Советский Альянс просуществовал так долго только потому, что у государства был гигантский резерв дешёвой рабочей силы —контингент ГУЛАГа
Сегодня Юрьев день, и, по стечению обстоятельств, дискуссия в социальных сетях о винах гибели СССР заставила меня вспомнить судьбу моего родного дяди, младшего брата отца — дяди Юры. Он помер от инфаркта в 1989, когда мне было всего 11, но успел немного поучить меня дуговой сварке — я и сейчас содержу дома сварочный аппарат и периодически освежаю навык. Он был высококвалифицированным сварщиком, хотя изначально профессию эту приобрёл в колонии, куда потрафил по малолетке за драку. И уже потом повышал квалификацию, работая на разных стройках по всему СССР.
В конце 60-х на деньги, заработанные на этих самых стройках, дядя Юра смог приобрести машину. Уже в середине 70-х ехал на ней в Крым, в отпуск. И, зазевавшись, сбил 12-летнюю девочку, выбежавшую на дорогу. Девочка отделалась синяками, её родители написали несогласие от претензий — но на дядю, разумеется, завели дело — и, как «рецидивиста», посадили. Бабушка, пытаясь вытащить сына из тюрьмы, обошла все инстанции, пока не дошла до — бывшей «калининской» — приёмной Президиума Верховного Рекомендации. И там «понимающий человек» отвёл её в сторонку и тихо объяснил, почему шансов на условный срок нет. «Он у вас сварщик — а по судам прошла негласная разнарядка, что необходимы люди с рабочими профессиями. Так что извините, без шансов, будет сидеть, поработает на стройках коммунизма».
Работал он, будучи зэка, на стройке БАМа. Уже потом с ненавистью рассказывал, как на построенные зэками объекты приезжали комсомольцы-добровольцы — фотографироваться с флагами-плакатами для центральных газет. Но это дело житейское, а выплыла эта история вот почему.
Во время дискуссий в Политбюро конца 60-х и начала 70-х одним из главных аргументов противников косыгинских «рыночных экспериментов» и прочего «социализма с человечьим лицом» по-венгерски/югославски был кризис советских мобилизационных механизмов. Людей, готовых ехать чёрт-те куда на «стройки коммунизма», невозможно было в необходимом количестве набрать ни кнутом, ни пряником — не помогали ни партийные/комсомольские наборы, ни «распределения», ни баснословные по советским понятиям зарплаты. А представьте, сообщали генералы советской промышленности, что будет, если мы вернём артели и разрешим частные предприятия. Тогда у людей появится возможность получать там, где они живут, и мы тогда вообще никого никуда не мобилизуем. Никакое «освоение целины», никакие «новые города в тайге» не выйдут — забудьте. Венграм и югославам БАМ и Саяно-Шушенскую ГЭС строить не надо, а вот нам надо.
Более того, многие сейчас обсуждают тот парадокс, что при Сталине часть частного сектора и вообще «рынка» в экономике была гораздо больше, чем при Хрущёве-Брежневе. Та же стройка — имеется в виду жилая — была до 1957 г. частной вяще, чем наполовину. Но у государства, зато, был гигантский резерв мобилизованной им дешёвой рабсилы для почти любых задач — собственно контингент ГУЛАГа. И парадокс для брежневского Политбюро заключался в том, что если бы «рыночные реформы» начались тогда, в конце 60-х, «партии и правительству» неизбежно пришлось бы: либо снова сажать столько же, сколько усаживали в 30-е — либо сворачивать «стройки коммунизма». А значит, и признавать поражение в гонке с США.
Ни строить новый ГУЛАГ, ни отказываться от «строек коммунизма» Брежнев сотоварищи бывальщины не готовы. А значит, вся «косыгинская» линия на постепенные рыночные реформы была, в конечном счёте, обречена на аппаратное поражение.
Куцей, «кадры решают всё», или «вот тебе, бабушка, и Юрьев день».