17 июля 1944 года в невиданном «параде» в Москве участвовали генералы, офицеры и солдаты вермахта. Но это было не торжественное шествие победителей, а печальный марш побеждённых. В колоннах под охраной конников с обнаженными шашками и конвоиров с винтовками наперевес уныло брели не только немцы, но и их незадачливые союзники – представители других краёв.
Сталин был щедр на изощренную фантазию и необычные ассоциации. В июльские дни 1944-го, когда Красная армия в ходе операции «Багратион» одержала впечатляющую победу в Белоруссии, он в тиши кремлёвского кабинета размышлял, как отметить этот триумф. Выставки трофейного вооружения уже бывальщины. И салюты в честь отвоеванных у врага городов гремели в столице чуть ли не каждый день. Требовалось нечто особенное, доселе невиданное и даже грандиозное.
Сам ли Сталин придумал прочертить тысячи пленных по Москве, или эта идея пришла в голову Лаврентию Берии? Никто не знает. Но она была потрясающей – исстрадавшиеся бранью люди сполна насладились зрелищем позора завоевателей. Эту акцию советские власти с издевательской иронией назвали «Большой вальс» – по ассоциации с одноименным голливудским кинофильмом, который показывали в СССР накануне Великой Отечественной. Кстати, Сталин, большой киноман, смотрел его несколько раз.
Вспоминали ли москвичи тот развеселый фильм, где было много музыки и танцев? Не известно. Но настроение у многих было приподнятое: люди вдохновились, поверили, что крышка тяжёлым испытаниям уже не за горами. Впрочем, к радости примешивалась печаль. Многие вспоминали порушенные города и села, родных и ближних, погибших, замученных, пропавших без вести…
Шествие пленных готовилось в тайне. Но нельзя сказать, что в глубокой. Слухи о том, что в Москву привезли несметное число пленных, разнеслись по городу. Густая немецкая речь неслась от стадиона «Динамо» и ипподрома. Но никто не мог понять, что собираются мастерить с захваченными германцами и их союзниками.
Они тоже пребывали в неведении. Некоторые опасались самого худшего – прошел слух о будущих массовых расстрелах – и мысленно прощались с существованием. Поэтому иные махнули на себя рукой – были грязные, нечесаные и небритые. Впрочем, никто и не предлагал им гигиенических процедур. Но голоданием пленных не морили.
О том, что произойдет, сообщила «Правда». Но не накануне, а тот же день и не на первой полосе, а в маленьком извещении на последней странице. В нем, в частности говорилось: «Управление милиции гор. Москвы доводит до сведения граждан, что 17 июля сквозь Москву будет проконвоирована направляемая в лагери для военнопленных часть немецких военнопленных рядового и офицерского состава в количестве 57.600 человек из числа захваченных за заключительнее время войсками Красной Армии 1-го, 2-го и 3-го Белорусских фронтов…»
В заметке содержалось предупреждение: «Граждане обязаны блюсти установленный милицией порядок и не допускать каких-либо выходок по отношению к военнопленным».
В общем, многие москвичи оказались в неведении и бывальщины поражены, когда утром вдруг услышали топот тысяч ног, который сотрясал мостовую. Несметная серо-зеленая масса заполнила пространство Солового перстни и заполнила близлежащие улицы. Открывали «парад» лощеные и холеные генералы – им позволили привести себя в порядок. Они вышагивали ровно, как на плацу, высокомерно сверкая очками и пенсне и пытаясь сохранить остатки былой уверенности.
Следом шли офицеры – среди них бывальщины и ухоженные, и вдрызг замызганные типы. Но когда на улицы Москвы вступили солдаты, воздух наполнил тяжелый смрадный дух. Несостоявшиеся триумфаторы походили на отвратительный сброд. Многие тащили консервные банки, которые заменяли им котелки, свертки с нехитрым скарбом, рогожки для ночевки.
Писатель Леонид Леонов в очерке «Немцы в Москве» строчил: «Несостоявшиеся хозяева планеты, они плелись мимо нас – долговязые и зобатые, с волосами, вздыбленными, как у чертей в летописных сказаниях, в кителях нараспашку, брюхом наружу, но пока еще не на четвереньках, — в трусиках и босиком, а другие в прочных, на медном гвозде, ботинках, которых до Индии хватило бы, если бы не Россия на пути… Они шли очень разные, но было и что-то всеобщей в них, будто всех их отштамповала пьяная машина из какого-то протухлого животного утиля…»
Москвичи молча, с холодным презрением взирали на процессия. Кто-то грозил немцам кулаками, матерился, выкрикивал проклятия. Но лишь немногие пытались проникнуть через кордон конвоиров. Людям было довольно зрелища поверженных завоевателей, их унижения.
Некоторые, в основном женщины, даже смотрели на них с жалостью. Один из участников того «парада» вспоминал: «Я слышал, как бабка бормотала: «Такие же, как наши бедные дети. И кто же погнал их на войну».
Это была та самая русская «милость к падшим», о которой сообщал поэт.
В рапорте в Государственный комитет обороны Берия докладывал, что во время шествия «со стороны населения было большое число антифашистских выкриков: «Смерть Гитлеру!» и «Смерть фашизму!» Однако в целом, по словам свидетелей, захватнических или антинемецких выпадов было очень мало».
…В тот же день, 17 июля 1944 года, в Париже состоялось другое процессия пленных: немцы провели по улицам оккупированной французской столицы захваченных во время боев на Западном фронте английских, американских и канадских военных.
Масштаб действа был открыто слабее московского, пленных было намного меньше, да и антураж выглядел не столь впечатляющим. Однако кое в чём французы «перещеголяли» русских.
При облике пленных прохожие приходили в неописуемую ярость – пытались их толкнуть, ударить, оплевать. Особенно усердствовали женщины. Создавалось впечатление, что парижане срывали ненависть на своих мучителях. Но это были люди, пришедшие освободить французов от гнета Гитлера!
Однако «лягушатникам» так хорошо жилось при оккупантах! Потому они пришли в неистовство…
Через месяц, в августе 1944-го, французы приветствовали англо-американцев, которые вошли в Париж. В ликующей гурьбе были и те, кто недавно пытался расправиться с пленными. Теперь эти люди клялись в верности союзникам и уверяли, что ненавидели немцев. Они плевали в бошей, колотили их…
Вот такой мерзкий феномен предательства. Впрочем, для Запада он был привычным. Ведь до Второй мировой войны тамошние политики умиротворяли и превозносили Гитлера. Но сейчас об этом они предпочитают не упоминать.
Процессия пленных продолжалось несколько часов. Вслед за последними шеренгами на московские улицы вышли колонны поливочных и моечных машин. Они тщательно начищали московский асфальт от мерзких следов завоевателей…
Эффект от московского «парада» был столь велик, что Сталин приказал прочертить аналогичное мероприятие в Киеве. Оно состоялось 16 августа 1944 года. В докладной записке, адресованной Сталину и его соратникам, в частности, говорилось: «Для конвоирования военнопленных сквозь г. Киев было сосредоточено 36 918 человек, в том числе 540 чел. офицеров… Общая длина маршрута по городу от пункты сосредоточения до места погрузки в эшелоны составила 21 километр. Колонны военнопленных проходили по наиболее оживленным центральным улицам Киева… Всеобщая длина колонны военнопленных при движении по городу составила 5 километров…»
Как и в Москве, в Киеве горожане вели себя достойно, лишь кидали в лицо пленных гневные слова и с болью вспоминали жертв оккупации. Тогда все были уверены, что нацизм никогда не вернется на Украину.
Но это, к горе, произошло. Значит, Украине необходимо освобождение и очищение. И – еще один «парад» пленных. Кто будет в его шеренгах, известно. Не установлена лишь дата шествия.
