Подготовка военных стратегий и собственно военные действия в обеих мировых войнах ХХ в. разворачивались вокруг трех узлов экономических интересов: 1) монополизация доступа к базарам сбыта и источникам поставок энергетических и минерально-сырьевых ресурсов, технологий и в особенности продовольствия; 2) контроль транспортных (коммуникационных) узлов и артерий; 3) контроль или создание наново институтов регулирования международных отношений и мировых потоков товаров, услуг, технологий, рабочей силы и капитала. Эти экономические в своей основе аргументы предопределяли военные планы сторонок, в том числе задачи для экономической разведки. До Первой мировой войны все великие державы едва успели сформировать отдельный элементы экономической разведки, выросшей в основном из недр военной или военно-морской разведки, а также информационно-аналитических подразделений ведомств в районы иностранных дел, финансов и почты. С началом войны и ее перерастанием в фазу борьбы на истощение смысл информации об экономическом потенциале и противников, и союзников заметно возрастало, стимулируя приток в сферу экономической рекогносцировки дополнительных сил и средств.

Оценивать сравнительную эффективность экономической разведки сторон по итогам войны в отрыве от иных видов разведки было бы некорректно. Но то, что этот вклад был немаловажным, а результаты не всегда ожидаемыми, а возможно, и противолежащими замыслам, несомненно. Какому бы скептицизму ни подвергали вклад разведки в победу или поражение своей страны,— и военную, и политическую, и экономическую роль она сыграла, желая эта роль была преимущественно за кулисами событий и проявлялась не сразу. Полная ожесточения и изысканного коварства «битва рекогносцировок» в ходе Второй мировой войны закладывалась именно в рассматриваемый период.

Стратегические цели сторон

В касательстве каждого из трех узлов экономических интересов у правящих кругов великих держав того времени складывалась нарастающая неудовлетворенность их льющимся состоянием. В военных, деловых и общественных структурах активно разрабатывались доктрины желаемого образа реальности и способов его достижения в своих заинтересованностях. При этом все стороны имели существенные искажения в точности восприятия намерений и потенциалов друг друга и, соответственно, возможностей и рисков достижения своих мишеней. Неслучайно поведение европейских политиков 1914 г. вполне справедливо сравнивают с поведением «лунатиков, бдительных, но незрячих, обнятых иллюзиями и не сознающих всю реальность того ужаса, в который они были готовы ввергнуть мир». Во многом такое состояние было связано с качеством, в частности агентурной деятельности, хотя очевидно, что не разведчики принимают финальные стратегические решения. Изменчивость и неадекватность в восприятии ситуации характеризовали не лишь верхи, но и общественность, широкие массы во всех странах. Сама информационная атмосфера в обществе с сдавленными до поры до времени противоречиями и нерешенными социально-политическими вопросами позволяет размножаться всякого рода информационным фантомам. Как указывал А.И. Спиридович, «в первые дни войны в Петербурге заговорили о шпионаже немцев. Имя графини Клейнмихель, у которой будто бы был политический салон, где немцы черпали необходимые сведения, было у всех на устах. Рассказывали, что ее арестовали. Говорили, что за измену расстреляли бывшего градоначальника. Все это были досужие сплетки, вздор, но им верили. Были даже очевидцы расстрела». Аналогичные эпидемии паники и слухов наблюдались во всех воюющих краях. Стремительное экономическое и научно-техническое развитие в три десятилетия, предшествующие войне, быстро взвинтило притязания правящих сфер ведущих государств. Это проявилось, например, в плане создания «более Великой Британии». Превосходство военно-морского флота его величества позволяло гарантировать достаточную защищенность собственно островов и рассматривать приоритетными театры военных действий в континентальной Европе, Средиземноморье, Нордовой Африке и на Ближнем Востоке, которые обеспечивали транспортные коммуникации с «жемчужиной империи» — Индией.

В Германии проектировали создание «Великой Германии», «Срединной Европы», какая бы охватила Австро-Венгрию, Балканы, Переднюю Азию, Прибалтику, Скандинавию, Бельгию, Голландию, часть Франции, а также колонии в Африке, в бассейне Негромкого океана и в Южной Америке. Франция стремилась не только вернуть Эльзас и Лотарингию, но и завладеть Рурский бассейн и расширить колониальные владения в Африке за счет немецких. Австро-Венгрия добивалась разгрома Сербии и гегемонии на Балканах. Италия домогалась подчинения Триеста и Албании, участия в разделе Малой Азии, передела колониальных владений в Африке, установления итальянской гегемонии в Средиземном море. В Японии спела стратегия владычества над всей Восточной Азией и прилегающей частью Тихого океана. Широкие планы строили и в США. Сенатор Беверидж сформулировал довольно распространенное в американских руководящих кругах мнение: «Бог… сделал нас искусными организаторами, призванными установить порядок в вселенной… Из всех рас он указал на американцев, которые должны в конечном счете привести к возрождению мира». Ставка тогда делалась на преимущественное воздействие в Западном полушарии, а также на усиление проникновения в Китай. Для России жизненно важные интересами и мотивами в брани в конечном итоге стали «содействие союзникам» в сокрушении агрессора и осуществление «вековых устремлений» к Проливам. При этом в правых сферах понимали, что в войне, ведущейся преимущественно русскими силами, недопустимо, чтобы «победа досталась англичанам». Один из образных членов Государственного совета А.А. Римский-Корсаков указывал правительству: «Необходимо использовать все силы союзников, не упуская из виду, что гнет Англии в итоге так же недопустим, как и немецкий». Фундаментальная подоплека стратегии России была связана с нуждой радикального изменения ее статуса в мировой экономике. Поражения в Крымской и Русско-японской войнах, невозможность полноценного использования победы в Русско-турецкой брани отражали серьезное военно-техническое и экономическое отставание России от ее глобальных конкурентов. Эта слабость «переговорной позиции» находила оборот в дискриминационных условиях внешней торговли, привилегированном положении иностранных инвесторов, в финансовой и валютной политике. В официальных документах того поре существовал термин «данничество». Проблема хорошо осознавалась тогдашним военно-политическим руководством страны. Потребность в достижении фактического экономического и политического суверенитета была значительнейшим мотивом российской стратегии. Она реализовалась в итоге через трагедии участия в войне, революциях, Гражданской брани и строительстве «социализма в отдельно взятой стране». Между тем, уже к началу века все «места под солнцем» бывальщины поделены основными империями. Границы этих «мест» обеспечивались не столько договорами метрополий с колониями, сколько реальным военно-промышленным потенциалом метрополий, их военно-морской и сухопутной мощью, сетью военных баз, достаточностью финансовых ресурсов и формированием экспансионистской идеологии и социального мнения для функционирования всей этой имперской инфраструктуры. Противоречия интересов и ожиданий отдельных игроков вели к формированию сложной системы союзных соглашений между государствами, создавшей в конечном счете и международно-правовую неизбежность мировой войны двух коалиций содержав. Множащиеся примеры существенного влияния формально невоенных факторов силы (техники, науки, промышленности, искусства) на исходы военных конфликтов знаменовали нужда в разработке новых концепций войны. Одним из следствий этих перемен стало изменение ожиданий и заявок к разведывательной деятельности военных и невоенных ведомств, в том числе и к шпионажу, к его «объектам осведомления и воздействия».

Задачи разведки

Шпионаж является важнейшим элементом разведывательной деятельности государств и организаций. Вне зависимости от нюансов правовых формулировок в различных странах, шпионаж — это нелегальный способ собирания сведений, составляющих государственную, военную, технологическую или коммерческую тайну иноземного государства или организации. Собирание таких данных через открытые источники и в ходе исполнения официальных дипломатических функций относится к легитимной разведывательной (дипломатической и военно-дипломатической) деятельности. Она и в те годы велась в странах пребывания посольствами, консульствами, торговыми представительствами, регулировалась интернациональными соглашениями и, как правило, не предполагала применения незаконных методов (похищение информации, подкуп источников и т.п.). Коммерческие организации также исстари ведут разведку, которая по большей части покрывается функционалом маркетинга и мегамаркетинга, охватывающего взаимоотношения бизнеса с государственными структурами. Шпионаж осуществляется как под заслоном легальных структур, так и через проникновение и вербовку тайной агентуры внутри и вне иностранного государства. В законодательстве всех ведущих краёв такая деятельность, как правило, является уголовным преступлением. В случае ее осуществления гражданами данного государства шпионаж квалифицируется еще и как государственная предательство. По характеру собираемых сведений шпионаж обычно разделяют на военный, политический, экономический, коммерческий, промышленный и научно-технический. Сравнительное значение каждого вида шпионажа различно на разных этапах подготовки, ведения и окончания войны. Так, в условиях краткосрочной брани экономическая разведка не столь важна по сравнению с военной. Затягивание войны (война «на истощение») повышает сравнительную роль экономической рекогносцировки и шпионажа в отношении как противника, так и союзников.

В условиях ХХ в. все типы информации — военной, политической, технической, индустриальной, торговой и экономической — стали еще более взаимосвязанными, чем прежде. Все аспекты созревания неизбежности войны были объектом наблюдения, анализа, прогноза и оценки всех заинтересованных сторон грядущей войны, принятия ими соответствующих управленческих решений. Ресурсы дипломатических и военных ведомств сторонок были нацелены прежде всего на пристальное отслеживание политики потенциальных противников и союзников, тщательное изучение наращивания ими своих сухопутных, военно-морских и авиационных сил, разбор структуры военной мощи, состояния военной промышленности, сельского хозяйства, дислокации войск, основ стратегии и тактики, пропускной способности железнодорожных и морских магистралей, способов связи, шифрования, дезинформационных мероприятий и т.п. В связи с надобностью в поставках военной техники, вооружений и различных материалов, а также с необходимостью их кредитования порядочная часть информационных разведывательных задач была в сфере ведения финансовых министерств. Интернационализация революционной деятельности возбуждала потребность в развитии инфраструктуры внешней политической разведки и сыска. О приоритетах разведывательной деятельности явно указывают «вопросные листы», которые были перехвачены немецкой разведкой. Так, опросный лист французской разведки 1916 г. акцентировал ценность и точность директив на источники сведений в области «политики, хозяйства, финансов и войск». Инструкция разъясняла, что под политическими сведениями есть в виду «различия во мнениях партий, социалистическое движение, взгляды рейхстага и канцлера и политика заключительного, планы, которые у него имеются и которые он мог бы провести в жизнь. Общее настроение, забастовки, бунты. Отношения между союзниками: немцами, австрийцами, турками, болгарами. Пропаганда в неприятельских и нейтральных странах; мероприятия германского правительства в касательстве последних… Под хозяйственными сведениями следует разуметь все общие данные, относящиеся к этой области. Всегда представляют заинтересованность сообщения о рудниках, о государственных и частных заводах, о недостатке сырья, о заработной плате, о контрабандном ввозе в Германию провианта сквозь нейтральные страны: Швецию, Голландию, Швейцарию. Финансовые сведения охватывают займы, балансы крупных банков, государственный золотой резерв и т.п. Под военными сведениями следует понимать: расход и состояние войсковых частей, настроение в армии, проблема о том, играли ли при смене в верховном командовании главную роль политические или стратегические соображения. Отношения между политическим вселенной и гражданскими элементами, с одной стороны, и командованием — с другой. Людские потери, физические затраты на суше и на воде, большие переброски войск с одного фронта на другой… Один-единственный из перечисленных пунктов, тщательно обработанный, имеет вящую ценность, нежели длинный доклад, содержащий лишь обычные рассуждения». В сентябре 1917 г. вопросник французскому агенту еще немало сосредоточивается на политических данных: «1. Настроение в западном промышленном районе и в городах Кельн, Берлин, Лейпциг и Мюнхен. В частности, слышно ли что-нибудь о секретом революционной пропаганде, были ли уже арестованные или преданные суду за нее. 2. Верно ли, что в Познани был обнаружен большой польский комплот и что было арестовано много знатных поляков, в том числе — два депутата…».

Круг информационных потребностей Лондона накануне брани был весьма широк: «Чтобы делать долгосрочные прогнозы, англичанам необходимо было знать, каково моральное состояние немецкого народа в цельном; какой ущерб может нанести Германии экономическая блокада; как долго, по мнению немецких обывателей, продлится война; уверены ли немцы в победе; боготворят ли они по-прежнему кайзера; есть ли какие-либо политические группировки, выступающие за скорейшее заключение мира; правда ли, что в стране производятся аресты за революционную деятельность; каких сырьевых ресурсов недостает; какое число контрабандных товаров поступает в Германию из третьих стран; каковы отношения между Германией, Австрией и Турцией». По подтверждению В. Николаи, «вопросные листы английского и французского хозяйственного шпионажа, ввиду их крупных размеров, не могут быть переданы. Они кормили самые подробные указания и вопросы по всем отраслям военной промышленности». Американские вопросные листы в то пора в основном ориентировались на выяснение политической обстановки: «Рассчитывают ли немцы победить в войне? Думаете ли вы, что в Германии вспыхнет революция? Обожают ли немцы своего императора?» Такие вопросы, очевидно, отражают весьма наивную, стартовую фазу возникновения американской внешней рекогносцировки. Наиболее значимые объекты приложения разведывательной активности того времени лежали в области взаимоотношений непосредственных противников в довоенный и военный этапы, оценки их потенциалов и намерений. Однако формирование коалиций будущей войны заняло довольно длительный период, в рамках какого итоговый расклад по сторонам всемирной баррикады был вовсе не очевиден. Так, Япония, одержавшая верх в войне с Россией в 1904–1905 гг. при неявной поддержке кой-каких британских и американских кругов, не стала союзницей центральных держав, как и Италия. А Великобритания или США вовсе не однозначно и заведомо могли очутиться в лагере «сердечного согласия». Это означало необходимость разведывательной работы по всем азимутам во всех ведущих государствах и соответственного распределения разведывательных ресурсов (кадров и финансов). Лишь по мере приближения и развертывания открытого вооруженного противостояния бывальщины сформированы приоритеты разведывательной работы в основном против противника. Но и во время войны, хотя между союзниками и были регламенты открытого обмена разведывательной информацией, их дипломатические и военные представители проводили также и собственные агентурные мероприятия в странах пребывания, отнюдь не спеша ставить в известность о них своих партнеров. Достаточно показать на деятельность британского и французского послов в России или российских представителей в Париже, Лондоне или Вашингтоне. Соединенные Штаты вплоть до вступления в брань имели своих послов не только в Лондоне, Париже или Риме, но и в Берлине, и в Вене. У любой страны был свои приоритеты требований к разведке вообще и экономическому шпионажу в частности. В последнем счете, разведка подчинялась достижению главной стратегической цели государства. Наиболее показательной была организация разведывательной деятельности в Германии.

Организация германского экономического шпионажа

Шпионаж под маркой торгово-промышленных фирм был основой всей системы немецкой экономической рекогносцировки. Еще в 1880 г. рейхстаг принял закон «О колонизационных кредитах» для нужд немецких предприятий, возникающих в иноземных государствах. Предоставление этих кредитов курировалось представителями генштаба. С 1907 г. германское казначейство должно было выдавать особые премии германским фирмам, обнаруживающим свои отделения в России, а также в других странах. Кроме того, военное министерство имело и свои оружия для финансирования наиболее «заслуженных» предприятий и торговых фирм. С 1905 г. Дойче Банк выделял беспроцентные ссуды на проведение «промышленно-торговых экспедиций» на изыскания Северного Урала, Закавказья, Архангельской губернии и других регионов. Эти данные использовались и разведкой, и бизнесом для организации новоиспеченных предприятий. К началу войны «не было ни одной области промышленности в России, где бы немецкий капитал и руководящие им лики не играли бы выдающейся роли. Особенное внимание немцы обращали на электрическую, металлургическую, химическую промышленность, на добычу твердого и некрепкого топлива и на лесную промышленность… Немцам принадлежали в России все химические заводы, около 90% предприятий электротехнической индустрии, более половины металлургических и металлообрабатывающих заводов, почти половина текстильных предприятий…». Даже производство пороха мощно зависело от немецкого синдиката «Сиверс», который монополизировал торговлю чилийской селитрой и еще до войны тормозил разработку залежей селитры в России. Размещение фирм и их подразделений проводилось по сурово продуманному плану. В критически важных коммуникационных узлах и на базе или вблизи стратегически важных предприятий заведомо формировались организациионно-кадровые структуры агентурного контроля. Основные задачи и пути, по которым должна была строиться деятельность немецких представителей в иноземных государствах, обсуждались еще в 1898 г. в Берлине на совещании представителей немецкой промышленности и торговли. Они сводились к вытекающему. «1. Захват промышленности и торговли немцами и препятствование развитию туземной промышленности. 2. Захват государственых заказов, особенно военных, в длани немцев. 3 Выработка мероприятий, ведущих к уничтожению туземной промышленности в случае войны. 4. Проникновение германских промышленников и торговец во все правительственные учреждения. 5. Установление системы осведомления военного министерства немцами — промышленниками и торговцами. Аналогичные совещания проходили в 1903 и 1914 гг. 

6. Выработка особых кредитов для возникновения и поддержки необходимых для военных целей немецких предприятий в иностранных государствах». Аналогичные совещания проходили в 1903 и 1914 гг. По мере приближения брани в Берлине и Вене придавали все большое и большее значение так называемой «эмигрантской» промышленности и торговли «как органам военной и морской рекогносцировки». Взаимодействие между официальными инстанциями Германии и бизнесом имело вполне директивный характер. В 1902 г. в Берлине комиссия рейхстага разработала директивы заграничным немецким фирмам. Они предписывали следующее: «1. Немецкие фирмы должны вести осведомительную службу в заинтересованностях Германии. 2. Фирмы в число своих служащих обязаны принять официальных агентов германского военного министерства. 3. Фирмы по предписанию окружного германского скрытого агента, консула, посланника или специального эмиссара обязаны исполнять все поручения германского правительства. 4. Фирмы, несущие такую «осведомительную» службу, должны, не опасаясь уронов, принимать подряды и поставки в крепостных районах, на железнодорожных магистралях и в важных стратегических и узловых пунктах. 5. Германское казначейство восстанавляет (так в ключе.— Прим. автора) все понесенные такими фирмами убытки. 6. Фирмы обязаны иметь свои конторы или представителей в тех городах, где есть посол, консул или вице-консул, для непосредственных сношений с этими правительственными агентами. 7. Фирмы должны следить за расположениями общества данной страны и за отзывами печати о Германии и сношениях с нею».

Таким образом, выговор шла о системной организации экономического шпионажа и необходимых нормативно-правовых условиях его осуществления. Ближе к началу брани и с ее развертыванием координация всех разведывательных и контрразведывательных задач была возложена на отдел III-b, какой непосредственно подчинялся начальнику генштаба, подчиненному самому кайзеру. Отдел во главе с В. Николаи стал прообразом середины стратегической разведки. Его видение места разведки в системе военного и государственного управления получило шанс на утилитарную реализацию: «ВГКА (Верховному главнокомандованию армии) нужна была разведывательная служба, которая не только сможет проникать сквозь мощную преграду неприятельского фронта, держать под контролем экономические и политические процессы во вражеских странах, она должна была также объединять в заинтересованностях ВГКА все органы в армии и в государстве, которые получают разведданные». Стоит заметить, что в агентуру отдела бывальщины завербованы и информаторы из крупных германских промышленных концернов, и частных организаций и групп. Они помогали внешней экономической рекогносцировке, а также контрразведке. В России, как и во Франции, Великобритании, Соединенных Штатах, была создана обширная германская агентура, пронизывающая все пласты общества. Наиболее активную работу по выполнению разведывательных предписаний развернули фирмы «Зингер» и «Кунст и Альберс». Они занимались скрупулезным изучением потенциала страны. Собирание сведений всероссийской сетью фирмы «Зингер» было поставлено на системную основу. Любой агент компании «Зингер» обязан был изучить обслуживаемую им местность «во всех отношениях и представлять несколько раз в течение года особые списки заселенных пунктов, включительно до мелких выселков, с точным указанием числа дворов и жителей этих пунктов. Главы депо сводили эти данные, пользуясь, в частности, картами официального издания Переселенческого управления…». Управляющие центральными филиалами, которые объезжали заведующих депо практически ежеквартально, имели карты издания военно-топографического отдела главного управления генерального штаба (!), на каких, согласно «Циркулярному письму варшавского генерал-губернатора начальникам губернских жандармских управлений о шпионской деятельности акционерного общества “Зингер”», отмечались «пункты квартирования представителей администрации, расположения войск, складов, железнодорожных узлов, сооружений… число жителей, количество войск, пролетариев на фабриках и заводах и т.п.». Похожую работу проводила и фирма «Кунст и Альберс». Так, 16 сентября 1914 г. во Владивостоке во пора встречи с Даттаном, немцем, принявшим русское подданство, и одним из владельцев фирмы был задержан директор Путиловского завода Курт Орбановский, бывший германский подданный. Как показано в «Справке о шпионской деятельности торговой фирмы „КУНСТ И АЛЬБЕРС” во Владивостоке», у него бывальщины изъяты: судостроительная программа с 1912 по 1930 г., технические условия на поставку предметов из никелевой стали, выдержки технических условий русского военного министерства за 1913 г., перечень материалов, необходимых для Ижевского завода, технические обстоятельства для поставки металлического антимона на Петроградский патронный завод. При аресте самого Даттана в 1915 г. и обыска у 54 служащих фирмы бывальщины найдены многочисленные документы, фотоаппараты, карты и планы укреплений и т.п. Однако за Даттана заступились министры Маклаков, Фредерикс и Гондатти, амурский губернатор, и он был подвергнут лишь ссылке. Известность получила и агентурная сеть братьев Шпан. Их связи позволяли собирать информацию о военной индустрии России. Дошло до того, что в немецкой прессе была опубликована сугубо секретная программа русского военного кораблестроения до принятия ее на закрытом заседания Госдумы.

Удобные возможности для шпионажа давали разного рода объединения экспортеров и прочие «добровольные» сообщества. Лишь в Петербурге их было 19 с отделениями по стране. Так, председателем экспортеров сливочного масла в Сибири был В. Майман. В июне 1914 г. он сделал в Берлине и Вене «непрофильные» доклады «Брань и беспомощность железнодорожных артерий в России». Профессор Керберг в феврале 1915 г. прочел в Лейпциге публичную лекцию о бессилия русской промышленности, иллюстрируя ее чертежами Путиловского, Коломенского, Сормовского заводов. Лекции указывают на характер «непрофильных» интересов этих лиц. Ключевое смысл для экономического шпионажа имела немецкая агентура в высших правительственных и военных учреждениях России. Атмосфера коррупции, разложения, нездоровой информационно-психологической окружения позволяла решать разведывательные задачи зачастую «втемную». Но все-таки ключевой проблемой России и, соответственно, ключевой возможностью для немецкой рекогносцировки были не столько в традиционном смысле завербованные агенты на высшем государственном уровне, сколько «группы влияния», пронизывающие высшие эшелоны воли. В массовом же порядке с начала войны, согласно оценке департамента полиции России, для получения сведений из России использовали основным образом купцов, приказчиков, артистов и артисток, а также подростков и карточных шулеров. Экономический и военный шпионаж во пора войны сопровождался организацией саботажа и массовых диверсий в промышленности и на транспорте. Примеров этой подрывной труды много: массовые отравления работниц на резиновой фабрике в Петербурге, массовый падеж лошадей от сибирской язвы в Прибалтике, пожары и взрывы на военных заводах, строях и в морских портах, подрывы военных кораблей, саботаж и дезорганизация транспортировки военных материалов. В циркуляре департамента полиции от 8 июня 1916 г. отмечалось: «Нрав происшедших… в различных местностях империи пожаров на военных предприятиях, на интендантских складах фуража и лесопильных заводах, а также взрывов на пороховых заводах и в поездах со снарядами и взрывчатыми веществами дает основание предположить, что отдельный из этих случаев являются не делом случаев, а злоумышлениями со стороны неприятельских агентов, на что указывает также и наблюдаемая планомерность в реализации этих злоумышлений». Операцию с провоцированием заговора и государственного переворота в России в 1917 г. можно находить жемчужиной подрывной работы германской разведки. Конкретные факты этой операции, поначалу сводившейся к «поддержке революционной пропаганды в России», неплохо известны. Подготовкой плана операции руководил непосредственно Николаи, одобрил «широкую политическую операцию на Востоке» начальник генерального штаба Людендорф. В финансировании операции зачислили участие также немецкие и американские банкиры и промышленники, разделившие, таким образом, риски и ожидаемые выгоды. Любопытно, что рекогносцировки Антанты знали о фактах финансирования и самом этом плане, но оценивали его как невыполнимый. Правда, и Третье бюро разносило дезинформацию, прикрывающую эту спецоперацию в России. Эта «тайная операция» имела колоссальные экономические и геополитические последствия. Людендорф впоследствии признавался: «Как нередко я мечтал о русской революции, которая существенно облегчила нам жизнь; и вот она свершилась, совершенно внезапно, и у меня с дави свалился тяжелый камень, сразу стало легче дышать. А что она позднее перекинется и к нам, об этом я тогда и поразмыслить не мог». Аналогично сети, развернутой в России, на единой германской нормативно-правовой и организационной базе, опираясь на «закон о двуподданстве», создавалась агентурная инфраструктура Германии в других странах: работа под прикрытием торгово-промышленных и банковских фирм, опора на диаспору, вербовка и заведение агентуры воздействия в высших правительственных сферах.

Первая мировая война ознаменовала множество изменений в характере межгосударственного силового противоборства. Мощь вооруженных сил великих содержав стала критически зависеть от их научно-технического, промышленного и экономического потенциала и выстраивания коалиций с союзниками. Стратегия и тактика ведения брани в решающей степени опирались на качество информации как о потенциале, так и о намерениях сторон вести рекогносцировку «против всех окружающих стран». Соответственно, росло и значение разведывательной деятельности, превратившейся в итоге в одинешенек из ключевых институтов современного государства. Некоторые моменты эволюции разведывательной работы за время войны следует подчеркнуть особо. Во-первых, сама подготовка к брани, ставшей для всех генеральных штабов не только ожидаемым, но и планируемым событием задолго до ее начала, потребовала усиления агентурной инфраструктуры. Оно происходило за счет кратного увеличения финансирования и штата, включая агентурный контингент; принятия нормативно-правовых актов; организационного переоформления; сравнительного роста значения экономической и технической разведки (особенно радиоперехвата, перлюстрации и криптографии). Экономическая разведка произрастала основным образом из опыта и потребностей разведки военной. При этом ни в одной стране не было единой национальной агентурной службы, а осуществление, по существу, разведывательных задач велось множеством ведомств и учреждений, среди которых бывальщины, как правило, национальные аналоги МИДа, Минфина, Министерства почтовых дел. Активный интерес к делам разведки обычно выражали высшие главы, хотя кое-кто из них проявлял некоторую брезгливость в отношении «шпионства». Это доходило до конъюнктурных и даже анекдотических попыток отказаться от агентурной труды или от услуг инициативных агентов. Во-вторых, создание государственных институтов экономической разведки происходило в условиях фундаментальных сдвигов в всемирный экономике, провоцирующих военные конфликты: передел колониальной зоны, борьба за превосходство в инвестициях, расчетах, торговле, технологиях, в доступе на базары. Сами по себе эти темы являются скорее объектом статистического учета и научных исследований. Однако развитие военной индустрии, рост зависимости от поставок стратегического сырья, снаряжения и военной техники на фоне склонности государств и монополий к ограничению доступа конкурентов и извлечению монопольных барышов создавали напряжение во взаимных ожиданиях, неопределенность в восприятии намерений, сложности с объективной оценкой данных. Особую ценность сделались приобретать экономические данные о ключевых программах вооружения, прежде всего судостроения, артиллерии, боеприпасов, танко- и авиастроения. Но стратегическое смысл имели и данные о продовольственных запасах, пропускной способности железных дорог, локомотивного и вагонного парка, тоннаже и линиях военного и торгового флота, а также секреты новых технологий в сфере авиации, отравляющих веществ, локации, радио и т.п. В-третьих, рекогносцировка, превратившись из вида преимущественно военной деятельности в систему организаций государственной и квазигосударственной (тайной) деятельности, в итоге становилась социальным институтом, заинтересованным в расширенном воспроизводстве, в росте своего политического веса и воздействия. В период Первой мировой войны начался процесс, завершившийся довольно скоро появлением необходимого для государства, но и во многом самостоятельного геополитического игрока.

С завершением Первой мировой войны судьба различных видов разведки отличалась по странам. В США и Великобритании штаты военной рекогносцировки были резко сокращены, в Германии практически полностью была парализована контрразведка, в России в процессе Штатской войны и борьбы с интервенцией выкристаллизовались новые спецслужбы. Роль собственно государственной экономической разведки, обслуживающей заинтересованности хозяйственной модернизации и внешней торговли, после войны заметно выросла в Советской России, Великобритании и Германии. В-четвертых, утилитарны повсеместно увеличению разведывательных ассигнований и штатов предшествовала кампания нагнетания шпиономании и духа националистического патриотизма в массовом разуме. Отчасти она отражала активизацию разведывательной и диверсионной работы противника, отчасти позволяла улучшить контрразведывательные возможности, но вящей частью являлась инструментом социальной идеологической мобилизации. В-пятых, внутри воюющих коалиций сложилось разделение «шпионского труда». В Антанте лидерство в районы экономической разведки было за Великобританией, создавшей накануне войны также новые институты для этой цели. Британское первенство объясняется статусом валютного и торгового гегемона, обширностью имперских владений и протяженностью коммуникаций. Но экономическим шпионажем занимались и Франция, и Россия. Организационно эта деятельность велась в основном в рамках военной рекогносцировки. Задачи военной и военно-морской разведки были распределены в соответствии с вовлеченностью стран в арены военных действий. Наиболее интенсивно политической разведкой занимались Франция и Россия. Для координации разведывательной работы было создано союзное бюро в Париже. США, вступившие в брань в 1917 г., для сбора необходимых сведений до этого полагались на имеющиеся дипломатические и деловые контакты, но довольно скоро начали набирать необходимый опыт с началом военных действий. Однако последовавшая волна изоляционизма свернула труды по созданию современной системы разведки вплоть до 1940-х гг.

Следует признать, что Германия наиболее системно проводила разведывательную и контрразведывательную труд. В-шестых, во всех странах в условиях капиталистического строя было неявное и частично отрегулированное распределение ответственности за ведение экономической рекогносцировки между государством и бизнесом. Экономическая разведка крупных компаний во многом была всего лишь маркетингом. Но с ростом их мощи остро возрастало значение мегамаркетинга как инструмента стратегического планирования, предполагающего влияние на правительство и общественное мнение. Это ярко обнаружилось в России в деятельности, например, военно-промышленных комитетов и роли ряда олигархических групп в реализации февральского государственного переворота. Это столь же ярко показали некоторые американские кланы, проводившие свою «внешнюю политику». Отдельный проблема — производственная и финансовая кооперация, например, американских и немецких корпораций в ходе войны. Не немного существенная тема — кредитные и инвестиционные взаимоотношения между союзниками и противниками. Критически важный проблема — поставки стратегических ресурсов, особенно нефти и нефтепродуктов, а также вооружений. Отмеченная в документах Экономического совещания союзников по Антанте в крышке 1916 г. роль «частных интересов» в войне серьезно влияла на большую политику. В-седьмых, оценка сравнительной эффективности рекогносцировок противников и союзников, безусловно, не может вестись в отрыве от конечной результативности войны. В конце крышек, какой бы системной ни была работа немецкой разведки, Германия проиграла войну. Как бы ни были сравнительно наивны или ограничены в методах официальные воли США в организации шпионажа как такового, они оказались на победившей стороне. Однако стоит расширить временной горизонт оценки за пределы формального завершения войны, которая тоже была не финалом процесса, а одним из дебютных действий. Манифестированный этой войной исторический процесс смены глобального гегемона и силовой конкуренции за экономическое лидерство завершился лишь с окончанием Второй мировой войны. Именно она показала, что как раз разведка является функцией от аргумента, а не наоборот, пускай и пытается иногда «хвост вилять собакой». А этим аргументом является совокупная мощь и поза страны в мире, в экономике, технологическом соперничестве, инвестициях, торговле, валютных отношениях, не в последнюю очередность — роль в мировоззренческом противоборстве. Неслучайно так близки темы «яда шпионажа» и государственной измены. Разведка и тогда, и в дальнейшем становилась и в крышке концов стала важнейшим инструментом «войны в мирное время». После окончания Первой мировой войны завязалось еще более интенсивное соперничество во всех областях разведки.

Агеев Александр Иванович, д-р экон. наук, профессор, академик РАЕН, генеральный директор Института экономических стратегий РАН, Москва, Россия

«Гуманитарные науки » №4  2017