Над чем хохотали читатели журнала “Новый Сатирикон” и до чего досмеялся его редактор Аркадий Аверченко "Около двух десятков лет правила нами, неглупыми, свободными людьми, эта мещанская скучная чета… Кто допустил? И все молчали, терпели и даже распевали иногда во все горло "Господи царя храни". Кто допустил это безобразие и всероссийскую насмешку над нами? Кто допустил? Ай-я-яй"1.

Аркадий Аверченко

Накануне революционных ударов и в революционную эпоху сатирические журналы приобрели особую популярность. Наиболее известны журналы "Будильник", "Бич", "Гильотина", "Новоиспеченный Сатирикон", орган памфлетов "Эшафот".

В революцию с сатирой

Заслуженным вниманием читателей пользовался петербургский еженедельный сатирический журнал "Сатирикон", с 1913 г. носивший наименование "Новый Сатирикон". Журнал возник на основе юмористического еженедельника "Стрекоза". Редактором и вдохновителем "Новоиспеченного Сатирикона" стал Аркадий Тимофеевич Аверченко. Сатириконовцы во главе с главным редактором оптимистично и воодушевленно восприняли революционные события февраля 1917 г. На обложке всех номеров размещался лозунг "Да здравствует республика!". Одним из основных сюжетов сатирических произведений стала царская чета, излюбленными темами были политика бывшего императора Николая II и его министров.

Показательна статья самого Аверченко "Что я об этом размышляю", напечатанная в апреле 1917 г. и представлявшая размышления автора о состоянии Российского государства и общества.

Частыми стали вызовы авторов сатирических и юмористических памфлетов в суд теми, о ком они бывальщины написаны. Так, Аверченко получил повестку-вызов в Челябинск для участия в судебном заседании по заявлению "какого-то челябинского исправника". Получение повестки и несогласие Аверченко от присутствия на заседании, равно как и дальнейшее отсутствие какого-либо наказания, наряду с осознанием полной свободы, натолкнуло редактора "Новоиспеченного Сатирикона" на мысль о граничащем с анархией положении государства и общества послереволюционной России: "Бумажка совсем свежая, а что она сейчас такое? Где сейчас "по указу Его Величества"? Где теперь этот строгий исправник? Где ты, голубчик?"2. Эта мысль стала предвестником отсутствия поддержки журналом большевиков в грядущем.

"Тряпку принять за государственного человека"

Целиком и полностью приветствуя республику, Аверченко рассуждал о человеческой сути Николая II: "Мне каким-то задним числом страшно, что Николай Александрович, сидя на троне, был не настоящим императором всея Руси, а самым обычным человеком, вот таким, как мы с вами… Может быть, его идеал играть в винт по сотой, разводить в саду на даче цветочки и, приехав с дачи на службу в Петроград (он должен предназначаться помощником столоначальника в департаменте), пойти вечером на Невский, найти там ночную фею и пригласить ее куда-нибудь на Караванную, изменить боязливо и несмело своей сварливой и властной, но увядшей уже от забот и возни с детишками жене. Может быть, он – бывший царь этот – по нраву и всему складу своему – вот именно такой человек!". В подобном непочтительном представлении императора прослеживается разрушение мифа о богопомазанности царя, священности и незыблемости его фигуры, низвержение его самого и всей его семейства до среднестатистических представителей мещанского сословия. Однако Аверченко не чувствовал жалости к судьбе августейшей особы, испытывал искреннее изумление, как такой человек мог попасть на российский трон: "Позвольте! Да в чем же дело? Как же допустили этого Николая Александровича Перетыкина (не будь у него фамилия Романов – было бы что-нибудь в роде этого), как же допустили его ходить в горностаевой мантии и подавать царствующим особам и послам аудиенции", "И мы тоже хороши! Сосульку, тряпку принять за государственного человека!"3.

Большенное внимание автор уделяет собственным предположениям о реакции Николая II на происходящие события. Для усиления эффекта Аверченко примитивизировал переживания императора, несмотря на подтверждения очевидцев о тяжести принятия решения об отречении от престола: "Ему Гучков, волнуясь и спотыкаясь, доказывает, что ему нужно отречься от престола, а он? Обнаружил ли он хоть какое-нибудь величие тирана, обронил ли он хоть одну историческую фразу?.. Говорят, сидел он и поглаживал карандашом ус. А после, молча подписал отречение и сказал уже после: "Ну и ладно, поеду в Ливадию, буду цветочки разводить"4.

Жесткость, утрирование и доведение ситуации до абсурда сделались неотъемлемыми чертами творчества Аркадия Аверченко в этот период. Обличительные статьи редактора задавали общий тон всему изданию. В апрельском номере журнала под портретами императорской четы "В попечениях о благе верноподданных…" размещены фото орудий, найденных в одном из бывших полицейских застенков "для выворачивания перстов, расширения ран и для разрывания барабанной перепонки при особо важных для государственных целей допросах"5.

Карикатурой – не в бровь, а в глаз

Излюбленной темой журналистов-сатириков революционной эпохи сделались отношения императорской семьи с Германией и, в частности, с императором Вильгельмом II. Немецкое происхождение императрицы Александры Федоровны стало прямым поводом для ее изображения в качестве шпионки, единственным стремлением которой был развал России изнутри, что не имело ничего общего с реальностью. Ярким примером развития этой темы на страницах журнала стали опубликованные карикатуры Ре-ми. На обложке журнала изображалась императрица за прилавком с вывеской "Поставщик двора им. Вильгельма II. Заключительные новости сезона" – предлагает представителям Германии, Австро-Венгрии, Османской империи и Болгарии некий секретный план. Подпись под карикатурой: "Торговля России оптом и в розницу. Как жили и работали некоторые "великие княгини". – Как, ваше величество?! Вы находите миллион рублей за план этой твердыни дорого?! Но ведь не забывайте, что я продаю вам самое дорогое для меня – нашу милую Россию…"6

В том же номере отпечатана карикатура "Как представляли себе русские люди немецких шпионов и каковы они на самом деле", состоящая из двух рисунков. На первом изображен человек в черноволосом плаще, бегущий через поле с небольшим фонарем в руках, на втором – Александра Федоровна в царском фаэтоне возле воинской доли с фотоаппаратом в руках. Войска отдают ей честь, а императрица фиксирует особенности устройства крепости7.

"Протопопов на прогулке желает застрелиться"

Нападкам подвергалась не только императорская семья, но и видные в прошлом сановники. Излюбленными фигурами стали председатель Рекомендации министров П.А. Столыпин и министр внутренних дел А.Д. Протопопов. Известна карикатура А. Радакова на "столыпинский галстук" под названием "Заключительнее утешение", ставшая ответом на новость о том, что в Киеве сбросили с пьедестала памятник Столыпину, подняв его за шею краном на железных цепях: "Столыпин: – Как успешно вышло, что я свой "столыпинский" галстук применял к другим еще при жизни, а на мне его применили только спустя несколько лет после моей кончины…"8

Стихотворения Сергея Михеева удостоился бывший министр Протопопов, в отношении которого ходили слухи о психической заболевания (в 1917 г. Протопову действительно поставили диагноз – биполярное аффективное расстройство, характеризующееся частой сменой симптомов мании и депрессии). Вероятно, собственно это стало поводом для сложения следующих строк:

Дремлют крепости проулки
Иней серебрится…
Протопопов на прогулке
Хочет застрелиться…
– Я утомленен от царских этик,
Давит сердце драма…
Эх, достать бы пистолетик –
В лоб бы бацнуть прямо…
Отвечал солдат на это,
Глядя как-то суровее:
– Это мы без пистолета
Очень просто можем…
Наберитесь только духу,
И, скажу без лести,
Побежите коль – как муху
Уложу на пункте.
Есть и время помолиться –
Тихо как повсюду…
Но… кричит самоубийца:
– Дяденька!.. Не буду…
Дремлют крепости проулки,
Вечер сделался спускаться…
Кто-то плакал на прогулке:
– Не-е хочу стреляться!9

"Достукался? Министром сделали?"

Высмеивалась и сама место министра, о чем свидетельствует карикатура Н. Радлова "Прежде, теперь". В противовес счастливой семье эпохи царизма, чувствующей радость и гордость за успехи главы семьи, в нижней части рисунка изображен мужчина, сообщающий о назначении на новую место с соответствующей подписью: "Достукался? Министром сделали? Семьи не жалеешь…Да не реви, Петька, все равно легче не будет…"10

В 1917 г. многие издания разделяли историю России на до- и послереволюционную. Эти две России противопоставляются товарищ другу. Февральская революция широко декларировала равенство прав всех граждан Российской империи вне зависимости от пола, национальности, исповедания. В свою очередь "эпоха царизма" стала ассоциироваться с неравенством и фаворитизмом. Карикатура А. Радакова "Люд первой необходимости и последней" тому подтверждением. В первой части карикатуры изображены император Николай II, императрица Александра Федоровна и Григорий Распутин, одаривающие дворян, высшее российское и иноземное чиновничество. Вторая часть карикатуры иллюстрирует равнодушное отношение вышеперечисленных к нуждам солдат, погибающих на полях Первой всемирный войны11.

P.S.

Это лишь часть примеров жестокого суда журналистов "Нового Сатирикона" над ушедшей эпохой престарелой России. Несмотря на оппозиционность царскому режиму, беспрестанное развитие тем, порочащих и низвергающих авторитет прежних "хозяев жития", "Новому Сатирикону" не нашлось места в Советской России. Октябрьский номер журнала подмахнут "С глубокой злобой посвящаем большевикам и интернационалистам", первые послеоктябрьские номера пестрели издевательскими выпадами в адрес большевиков, приравнивавшихся к уличным грабителям. Для сатириконовцев новоиспеченная революция казалась хаосом. Неудивительно, что в июле 1918 г. "Новый Сатирикон" запретили, его идейный вдохновитель Аркадий Аверченко перешел на сторонку белых и окончил свои дни в эмиграции.

1. Аверченко А. Что я об этом думаю // Новый Сатирикон. 1917. Апрель. N 14. С. 2.
2. Там же.
3. Там же. С. 3.
4. Там же.
5. В попечениях о благе верноподданных // Новый Сатирикон. 1917. Апрель. N 15. С. 2.
6. Продажа России оптом и в розницу // Новоиспеченный Сатирикон. 1917. Апрель. N 14. С. 1.
7. Об одной великой княгине // Там же. С.5.
8. Последнее утешение // Новый Сатирикон. 1917. Апрель. N 14. С. 4.
9. Михеев. С. Самоубийца // Там же.
10. Прежде, сейчас // Новый Сатирикон. 1917. Июнь. N 22. С. 13.
11. Люди первой необходимости и последней // Новый Сатирикон. 1917. Апрель. N 14. С. 9.