Белоснежный хлеб и котлеты из жмыха
Все права на фотографии и текст в данной статье принадлежат их непосредственному автору. Данная фотография свзята из открытого источника Яндекс Картинки

Белоснежный хлеб и котлеты из жмыха

Табличка на Невском проспекте в Ленинграде, 1944 год
РИА Новинки

Ленинград был самым пострадавшим городом за время Великой Отечественной войны. Установленная немцами блокада привела к гибели сотен тысяч людей и сжала население на две трети. Все, что не служило целям обороны, в городе сошло на нет. После снятия блокады крепость Ленинград предстояло перестроить назад в город, опустевший и заброшенный за время осады. Сделать это было непросто из-за дефицита рабочих рук и ресурсов, а демографический лицо города изменился навсегда. Как оживал послеблокадный 

От города осталась треть

Блокада Ленинграда продолжалась с сентября 1941-го по январь 1944 года. За это пора город прекратил свое существование как мегаполис и старая столица Российской империи. Остался символ сопротивления нацизму, осталась твердыня, игравшая роль узла обороны на севере и сковавшая значительные силы немцев. Осталась военная промышленность — блокада с восточной сторонки не была непроницаемой, и заводы Ленинграда всю войну снабжали Красную армию артиллерийскими орудиями, приборами, танками и взрывчаткой. Но город как пункт жизни людей практически исчез.

Белоснежный хлеб и котлеты из жмыха

Блокада Ленинграда. Родственники везут на кладбище умершего от голода ленинградца
Борис Кудояров/РИА Новинки

По официальным послевоенным советским оценкам, за время осады погибли 632 тысячи человек, из них почти все — от голода и болезней. Это число почитается заниженным, поскольку в него не входят неопознанные жертвы, умершие во время эвакуации и многие другие группы жителей, — так что всеобщей число жертв может приближаться к миллиону.

Еще 1,3 млн ленинградцев оказались в эвакуации, что с учетом довоенной численности населения в 3,2 млн человек означало, что город утилитарны обезлюдел. Оставшиеся примерно 600-800 тысяч человек почти все были задействованы в поддержании обороны. Все, что с этим не связано, в городе приходило в запустение, если не было сломано немецкими бомбардировками.

Снятие блокады 27 января 1944 года и даже окончание войны не было сигналом, по какому все эвакуированные жители разом вернулись домой.

«Возвращение людей из эвакуации должно было быть организовано исходя из приоритетов, зачисленных Госкомитетом обороны, только через Смольный, только по согласованию с наркоматами. Поэтому возвращение далеко не всех ленинградцев состоялось. Оно было распялено по времени, и в первую очередь завозили рабочую силу — «молодые руки», те, которые будут восстанавливать город», — объяснял историк и исследователь блокады Никита Ломагин.

По сути, в организованном распорядке возвращали только работников эвакуированных предприятий. Все остальные, если пытались вернуться в город своим ходом, должны бывальщины указать причину переезда, довоенный адрес, подтвердить наличие жилплощади и работы, в противном случае разрешение не подписывали.
Значительно понимать, что даже если довоенная квартира пережила бомбежки, это ничего не гарантировало. В СССР не было частной собственности на жилые помещения, и удастся ли вновь существовать по старому месту прописки — было большим вопросом.

У этих ограничений, помимо обычной советской бюрократической волокиты, бывальщины серьезные причины.

Белый хлеб и часы

«Не лилась кровь, не взрывались снаряды и бомбы, но все окружающее напоминало о кошмаре блокады — дровяные сараи во дворах, где штабелями складывали покойных, фотографии недавно умерших родственников и соседей», — так описывал город после снятия блокады историк Александр Ваксер.

Белоснежный хлеб и котлеты из жмыха

Блокада Ленинграда. Обитатели города набирают воду из разбитого водопровода на улице, 1942 год
Всеволод Тарасевич/РИА Новости

Все следы массовой гибели людей прибрали относительно быстро, чтобы город не был кладбищем. Немало тел лежало в заброшенных или труднодоступных местах, но все они были найдены и похоронены, после чего на первоначальный план вышла забота о живых.
Уже в мае 1944 года в магазинах стал появляться белый пшеничный хлеб, для ленинградцев — символ давным-давно забытой довоенной жизни.

Выдавали его по карточкам и по чуть-чуть, в качестве деликатеса: рабочим военных заводов по 200 г в сутки, всем метим работающим людям — по 100. Он мгновенно стал предметом спекуляции и попал на черный рынок, поскольку продавцы и работники столовых нередко пытались отдать его, прежде итого, знакомым и родственникам. Власти с этим боролись, но уже без драконовских мер, поскольку речь шла не о выживании, а о справедливости.

Возвращалась и другая довоенная еда, пуще всего в форме суррогатов. Например, белковые «котлеты» делали из дрожжей и жмыха, из местных диких растений готовили щи и заваривали чай, из алых водорослей варили повидло. Из кишок забитых животных пекли пирожки с потрохами (поскольку многие с удовольствием их едят даже в условиях изобилия, находить их суррогатом нельзя). На прилавки без публичного объявления вернулся алкоголь, по завышенным ценам и со строгим ограничением: не более 100 г водки и пол-литра пива в одни длани.

Около трети жилого фонда было повреждено или уничтожено, а полторы тысячи домов нуждались в капитальном восстановлении. По сути, их требовалось перестроить наново, а те или иные повреждения имели почти все здания в городе. Тысячи деревянных домов во время блокады разобрали на дрова, и на их пункте требовалось построить что-то новое. Ремонт начали с малоповрежденных зданий, независимо от их местоположения, просто потому, что его можно было прочертить быстро. При этом мысли планировщиков посвящены были уже мирной жизни. Так, многие квартиры перестраивали в маленькие и тесные, но односемейные: все опросы демонстрировали, что лучше крошечная кухня без окон в своей квартире, чем огромная кухня в коммуналке.

Белоснежный хлеб и котлеты из жмыха

Жители Ленинграда снимают защитные укрытия с домов на Садовой улице. Слева дом Гостиного двора, апрель 1944 года
Борис Лосин/РИА Новости

Закончив с простым ремонтом, приступили к восстановлению домов на образных местах: на главных магистралях и перекрестках, площадях и набережных. Начали, разумеется, с Невского проспекта, причем его фасады было рекомендовано окрасить в ясные тона. В рамы вставляли стекла, выбитые во время бомбежек. Была проведена генеральная уборка: покрасили все заборы, двери и ворота, починили фонарные столбы, в парки вернулись скамейки, а на клумбы, где прежде вырастали овощи, снова высадили цветы. Весной 1945 года, еще до победы, на городские улицы вернулось освещение, отключенное, чтобы проспекты не служили маяками для немецких пилотов.

Необходимо было решить проблему с крысами, расплодившимися в отсутствие съеденных кошек и собак. Вопреки городской легенде, война шла не с помощью массового завоза кошек, а руками людей: путем установки ядовитых приманок, а местами и просто ловли грызунов сетями.

Профессиональных пролетариев рук не хватало, и к восстановлению массово привлекали временных рабочих. У многих, кто застал послеблокадный период в трудоспособном возрасте, дома всю житье хранилась «Личная книжка участника восстановления городского хозяйства» с указанием трудовых часов. В отдельных районах такая поддержка была очень существенной и могла доходить до трети от всего объема работ. В восстановлении также активно участвовали немецкие военнопленные, каких каждый день водили из городских лагерей на работы и обратно.

Писательница Вера Инбер, жена оставшегося в городе директора Первого мединститута , подметила иной признак оживления мертвого города — уличные часы. Почти все они пали жертвами бомбежек одними из первых, поскольку хрупкий механизм не рассчитан на взрывную вал.

«Одни из них целиком рухнули вниз, увлекаемые стеной. Другие, полусорванные, покачивались на своей железной основе, как флюгер. Третьи бывальщины полны собственных стеклянных осколков, от одного вида которых начиналась резь в глазах. Четвертые были целы на вид, но мертвы», — строчила она в дневнике.

Все они показывали разное время, естественным образом фиксируя момент собственной гибели, — где-то шестеренки заклинило взрывом, где-то пропал источник тока, где-то механизм встал без обслуживания. Остановившиеся часы часто служат символом упадка, а здесь они бывальщины рассеяны по городу, который раньше по ним жил.

Белоснежный хлеб и котлеты из жмыха

Противотанковые надолбы на улицах Ленинграда, 1944 год
РИА Новости

«И вот теперь, весной 1944 года, как ликующе наблюдать лестницу, приставленную к уличным часам, и человека на этой лестнице! Он заботливо, кропотливо чинит часы. И не сразу, с запинкой, как бы наново учась ходить, стрелки трогаются с места. И идут, идут, идут… Время возвращается. Оно уже вернулось», — вспоминала писательница.

Новоиспеченные люди

Несмотря на огромные усилия по восстановлению города, он больше никогда не был таким, как до войны. Проблема была не в зданиях и уличном благоустройстве, какие можно восстановить и сделать гораздо лучше. Проблема была в людях.

Для советского руководства, в том числе после окончания брани, проблема возвращения ленинградцев из эвакуации никогда не стояла на первом месте. Главным было наращивать силы в условиях завязавшейся Холодной войны, а это требовало распределения человеческой массы не по ее личным вкусам, а сообразно требованиям производства. Многие эвакуированные обитатели города были заняты на производстве, в особенности в Челябинске и на Урале. Заводы решили оставить там, а с заводами должны были остаться и люд.

С другой стороны, сам город тоже нуждался в рабочих руках, и эту проблему решили за счет массового притока молодежи с северо-запада России. Пуще всего они поступали в ремесленные училища, после которых распределялись по судостроительным, авиационным, станкостроительным и другим городским предприятиям.

Белоснежный хлеб и котлеты из жмыха

Обитатели Ленинграда освобождают памятник Петру l от защитных укрытий, апрель 1944 года
Давид Трахтенберг/РИА Новости

Город приметно провинциализировался. Старые интеллигенты умирали в блокаду одними из первых, поскольку не имели навыка выживания в тяжелых условиях. Те же, кто в 1930-е переселился из деревни, визави, привыкли к голоду и лишениям. Это сильно изменило демографический облик Ленинграда.

«Город всех «перемалывал». В воспоминаниях тех людей, какие учились в училищах, говорится, что Ленинград очаровывал и затягивал. Происходило то, что описывается фразой «неофит — больший католик, чем папа Римский». Весьма многие из деревенских мальчишек и девчонок, которые приезжали учиться, вдруг становились настоящими ленинградцами, любящими свой город, пытающимися его разузнать и познать», — рассказывал историк блокады Борис Ковалев.

По мере того, как город покидала тень войны, менялись и ожидания обитателей. Простого выживания и базовых радостей жизни было уже недостаточно, и когда прошла эйфория Победы, люди остались наедине со своими проблемами. Почти все утеряли на войне и в блокаде близких, выжившие с трудом могли оправиться от пережитого стресса и отчаяния, да и длительное недоедание не проходит бесследно для здоровья. Все это умножалось на то, что Ленинград, как и тяни СССР, оставался очень бедным, а многие жили в бараках вплоть до хрущевских времен.

Белоснежный хлеб и котлеты из жмыха

Жители Ленинграда везут на салазках гроб с умершим, ноябрь 1943 год
Израиль Озерский/РИА Новости

Поэтому, на самом деле, возвращение города к нормальной существования заняло целые десятилетия, а некоторые вещи изменились навсегда.

Источник