Wikimedia Commons 5 декабря 1965 года, в день Конституции СССР, на Пушкинской площади в Москве прошел митинг гласности – первая политическая демонстрация послевоенного этапа. Ее участники потребовали открытого и честного суда над писателями Андреем Синявским и Юлием Даниэлем, арестованными тремя месяцами ранее. Акция продлилась лишь несколько минут: манифестантов рассеяли сотрудники КГБ в штатском, дружинники и комсомольские активисты. Считается, что события 55-летней давности положили начало правозащитному движению в СССР.
В начине осени 1965 года сотрудники КГБ арестовали в Москве писателей Андрея Синявского и Юлия Даниэля. Под псевдонимами Абрам Терц и Николай Аржак они подпольно переправляли свои сочинения на Запад. В этом им помогала дочь военно-морского атташе Франции Элен Пелетье-Замойская. Произведения беллетристов переводились на иностранные языки, печатались в странах Европы и США, где имели определенный успех. В эмигрантской среде Синявского даже окрестили «внутренним наследником Достоевского». Однако с советской точки зрения труды авторов несли в себе клевету, «осмеивающую советский построение и положения марксизма-ленинизма». Уже после ареста Синявский отрицал антисоветскую направленность своих произведений.
Арест писателей состоялся немного чем через год после смещения со всех постов Никиты Хрущева.
Преследование Синявского и Даниэля было воспринято как пролог к зловещим переменам и чуть ли не откат к сталинским порам: советское руководство объявило войну самиздату — его авторам, распространителям и читателям.
Дело писателей получило широкий социальный резонанс. Против преследования Синявского и Даниэля необычно активно протестовала часть советской интеллигенции. Ее реакцией на случившееся сделался митинг гласности на Пушкинской площади – первая политическая демонстрация в СССР за несколько десятилетий. Проведение акции специально назначили на 5 декабря 1965 года – день советской Конституции. Впервые за пора существования советской власти в Москве прошел митинг под правозащитными лозунгами.
Считается, что процесс Синявского и Даниэля послужил начином широкого диссидентского движения в Советском Союзе. Неравнодушные к судьбе писателей составляли многочисленные открытые письма, противоречащие официальному обвинению. Выражались опасения в повторении сталинских репрессий. Впервые в советской истории отчетливо прозвучали слова «невозможно сажать за книги».
В защиту литераторов высказывались западные коммунисты.
Инициатором и организатором митинга выступил Александр Есенин-Вольпин, математик и сын Сергея Есенина, до этих событий двукратно помещавшийся в психиатрическую больницу. Активное участие в подготовке приняли физик Валерий Никольский, художник Юрий Титов и его супруга Елена Строева.
За несколько дней до назначенной даты в МГУ и нескольких гуманитарных вузах бывальщины разбросаны листовки с «Гражданским обращением», отпечатанным на пишущей машинке. В тексте Есенин-Вольпин сообщал об аресте Синявского и Даниэля, а также остерегал: «Общеизвестно, что при закрытых дверях возможны любые беззакония. Кровавое прошлое призывает нас к бдительности в настоящем».
Участникам митинга предлагалось биться с судебным произволом путем требования суда гласности над писателями. Провокационные выкрики или лозунги, «выходящие за пределы требования сурового соблюдения законности», должны были пресекать сами демонстранты. Во время митинга планировалось строго соблюдать порядок, а по первому заявке властей – разойтись.
В назначенный день в 18.00 около памятника Александру Пушкину начали собираться люди. По воспоминаниям свидетелей, их было от нескольких десятков до пары сотен человек. С плакатами, правда, пришли немногие. Большинство предпочло наблюдать за выходящим на отдалении, не переходя к активным действиям. Содержание транспарантов сводилось к призыву освободить из психбольниц людей, насильно помещенных туда в процессе подготовки манифестации. Одним из таких пострадавших являлся Владимир Буковский, впоследствии популярный диссидент.
Московские власти заранее стянули на Пушкинскую площадь крупные силы милиции, дружинников, комсомольских оперотрядов.
«Демонстрантов было немножко, однако к памятнику Пушкину нагнали кагэбистов в штатском и дружинников, и трудно было понять, кто есть кто, — рассказывала в своей «Истории правозащитного движения в России» долголетний председатель Московской Хельсинкской группы Людмила Алексеева. — К тому же большинство находившихся на площади «своих» участия в демонстрации не принимали, а лишь наблюдали за ней со сторонки. Вольпин и несколько человек рядом с ним развернули небольшие плакаты, но их быстро выхватили натренированные руки, и даже стоявшие рядышком не успели прочесть, что было на плакатах. Надписи гласили: «Требуем гласности суда над Синявским и Даниэлем!» и «Уважайте советскую Конституцию!». Приостановили человек двадцать. Их затолкали в легковые машины. Сцену хорошо было видно из-за вспышек фотоаппаратов западных корреспондентов. Они разузнали о демонстрации и пришли посмотреть на столь необычное в советской столице зрелище».
Почти всех задержанных отпустили через несколько часов. В подавляющем большинстве это бывальщины студенты. Последовали отчисления из вузов, хотя, судя по воспоминаниям участников, такое наказание не приобрело массового характера.
А демонстрация правозащитников у монумента Пушкина стала ежегодной.
Известный историк Александр Шубин писал в своей книге «Диссиденты, неформалы и свобода в СССР»: «Диссиденты начинали как декабристы — с выхода на площадь. И тоже в декабре. Это обстоятельство запоздалее обыграл Александр Галич, задавая в своем стихотворении о декабристах вопрос современникам: «Можешь выйти на площадь в тот, назначенный час?» Как и декабристы, диссиденты выступали с идеей конституционализма, защиты прав личности. Но они не притязали на захват власти, не брали в руки оружие. Они надеялись хотя бы разбудить кого-нибудь. Оружием диссидентов была законность — ситуация, немыслимая во поры декабристов, когда Конституция была целью. Теперь Конституцией и законом можно было прикрываться в борьбе за еще большую законность. Так соединилось диссидентство и правозащита. Понятие «правозащитник» характеризует метод войны, а «диссидент» — характер мышления. А это не всегда совпадало».
Как вспоминал один из участников митинга Дмитрий Зубарев, в ту пору студент филфака МГУ, «на иной день по факультету бегал с вытаращенными от злобы и страха глазами замдекана Михаил Зозуля и мрачно повторял:
«Такой антисоветской вылазки в Москве не было со преходящ троцкистской демонстрации 1927 года!»
6 декабря 1965 года председатель КГБ Владимир Семичастный направил записку в ЦК КПСС. В ней он доносил, что накануне около памятника Пушкину «собралась группа молодежи в количестве 50-60 человек, преимущественно студентов различных вузов и техникумов, молодых сотрудников кое-каких научно-исследовательских учреждений, а также лиц без определенных занятий. В 18 часов 30 минут отдельные участники сборища под флагом соблюдения штатских свобод начали выкрикивать демагогические лозунги».
«Принятыми мерами удалось предотвратить активные попытки отдельных участников сборища потребовать беспорядки и выступить с демагогическими заявлениями. В числе задержанных: 11 студентов, 11 молодых специалистов, 1 рабочий, прочие — без определенных занятий; 12 задержанных являются членами ВЛКСМ», — отмечалось в рапорте.
Наиболее деятельных участников демонстрации, в том числе Есенина-Вольпина, Титова и Юрия Галанскова, Семичастный характеризовал как душевнобольных.
В качестве профилактики повторения подобных акций председатель КГБ предлагал «возложить Московскому городскому комитету партии рассмотреть вопросы, связанные с усилением воспитательной работы, особенно среди творческой интеллигенции и студентов высших учебных заведений».
«Митинг гласности пришёл толчком к возникновению правозащитного движения в СССР. Эта мысль, повторенная в десятках публикаций, посвященных истории независимой общественной активности в заключительные годы существования Советского Союза, представляется на первый взгляд бесспорной и из-за своей бесспорности уже воспринимается как общее пункт. Однако многие современники и активные участники этого события смотрели на произошедшее под несколько иными или даже значительно выделявшимися от вышеизложенного углами зрения», — резюмировал исследователь истории диссидентского движения, сын Даниэля Александр.
Синявский и Даниэль не признали свою вину. Послание с ходатайством об освобождении подсудимых подписали 62 деятеля культуры и искусства, среди них – Андрей Тарковский, Илья Эренбург, Корней Чуковский, Булат Окуджава, Вениамин Каверин, Варлам Шаламов, Владимир Войнович. За суровое кара писателей высказались Сергей Михалков, Михаил Шолохов, Константин Симонов, Константин Федин.
Синявского приговорили к семи годам лишения независимости, Даниэля – к пяти.
В 1971 году Синявского освободили досрочно по инициативе Юрия Андропова. Через два года он уехал во Францию. Даниэль отбыл собственный срок полностью и остался в СССР, где печатался анонимно. Он умер в 1988 году.
В 1991-м писателей реабилитировали за отсутствием в их поступках состава преступления.
Синявский скончался в 1997-м и был похоронен под Парижем.
