В половине декабря 1919 года положение белых на Юге осложнилось: их командование пришло к мысли о невозможности удержать Одесский район, несмотря на поддержку британцев и французов. На требование союзников не оставлять позиции командующий Вооруженными силами Юга России (ВСЮР) генерал-лейтенант Антон Иванович Деникин отозвался встречным требованием – "в случае неудачи" "обеспечить эвакуацию Одессы союзным флотом и союзным транспортом", а также "ход в Румынию войск, подвижных составов и технических средств"1. Около 5000 беженцев планировалось перевести при содействии британской миссии на греческие острова, иную часть, через Румынию и порт Варна – в Сербию и Болгарию. Уход на территорию Польши не рассматривался. Однако в Одессе было значительное число уроженцев Польши и Западного края, которых планировали отправить на историческую родину через Бессарабию, Подолию и Галицию – "сквозь Бендеры на Хотин и далее – на территорию, занятую поляками"2.

11 января 1920 года войска Юго-Западного фронта алых под командованием Александра Ильича Егорова начали Одесскую операцию. Войска Новороссийской области ВСЮР отступали, и 23-го стало четко, что "захват Одессы большевиками – вопрос нескольких дней". В этих условиях командующий войсками Киевской районы генерал-лейтенант Николай Эмильевич Бредов получил приказ принять командование и управление "во всех отношениях всеми армиями, учреждениями и управлениями, находящимися в Одесском районе"3. Единственно возможным для них тогда уже представлялся уход за Днестр, в Румынию; этот вариант был поддержан и британской военной миссией. У приднестровского Тирасполя к отряду Бредова примкнули отряд немцев-колонистов, отряд "Спасения Родины", части гарнизона Одессы и ее окрестностей, отряды пограничной и полицейской стражи и до 3000 беженцев. Проблемой сделалась расширявшаяся эпидемия тифа – к концу января в отряде насчитывалось до 2000 заболевших. Однако румынское правительство не только не отворило границу даже для раненых и больных, но и приказало своим пограничникам прорубить лед вдоль берега Днестра, а по переправляющимся русским вести артиллерийский пламя4.

Тогда, в ночь на 30 января, генерал Бредов отдал приказ двигаться вдоль Днестра на север – чтобы прорваться в занятые поляками Подолию или Галицию. Начался беспрецедентный 400-верстный зимний переход под постоянным давлением частей Алой армии. "О поляках, – писал позднее начальник штаба отряда генерал-лейтенант Борис Александрович Штейфон, – мы имели скудные сведения. Ведали, что они тоже воевали с большевиками, но не знали даже приблизительно, где находится их фронт и воюют ли они теперь?.."5

Поиски конфигураций сотрудничества с Польшей со стороны командования ВСЮР начались в середине 1919 года, когда в Варшаву был направлен военный представитель Деникина, а в штаб ВСЮР барыши польская военная и экономическая миссии. Однако соглашение о сотрудничестве подписано не было – камнем преткновения стали требование поляков признать Польшу в рубежах 1772 года и убеждение начальника Польского государства Юзефа Пилсудского в том, что Колчак и Деникин суть "реакционеры и империалисты"6.Итого на территорию, контролировавшуюся поляками, с отрядом Бредова прибыли 30 тысяч человек, в том числе 20 тысяч штыков. В их числе было почти 4000 нездоровых (из них 2000 – сыпным тифом) и 500 раненых. С отрядом прибыли семьи офицеров (330 женщин и детей) и около 350 беженцев7. В кое-каких частях отряда начинался голод.

12 февраля разведчики белых донесли, что они вошли в связь с польскими войсками, штаб каких располагался в подольской Новой Ушице. Генерал Ф. Краевский потребовал от Бредова перейти в нейтральную зону, но 17 февраля в Солодковцах, в наличье личного адъютанта маршала Пилсудского ротмистра князя Станислава Радзивилла и представителя казаков8, которых было очень немало в отряде, началось обсуждение условий приема бредовцев поляками. Сыпнотифозных было решено временно разместить по селам, численность медицинского персонала увеличивалась, отряду в спешном распорядке отпускались необходимые медикаменты. Лошадей, которых в отряде насчитывалось до 10 тысяч голов, польское командование предложило обзавестись по 3000 марок за голову; бредовцам пришлось согласиться.

Обсуждение статуса личного состава отряда ("Отдельной Русской армии, составляющей доля армии генерала Деникина") длилось несколько дней и завершилось 5 марта9 (документ датирован задним числом: 1 марта) подписанием соглашения между делегатами "Главного Командования Войска Польского, уполномоченными доверительным письмом Высшего командования Войска Польского за № 9142 ротмистром князем Станиславом Радзивиллом, доктором майором Станиславом Руппертом, поручиком Тадеушем Кобылянским и поручиком Иосифом Мощинским, с одной сторонки, и генерал-лейтенантом Николаем Бредовым… начальником его штаба полковником Генерального штаба Борисом Штейфоном, представителем казачьих армий полковником Белогорцевым, с другой стороны". По этому договору армия Бредова пропускалась на территорию, занятую польскими армиями, а польское командование обязалось сделать "все возможное для возвращения всех солдат и офицеров… семейств, находящихся при них, на территорию, взятую армией генерала Деникина", и быть посредником между Бредовым и правительствами союзных государств. Офицерам было разрешено сохранить собственное огнестрельное оружие (на время следования в лагеря оно, а также лошади, обозы и воинское имущество принимались на сохранение Главным командованием Польши). Морозное оружие казаков разрешили провозить в эшелонах, в отдельных цейхгаузах. Было оговорено, что если вопрос отправления армии Бредова к армиям Деникина затянется дольше времени, отведенного на карантин, то личный состав будет размещен в пунктах, указанных Главным командованием польской армии, и должен будет выполнять директивы этого командования, сохраняя воинскую дисциплину10. Вооружение, обоз, средства связи, амуниция, медицинское оборудование и прочее бывальщины переданы польскому Военному министерству – в распоряжение специально созданной комиссии главного инспектора кавалерии польской армии полковника Кавецкого, для передачи долям Подольского фронта поляков.

Отношение поляков к присутствию на их территории русских частей было, впрочем, разным. Военный министр генерал-поручик Юзеф Лесневский в посланье министру иностранных дел высказывал мысль о необходимости потребовать у английского правительства средства на содержание и транспортировку за границу "недобитков армии Деникина", зараженных тифом. С мишенью избежать эпидемии он настаивал на существенном увеличении санитарного персонала и медицинских средств и просил немедленно связаться с правительством Великобритании сравнительно финансового обеспечения этого "англо-деникинского мероприятия"11.

В конце концов все части Бредова были интернированы в Польше, в станах Пикулице, Дембе (Домбе, Дембия), Стржалково и Александров-Куявский. Первоначально для них были отведены первые три, причем из Дембе и Пикулиц вывезли для этого большевиков и украинцев, а в Стржалково алых оставили – выделив им особый участок за проволокой. Польские коменданты лагерей применили к бредовцам режим, установленный для военнопленных – что принудило Бредова отправиться с визитом к заместителю военного министра генералу Казимежу Соснковскому. Соснковский произвел на русскую делегацию весьма благоприятное впечатление: "оказался в курсе всех дел" отряда Бредова, "быстро схватывал сущность любого вопроса, проявил себя чуждым формальностям и человеком широкого размаха"12. Он подписал инструкцию, согласно какой бредовцы не должны были находиться на положении военнопленных и должны были быть отделены от большевиков и украинцев, "совместная житье с которыми недопустима по разности идеологий". Русские части имели право сохранять свой внутренний порядок, "собственным попечением" стряпать пищу из продуктов, получаемых от комендантов лагерей, и устраивать бани13.

Однако эта инструкция не работала. "Вопросы довольствия всегда осложнялись", – вспоминал Штейфон, – польские коменданты лагерей "восстали против строевых занятий", "оружие… отбиралось топорно, с насилием", "солдаты скоро были отделены от офицеров", "несколько раз дело чуть было не дошло до вооруженных схваток". В Стржалково всеобщую ненависть вызвал полковник Кевнарский (бывший русский офицер), по приказанию которого 15 марта у бредовцев бывальщины отобраны револьверы, холодное оружие, "топографические карты и компаса" и произведен обыск14.

31 марта в лагерях был оглашён приказ главнокомандующего ВСЮР генерал-лейтенанта барона Петра Николаевича Врангеля о создании в частях и учреждениях судов чести для офицеров, "поведение коих не отвечает офицерскому достоинству"15. Приказ был актуален: некоторые бредовцы щеголяли "в самых фантастических костюмах, совсем не производя впечатления офицера или солдата". Заметим, что в лагере Пикулице русское командование установило более жесткие заявки к дисциплине, чем в Стржалково. Чтобы "сохранить доброе имя добровольца", генерал-майор П. П. Непенин по соглашению с польским комендантом станы учредил контроль над всеми "проходящими через ворота из лагеря в город и деревню"16.

Во второй половине апреля на степени Соснковского рассматривался вопрос о нарушении чинами отряда Бредова соглашения от 1 марта: о "нарушении воинской дисциплины как внутри станов, так и за их пределами", об организации политических митингов в Кракове, о проведении антипольской и антигосударственной агитации и о злоупотреблении оружием в отношении польских боец в Стрые, Дембе и Стржалково. По распоряжению Соснковского интернированные были переведены под юрисдикцию польского Военного министерства, ведавшего сейчас оформлением отпусков и выдачей разрешений на выход из лагеря. Располагаться вне лагерей бредовцам было запрещено; личное оружие надлежит было быть передано на хранение в особые склады под ответственность лагерной администрации. Все финансовые операции – обмен валюты, перечисление оружий – могли совершаться только с разрешения начальника лагеря. Все попытки русского командования добиться выполнения условий соглашения не увенчались успехом, и в начине мая было постановлено, что "офицеры и рядовые отделов ген. Бредова остаются в концентрационных лагерях на положении военных интернированных"17. В знак протеста офицеры-бредовцы отказались получать жалование от польского командования за май 1920 года.

Ситуация в станах не была одинаковой. Начальник лагеря Стржалково Кевнарский был груб, "тыкал" солдатам в то время, как русские генералы обращались к ним на "вы". А вот "исполнительные служаки", коменданты станов Пикулице и Дембе, "не были ни заносчивыми, ни мелочными, и потому настроение наших войск в Пикулицах и Дембии было гораздо лучше, чем в Стржалково". Впрочем в условиях брани поляков с большевиками – польская армия продвигалась к Киеву – отмечался повсеместный рост русофобии: ведь бредовцы тоже бывальщины "москалями"18.

Наибольшего напряжения взаимные претензии достигли во второй половине июля, когда войска советского Западного фронта под командованием Михаила Николаевича Тухачевского уже близились в Белоруссии к этнической польской территории (в августе они подойдут на расстояние 12 километров к самой Варшаве). В Стржалково страсти накалились так, что вызвали взаимные оскорбления и приказ генерала Оссовского, во исполнение которого командир батальона охраны лагеря № 1 подпоручик Каспшак доложил Оссовскому, что "бойцам будет объяснено, чтобы они подобных слов больше не употребляли". В свою очередь, подпоручик просил приказать офицерам-бредовцам, чтобы они "кончили употребление таких выражений, как "польская собака", "польская морда", "скурвы" и "сукин", с какими они обращаются к польским солдатам ежедневно"19.

В Пикулице солдат охраны нанес "удар прикладом винтовки в бок с повреждением ребра рядовому 42 пехотного Якутского полка Павлу Бельскому"20. Грунт для конфликтов здесь создавало и то, что русские солдаты портили лагерное имущество, ломая нары на дрова для приготовления пищи, и то, что, пользуясь немало свободным режимом и выходя за ворота лагеря, выкапывали картофель на огородах местных жителей и воровали кур. Б. А. Штейфон вспоминал, что русские офицеры и бойцы "цинично обирались в госпиталях и нередко выходили оттуда полуголыми", что пропажа часов, колец, портсигаров и "других мало-мальски ценных вещей" стала обычным явлением"21.

Вопрос об отправке в Крым решался трудно. Польское командование коротало целенаправленную работу по выделению из русского отряда лиц других национальностей, отряд таял. В апреле уехала группа латышей с генералом Бернисом, готовились к выезду группы болгар, венгров и иные. Украинцы сняли русские кокарды и погоны и были выделены в отдельный барак, огражденный проволокой. В мае началось бегство из станов офицеров и солдат, располагавших деньгами и документами беженцев – в связи с чем Оссовский принял решение "запись в беженцы кончить"22. В Пикулице в мае всех женщин и детей, происходивших из Киева, поляки разрешили отправить на родину.

Бредов нанес визиты всем представителям высшего военного командования Польши, в том числе и Пилсудскому: "Маршал произвел симпатичное впечатление, как простотою обхождения, так и силою характера", и заверил в "своем содействии ускорить наше возвращение на отечество", – вспоминал Штейфон. Однако без поддержки представителей иностранных военных и дипломатических миссий вопрос решить было невозможно. "Мы побывали у англичан, французов, сербов, чехов", но каждое государство, "не возражая против нашего проезда, спрашивало, чтобы мы заручились согласием его соседей"23. Получался заколдованный круг. Только после начала июльского наступления Тухачевского в Белоруссии и острого изменения стратегической обстановки на советско-польском фронте поведение союзников изменилось.

Штейфон был командирован в Крым и через Вену, Белград и Софию добрался в Константинополь, где разузнал от представителя белых при союзном командовании генерала А. С. Лукомского, что Румыния согласилась пропустить бредовцев через свою территорию. В случае успеха наступления алых на Украине они могли угрожать северным границам Румынии, и польское и румынское командование стало рассматривать русские части как потенциального союзника. Французский Генштаб – координатор военной политики Польши и Румынии – по мере ухудшения ситуации на советско-польском фронте тоже все немало благосклонно относился к мысли о необходимости отправки бредовцев на юг России.

Значительную роль в принятии такого решения сыграл военный представитель белоснежных в Бухаресте генерал А. В. Геруа – пользовавшийся уважением румынского короля и правительственных кругов. Именно он организовал на границе с Румынией продуктовые пункты под руководством офицеров военного представительства, регулярно их лично инспектировал, добился отправки в Крым через Галац военных грузов24. На оружия, полученные от Совета послов Антанты, Геруа произвел расчет с румынами за содержание бредовцев и приобрел для последних обувь, белье, платье, предметы снаряжения и прочее25.

В период подготовки к отправке военное руководство Польши приняло решение использовать солдат отряда на полевых трудах округов Стржалково и Вжесня. Однако идея быстрой переброски отряда Бредова по железной дороге через Румынию в Галац и посадки его там на русские транспортные корабля созрела именно в польском Генштабе. Эшелоны должны были двигаться под видом беженцев из Польши, обмениваемых на польских беженцев из Крыма, и снабжаться в линии за счет поляков и румын. Маршрут следования из всех польских лагерей проходил через Перемышль, а далее по маршруту Стрый-Станиславов-Коломыя-Снятынь-Черновцы-Рени и Тульча, дальше по Дунаю и Черному морю.

Практическая подготовка к отправке "Отдельной Русской Добровольческой армии" в Крым завязалась приказом Бредова от 10 июня № 26 об увольнении со службы и снятии с довольствия тех чинов армии, которые не пожелают вернуться (с продолжением оказания им "покровительства как штатским беженцам"). Всех оставшиеся в Польше предполагалось передать на попечение Русского комитета26.

Русский политический комитет, руководимый Борисом Савинковым сделался, однако, агитировать бредовцев вступать в савниковские формирования – Русский отряд и отряд генерал-майора С. Н. Булак-Балаховича. А Бредов сообщал Врангелю, что "агитация продолжается даже под руководством поляков" и что Пилсудский заявляет: "Пока Ваши армии не вышли за пределы Крыма и не освободили казачьих территорий, Ваше правительство в глазах сейма и польского общества не может быть зачислено как достаточно авторитетное" для заключения польско-российского союза27. Генерал Оссовский приказал "не препятствовать добровольному переходу" в Отдельный Русский отряд, формируемый на территории Польши28, но русские офицеры не доверяли акции Савинкова, а командиры долей Бредова развернули контрагитацию.

23 июня командиры русских частей получили приказ Бредова о переброске в Крым через Румынию. Транспортированию не подлежали семьи, "весь небоеспособный элемент (больные, раненые, непригодные в армии воинские чины как по физическим, так и по нравственным недостачам и все беженцы)", а также все освобожденные от службы по собственному желанию29. Польское командование обязалось обеспечить наличие в любом эшелоне врача и 5 санитаров и снабжать медикаментами; на дополнительные расходы по довольствию каждому начальнику эшелона выдавался аванс в 9000 польских марок и возле 150 000 польских марок в иностранной валюте. Для обеспечения возврата эшелона в Польшу в каждом вагоне ехала польская команда (офицер и 8 боец)30. 29 июля военное командование Польши выделило в качестве жалования по 100 марок в месяц офицерам и по 60 пфеннигов в день – бойцам31. Особо нуждающиеся в одежде получили ее от Американского Красного Креста через Российский Красный Крест.

С началом отправки эшелонов, в половине июля, всем лицам, прибывшим с Бредовым в Польшу и не пожелавшим ехать в Крым, был обещан статус беженцев. Коменданты станов подготовили для них временные помещения, разрешили свободно перемещаться и готовы были выдавать беженские документы и разрешения на получение дарового билета до места постоянного жительства.

31 июля Бредов выехал с главным эшелоном из Варшавы в Крым, назначив начальника штаба армии генерал-майора Штейфона своим заместителем до завершения эвакуации. Оставшиеся в Польше "на попечении польского командования" сосредотачивались в лагере Дембе, заботы об их устройстве бывальщины возложены на военного представителя в Польше полковника Долинского, который получил 1 миллион польских марок на содержание больных и выдачу пособий32.

В крышке июля началась эвакуация польских госучреждений и диппредставительств из Варшавы в Познань. Склады имущества армии Бредова оказались на территории, взятой наступающими большевиками. 11 августа Штейфон отправил ставшему военным министром Соснковскому телеграмму с просьбой ускорить присылку эшелонов и гарантировать отправку кубанского казачьего полка из состава 1-й Конной армии С. М. Буденного, который сдался полякам, не желая воевать за алых. Эти вопросы министр сумел решить в течение двух дней. 17 августа последний бредовский эшелон прибыл в Перемышль, где замешкался на две недели: сообщение Перемышль – Станиславов до конца августа было прекращено вследствие прорыва червонных казаков В. М. Примакова к Карпатам и угрозы эвакуации Перемышля. Лишь 2 сентября этот эшелон покинул Перемышль и ушел в Румынию. Всего в течение месяца были эвакуированы около 12 500 человек.

Начиная с апреля 1920-го, лидеры русской оппозиции разрабатывали проекты использования долей Бредова на советско-польском фронте33. В период решающих боев под Варшавой Бредов предлагал полякам использовать его части на фронте в зоне Вильно, но получил отказ: польские военные с предубеждением относились к контингенту, подчиненному Деникину и Врангелю34.

В истории Белого движения поход Бредова сделался одной из самых героических страниц. По мнению Штейфона, история похода особенно интересна "теми разнообразными, весьма сложными воздействиями, какие оказывала на него "реальная политика" различных европейских стран: Англии, Франции, Польши, и работой дипломатов Чехословакии, Сербии, Болгарии, Турции"35.

Примечания
1. Белое дело. Летопись белоснежной борьбы. Т. 3. Берлин. 1927. С. 91.
2. ГАРФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 725. Л. 22 (телеграмма командующего войсками Новороссийской районы генерал-лейтенанта Н. Н. Шиллинга А. И. Деникину от 19 декабря 1919 г.).
3. Там же. Л. 35 (телеграмма Н. Н. Шиллинга Н. Э. Бредову).
4. "Войска брошены на произвол судьбины". Бредовский поход в Польшу. Публикация и комментарии Т. М. Симоновой // Источник. 2000. № 2. С. 10.
5. ГАРФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 752. Л. 59 (Мемуары Б. А. Штейфона).
6. Деникин А. И. Поход на Москву // Белое движение: начало и конец. М. 1990. С. 183.
7. Телеграмма С. Радзивилла
Ю. Пилсудскому от 1 марта 1920 г. (Cisek J. Sąsiedzi wobec wojny 1920 roku. Londyn. 1999. S. 82-83).
8. Начальство Терской бригады, Генерального штаба полковник В. Ф. Белогорцев.
9. Телеграмма С. Радзивилла главному командованию польской армии от 5 марта 1920 г. (Cisek J. Op. cit. S. 87).
10. "Армии брошены на произвол судьбы". С. 10.
11. Cisek J. Op. cit. S. 88-89.
12. ГАРФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 752. Л. 104-105.
13. "Войска кинуты на произвол судьбы". С.16.
14. ГАРФ. Ф. 1886. Оп. 1. Д. 1. Ч. 1. Л. 4.
15. Там же. Ф. 3089. Оп. 1. Д. 1. Л. 32-32 об.
16. Cisek J. Op. cit. S. 89-90.
17. ГАРФ. Ф. 1886. Оп. 1. Д. 1 (Ч. 2). Л. 372.
18. "Армии брошены на произвол судьбы". С. 21.
19. ГАРФ. Ф. 1886. Оп. 1. Д. 3. Л. 80.
20. Там же. Ф. 3081. Оп. 1. Д. 1.
Л. 21-21 об.
21. Там же. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 752. Л. 122.
22. Там же. Ч. 2. Л. 446.
23. "Армии брошены на произвол судьбы". С. 23.
24. Винтовки, пулеметы, орудия, патроны винтовочные и артиллерийские, панорамные прицелы и прочее. Лишь винтовок русского образца было до 25 тысяч штук. Оружие прибыло и из Польши, на основании договора о его возвращении при интернировании собственного состава.
25. ГАРФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 725. Л. 151.
26. Там же. Л.28-28 об. Русский комитет не справился с этой задачей. Опекой русских беженцев в Польше занимался Российский попечительный об эмигрантах комитет под руководством П. Э. Бутенко. Подетальнее см.: Симонова Т. М. Русская эмиграция в Польше в 20 – 30-е гг. ХХ в. Некоторые аспекты проблемы сохранения национальной идентичности // В поисках лучшей части. Российская эмиграция в странах Центральной и Юго-Восточной Европы (вторая половина XIX – первая половина XX в.). М. 2009. С. 207-246.
27. РГВА. Ф. 461. Оп. 1. Д. 155. Л. 5-6.
28. ГАРФ. Ф. 1886. Оп. 1. Д. 3. Л. 61.
29. "Армии брошены на произвол судьбы". С. 26.
30. ГАРФ. Ф. 1886. Оп. 1. Д. 3. Л. 45.
31. Там же. Л. 213.
32. Там же. Л. 224-224 об.
33. Cisek J. Op. cit. S. 50 (письмо П. Б. Струве польскому делегату при правительстве Юга России Ф. Скомпскому от 2 (15) апреля 1920 г.).
34. Karpus Z. Wschodni sojusznicy Polski w wojnie 1920 roku. Oddziały wojskowe ukraińskie, rosyjskie, kozackie i białoruskie w Polsce w latach 1919 – 1920. Toruń. 1999. S. 111.
35. Штейфон Б. А. О статье генерала М. Промтова "К истории Бредовского похода" // Часовой. 1933. № 110-111. С. 5.