мировой с 1939-го по 1945-й в Блетчли-парке работали около десяти тысяч способных и даже талантливых специалистов в районы взламывания чужих кодов. Среди них – немало выпускников престижнейших Кембриджа и Оксфорда, обладавших аналитическими, лингвистическими и математическими способностями. Но персонала все равновелико не хватало, и разведке пришлось прибегнуть к необычному методу рекрутирования.

С ее подачи некоторые газеты объявляли конкурсы на разгадывание сложных кроссвордов. Победители приглашались в редакции для вручения призов. А заодно попадали под пытливые очи людей из МИ-6. С приглянувшимися беседовали, и если те подходили под не такие уж и суровые – в войну было не до строгостей – параметры разведки, то оказывались в Блетчли, предварительно дав расписку сохранять там происходящее в тайне.

Гриф секретности был частично сброшен с Блетчли лишь через 30 лет после капитуляции Германии.

Информация сюда поступала с радаров и ретрансляторов многих краёв. Англичане вели тотальную прослушку на всех радиоволнах, где только работали или могли работать немцы. Все, что можно было, передавалось в Блетчли-парк. И денно и нощно сидевшие в нем аналитики взламывали коды. Они для меня – прообраз сегодняшних хакеров, но лишенные современных технических средств.

Ясно, что почти все перехваченные документы прикасались хода войны, намерений Гитлера, вопросов усовершенствования оружия нынешнего и создания принципиально нового – атомного. Для Москвы особый заинтересованность, конечно, представляли документы радиоперехвата, которые раскрывали планы фашистской Германии на Восточном фронте.

Впрямую британцы никому расшифровок не передавали. Порой сообщали нам какой-то уж особенно важный элемент, пытаясь выдать его за информацию, добытую именно своей разведкой, а не расшифровкой радиоперехвата. Порой даже указывали ложный источник. Если информацией и делились, то весьма дозированно: об этом можно, а это – пусть останется в крепких сейфах. Как жаль. Дешифровки могли бы спасти десятки тысяч жизней советских солдат.

Однако об успехах британских криптографов в Москве ведали. И документы, выложенные передо мною на столике, тому доказательство.

Математик Ален Тьюринг. Фото: Getti Images

Разгадка “Энигмы”

С греческого “Энигма” переводится как загадка. В Германии шифровальную машину под этим именем создали еще в 1918-м. Ее всегда совершенствовали, и с помощью “Энигмы” в годы Второй мировой немцы передавали секретнейшую информацию, над расшифровкой которой бились лучшие криптоаналитики вселенной. Но “Энигма” держалась: каждый день немецкие шифровальщики меняли коды и количество комбинаций становилось немыслимым.

Наши тоже пытались разгадать секреты шифра. Не до конца уничтоженные машины “Энигма” попали в руки советских дешифровальщиков, когда 300-тысячная армия Паулюса очутилась в сталинградском котле. Тогда чудилось, что не хватало самого малого, чтобы разгадать секрет шифра. Удалось даже частично прочесть несколько немецких сообщений. Однако полностью проникнуть в тайну кода не получилось.

Шифровальная машина “Энигма”, коды какой “взломал” математик Ален Тьюринг.

Считается, что “Энигму” взломал британский математик Ален Тьюринг. После нескольких лет упорной и бесплодной труды в Блетчли бывший аспирант Кембриджа уже собирался распрощаться с мечтой о раскрытии тайны “Энигмы”. И тут простенькая девушка – всего лишь радистка – вдруг невзначай приметила, что немцы чуть не сошли с ума со своей погодой, постоянно передавая даже в шифровках какие-то бессвязные метеосводки. И Тьюринга озарило.

Случайная, невинная реплика подсказала гению путь к разгадке шифров.

Джон Кернкросс за годы войны передал в Москву вяще 5000 страниц ценнейших документов.

Об “Энигме” снято множество документальных и художественных фильмов. Один из них – “Игра в имитацию” со знаменитым Бенедиктом Камбербэтчем в роли Тьюринга – дает свою трактовку британских игр с “Энигмой”. Якобы Тьюринг с его математическим строем ума взломал не только коды, но и раскрыл советского агента – англичанина Джона Кернкросса, регулярно передававшего русским расшифрованные немецкие документы. Но из врожденного эмоции справедливости не стал выдавать Джона своей контрразведке, полагая, что проливающие на Восточном фронте кровь русские должны ведать о планах фашистов.

Но эта даже не версия, а художественный вымысел.

Не вымысел похищенные Кернкроссом сотни документов и трагическая судьба Тьюринга. Как и у всякого гения, бывальщины у того некоторые особенности. Он, например, часами тренировался, бегая марафоны. И концепция создания дешифровальной машины внезапно озарила Тьюринга в конце изнурительного суперпробега длиной почти в 55 километров. Коллеги по спортклубу дивились выносливости дружищи Алена и не думали, что рядом с ними наматывает мили один из настоящих героев тайной битвы с Гитлером. Несмотря на возраст, ведь спорт тогда был незапятнанно любительским, его пригласили сначала в сборную Лондона, а потом и Соединенного Королевства. И Тьюринг даже участвовал в отборочных соревнованиях к лондонской Олимпиаде-1948.

А в 1952 году его неожиданно взяли. После обвинений в непристойном, как тогда считалось в Англии (и не считается теперь), поведении гомосексуалисту оставили выбор: тюрьма или курс химической терапии, убивающий потенцию. Он избрал курс, после чего отравился цианистым калием, предварительно введя его в яблоко. Тьюнинг их очень любил…

Рассекреченные материалы пролетария дела Кима Филби.

Рукописи Филби не горят

Ну а что сотрудник МИ-6 Ким Филби, один из “Кембриджской пятерки”? В войну он начинал с того, что переписывал перехваченные документы от длани. В томах его дела можно увидеть и 30, и 40 листочков, размером поменьше половинки стандартной страницы, исписанных тонким убористым почерком. Часто сокращал слова.

Интересно, как это все “расшифровывали” переводчики, сидевшие в советском посольстве? Ведь тут надо не лишь хорошо знать язык, но и глубоко проникать в содержание. Вероятно, это было поручено одному классному переводчику, привыкшему к манеру Филби и легко разбиравшему его недомолвки и идиомы. Порой Филби печатал донесения на своей машинке. Его “Ундервуд” относительно попросту отличить от других. На машинке двойная лента – черная и красная. И буквочка получается своеобразная, двухцветная, с красненьким верхом.

После Филби научился фотографировать. Фотографом он был не блестящим, снимки получались не самого лучшего качества. Зато секретные документы передавались целиком. Вот они, потемневшие и слегка разползшиеся за столько лет пребывания в архивных папках… А запоздалее Филби нашел еще менее трудоемкий способ. Оформлял документы якобы “на уничтожение после использования”, но не сжигал. А поздним вечерком их забирал у него советский связной. В нашей резидентуре всю ночь анализировали степень актуальности полученных документов. Были оперативные шифровки, связанные с передвижением армий, действиями немецкой агентуры. Немало шифрограмм носили стратегический характер, в них раскрывались секреты больших политических игр. О таких докладывалось премьер-министру Черчиллю…

Самые значительные сообщения, нас впрямую касающиеся, срочно переводились и передавались в Москву по рации. Были у Центра и другие каналы отправки информации. Получалось, что еще вчера донесение декламировал Черчилль, а сегодня уже Сталин. А иногда и наоборот!

Одиночество разведчика

Что двигало этими людьми? Нам-то советским, россиянам, удобопонятно, за что бились отцы, деды. Для нас “Все для фронта, все для победы!” звучит как азбучная истина. А им, аристократам – британцам, которые работали и рисковали ради нас всю брань? Раз в неделю или в две выходить на встречу с нашими оперативными сотрудниками, вечером отдавать секретные документы, утром забирать, встречаясь с советскими связниками. Риск ужасный.

Верили в нас. Даже не зная лично никого из русских друзей. Связник быстро приходил, брал у Кима документы, исчезал. Наши тоже не ведали Кима. Но наши-то были вместе. А Филби – один. Он из-за этого переживал. Хотел бы подольше с русскими говорить и знаться. Обязательно общаться. Нельзя. Сухи отчеты о передачах информации. Встретились. Вручил. Пошел. Обстановка на коротких встречах созидательная, очень доверительная.

Вклад Филби и его друзей в победу в Сталинградской битве, на Курской дуге еще не оценен до конца.

Как и стратегическая информация, добытая Кимом, о планах немцев в касательстве их союзников по Оси. Огромную ценность представляют рассекреченные сообщения Филби о переговорах Гитлера с Муссолини. Поражает позиция японских глав, с пренебрежением относившихся к Красной армии. Убаюканные разглагольствованиями министра иностранных дел Риббентропа, они чуть не до конца 1944 года веровали в победу Третьего рейха и были уверены, что Советский Союз никогда не начнет войну против Японии.

Обо всем этом в Москве ведали благодаря Филби и его друзьям.

Один из них, Джон Кернкросс, работал непосредственно в Блетчли. Переписывал расшифрованные телеграммы, и через советскую резидентуру в Лондоне их отправляли в Москву. Итого за годы войны Кернкросс передал около 5000 (пяти тысяч!) ценнейших документов. После Сталинграда и Курска Джона вознаградили советским боевым орденом. Доставили награду в Лондон. Резидент Горский зачитал Кернкроссу Указ, вынул орден из махонькой коробочки, прикрепил к груди, дав Джону две минуты им полюбоваться. Затем снова положил в коробочку.

Этот орден до сих пор хранится в папке с пролетариям делом Джона Кернкросса.

Ким Филби в Москве. Время воспоминаний. Фото: из личного архива

Свидетели из 1944-го

То, что лежащие передо мной документы сохранились, попросту чудо. Англичанам было бы неприятно, если бы сразу после войны выяснилось, как они скрывали важные сведения от союзников. Потому по приказу премьера Черчилля все документы, касающиеся Блетчли-парка, уничтожили. Так что в самой Великобритании, скорее всего, подобных донесений не сохранилось.

В Москве отдельный расшифровки и телеграммы, добытые Кимом Филби и Джоном Кернкроссом, тоже уничтожили в самом конце Великой Отечественной. Как использованные. А вот документы из собственных дел наших друзей и агентов – сохранились. Как и документы с грифом Ultra Top Secret.

Быть может, со временем откроют и их?