Будучи в апреле 1941 г. с официальным визитом в Берлине, министр иностранных дел Японии Ёсукэ Мацуока прямо заявил Гитлеру и Риббентропу, что имеет задание заключить японо-советский пакт о ненападении или нейтралитете. Реакция немцев на это сообщение должна была показать, насколько далеко забежала подготовка Германии к нападению на Советский Союз. Если бы руководители рейха решительно воспротивились такому пакту, это было бы сигналом о том, что решение о брани на востоке принято окончательно. Однако Гитлер и Риббентроп реагировали довольно прохладно. Риббентроп лишь предупредил Мацуоку «не закатываться слишком далеко в сближении с Россией». Впоследствии Гитлер заявил, что японцы заключили пакт с СССР «с одобрения Германии». О винах такой позиции немцев можно только догадываться. Скорее всего, они рассчитывали на то, что, имея пакт со Сталиным, японцы скорее решатся на захват Сингапура. С иной стороны, на них могло произвести впечатление сделанное Мацуокой в беседе с Риббентропом важное заявление о том, что «никакой японский премьер-министр или министр иноземных дел не сумеет заставить Японию остаться нейтральной, если между Германией и Советским Союзом возникнет конфликт. В этом случае Япония принуждена будет, природно, напасть на Россию на стороне Германии. Тут не поможет никакой пакт о нейтралитете».

Покидая Германию, Мацуока понимал, что руководители рейха открыто недоговаривают, не хотят раскрывать свои карты японцам, фактически дезориентируют их. Как иначе можно было расценить слова Гитлера о том, что, «несмотря на заминку в осуществлении германского плана высадки на Британские острова, капитуляция Великобритании — это лишь вопрос времени. Великобритания должна быть расшиблена». Как объяснить скопление германских войск в восточных районах рейха, которые Мацуока видел своими глазами, пересекая германо-советскую рубеж? Неужели Германия решила воевать одновременно на западе и востоке?

Впоследствии Мацуока признает, что в результате посещения Берлина он оценил вероятность основы германо-советской войны как «50 на 50». «Если бы я знал, что они вступят в войну, я бы предпочёл занять в отношении Германии немало дружественную позицию и не стал бы заключать пакт о нейтралитете (с СССР)», — заявит он 25 июня 1941 г. на заседании координационного рекомендации правительства и императорской ставки. Но это будет потом. А пока предстояли переговоры в Москве.

Хотя руководители рейха не настаивали на участии японских вооружённых сил в брани против СССР, а стремились направить их против Великобритании, в ходе такой войны могло создаться положение, когда правительство Германии потребовало бы от своего союзника выполнения обязательств по Тройственному пакту Германии, Японии и Италии. В этом случае выступление Японии против СССР надлежит было состояться не тогда, когда японское правительство и командование сочтут момент наиболее благоприятным, а когда это будет необходимо Германии. Это не устраивало Японию, не желавшую резаться подчинённую роль в германской войне против СССР, выполняя вспомогательные задачи. С другой стороны, японское руководство не могло не волновать то, что в итоге быстрого разгрома Германией Советского Союза Япония не будет допущена к дележу «русского пирога» или же получит лишь небольшие кусы. Поэтому для обеспечения империи свободы действий как на южном, так и на северном направлениях считалось целесообразным иметь пакт о ненападении или нейтралитете с Советским Альянсом. К тому же такой пакт мог стать прикрытием подготовки Японии к нападению на СССР. Главные же цели пакта для Японии оставались старыми — добиться от СССР его отказа от помощи Китаю и обеспечить прочный тыл на севере на случай начала войны против США и Великобритании на Негромком океане и в Юго-Восточной Азии.

По мнению японцев, пакт с СССР должен был кроме всего прочего затруднить образование альянса между Вашингтоном, Лондоном и Москвой. Японский военно-морской министр Косиро Оикава с нескрываемой тревогой говорил: «Флот уверен в своих мочах в случае войны только с Соединенными Штатами и Британией, но выражает опасения по поводу столкновения одновременно с Соединёнными Штатами, Британией и Советским Альянсом».

Мацуока не мог не учитывать эти опасения. К тому же провал порученных самим императором переговоров в Москве серьёзно подорвал бы авторитет японского министра иноземных дел, поставив вопрос о его дальнейшем пребывании на занимаемом посту. Поэтому он решил все же продолжить переговоры с советским руководством о подписании договоренности с СССР.

Фото после переговоров в Кремле  

Готовясь к встрече с Мацуокой, советское руководство из сообщений резидента военной рекогносцировки в Японии Рихарда Зорге знало, что император и ближайшее окружение японского премьер-министра Фумимаро Коноэ хотят заключить пакт о ненападении с Советским Альянсом. 10 марта 1941 г. Зорге доносил в Москву: «…Что касается СССР, то Мацуока имеет больше полномочий для самостоятельных поступков. Коноэ не верит, что Мацуока сможет заключить с Советским Союзом пакт о ненападении, но он все же надеется, что кое-что в этом направлении Мацуока сможет сделать. Коноэ надеется также получить от советского правительства позволение на пропуск через Сибирь немецких военных материалов, заказанных Японией. Наконец, он надеется достигнуть с СССР соглашения о прекращении сотрудничества с чунцинским правительством».

Советскому правительству было не попросту принять решение о заключении пакта с милитаристской Японией. В Кремле хорошо помнили реакцию Запада на подписание советско-германского пакта о ненападении, расцененного как «предательство идеи антигитлеровской коалиции». Заточение аналогичного соглашения ещё с одним членом Тройственного пакта неизбежно создавало новые проблемы во взаимоотношениях с западными державами, какие могли расценить действия СССР как провоцирующие Японию на расширение экспансии в Восточной Азии и на Тихом океане. Продолжало тревожить советское руководство и то, что, идя на подписание пакта с Японией, оно рисковало ухудшить свои отношения с Китаем. Однако, с другой стороны, как и в случае с Германией, пакт с японцами отвечал государственным заинтересованностям Советского Союза, ибо создавал, хотя и не надёжные и явно временные, но все же гарантии, снижал опасность одновременного нападения на СССР с заката и востока.

Вернувшись из Берлина в Москву, Мацуока 7 апреля в беседе с наркомом иностранных дел СССР Вячеславом Молотовым попытался выдвинуть японские обстоятельства подписания пакта, в частности, официально предложил продать Японии Северный Сахалин. Это «предложение» было решительно отвергнуто. При этом советская сторонка продолжала настаивать на ликвидации одновременно с подписанием пакта японских концессий на Северном Сахалине. Было ясно, что советское правительство не отступит от своих позиций.

В будет сумрачном настроении Мацуока посетил Ленинград, где осмотрел сокровища Эрмитажа и присутствовал на балетном спектакле. Возвратившись 12 апреля в Москву, он телеграфировал в Токио, что Молотов «не проявляет симпатии и шансы заточения соглашения с Россией близки к нулю». Неожиданно в гостиничном номере японского министра раздался телефонный звонок из секретариата Сталина. Мацуока приглашался в Кремль на беседу с советским лидером.

Разбор дипломатических контактов Сталина с иностранными политиками свидетельствует о выработанной им тактике ведения переговоров, когда на предварительном этапе Молотову поручалось, занимая будет жёсткую позицию, в максимальной степени «дожимать» партнёров, добиваться от них учёта советской позиции. При этом в последний момент, когда представлялось, что соглашения уже достичь не удастся, вступал в дело сам Сталин, который с присущих вождю широких политических позиций предлагал заблаговременно продуманный компромисс и как бы выводил переговоры из тупика. В этой ситуации иностранному политику было трудно не оценить по достоинству широту взоров и подходов советского лидера. Подобное произошло и в данной беседе. Уже паковавший чемоданы Мацуока был поставлен в ситуацию, когда не отозваться положительно на предложенные Сталиным компромиссы было просто нетактично. Тем более что предложенный Сталиным вариант соглашения не требовал от Японии никаких уступок, кроме согласия на ликвидацию в цельном на устраивавших Японию условиях концессий на Северном Сахалине. К тому же откровенность и примирительный дружественный тон Сталина убеждали Мацуоку, что советский лидер чистосердечно стремится на продолжительный срок избежать новых конфликтов с Японией.

Ёсукэ Мацуока и Иосиф Сталин  

Мацуока являлся один-единственным японским крупным политиком, с которым Сталин имел дело напрямую. Поэтому, думается, важны все нюансы состоявшегося беседы и соглашения, во многом определившего последующие события в мире.

«СОВ. СЕКРЕТНО

Особая папка

ЗАПИСЬ БЕСЕДЫ

Тов. СТАЛИНА И. В. С МИНИСТРОМ Иноземных ДЕЛ

ЯПОНИИ МАЦУОКА

12 апреля 1941 года

Мацуока благодарит тов. Сталина за радушный приём в Советском Союзе и за оказанное ему содействие во пора его пребывания в СССР, а также благодарит за то, что тов. Сталин согласился принять его сегодня с прощальным визитом.

Тов. Сталин отвечает, что это его обязанность.

Затем Мацуока сообщает, что Молотов, видимо, уже докладывал ему о том, что Мацуока хотел бы за время своего пребывания в СССР заключить пакт о нейтралитете, но без всяких условий в распорядке дипломатического блицкрига.

Мацуока считает подписание пакта о нейтралитете полезным и целесообразным не только для Японии, но и для СССР и полагает, что было бы эффективным подмахнуть пакт именно в данный момент. Однако его желание не увенчалось успехом. Завтра он покидает столицу СССР, хотя ему и досадно, что пакт не подмахнут. Тем не менее его пребывание в СССР дало ему многое. Мацуока говорит, что, так как он был в старой России, а также в СССР проездом 8 лет тому назад, то он мог сопоставить то, что было раньше, и что имеется теперь и с удовлетворением констатирует необыкновенный успех в развитии СССР. Двукратная встреча с тов. Сталиным породила в нем такое эмоция, что он стал считать себя близким и знакомым для тов. Сталина. То же самое, — говорит Мацуока, — он может сказать о своих касательствах с тов. Молотовым, с которым он имел несколько встреч. Мацуока думает, что такое личное знакомство может способствовать дальнейшему развитию касательств между Японией и СССР.

Затем Мацуока напоминает, что ещё вчера он говорил тов. Молотову о том, чтобы последний навестил Японию с тем, чтобы он, Мацуока, мог отозваться ему за тот радушный приём, который ему был оказан в СССР. Мацуока указывает, что не только заключение договоров или соглашений, но также и личные визиты являются составной долей дипломатии. Личные визиты, а также ответные визиты могут способствовать сближению двух стран, и это могло бы иметь позитивный результат для японо-советских отношений.

После этого Мацуока просит разрешения высказаться по следующим моментам.

Первое. Япония имеет с Германией союзный соглашение. Однако, из того, что Япония имеет с Германией союзный договор, не вытекает, что Японии нужно связывать силы СССР. Навыворот, если что-нибудь произойдёт между СССР и Германией, то он предпочитает посредничать между СССР и Германией. Япония и СССР являются пограничными странами, и он хотел бы улучшения отношений между Японией и СССР.

Тов. Сталин бросает реплику — пакт трёх не помешает этому?

Мацуока отвечает, что, навыворот, заключение пакта с Германией должно улучшить японо-советские отношения, и в таком смысле он говорил в Берлине с Риббентропом. Мацуока заявляет, что он вечно говорит и сотрудничает откровенно, не занимаясь мелочами и торгашеством.

Второе. Коренное разрешение отношений между Японией и СССР необходимо разрешить под углом зрения больших проблем, имея в виду Азию, весь мир, не ограничиваясь и не увлекаясь мелочами. Если так подходить к исконному разрешению японо-советских отношений, то мелкие вопросы могут быть разрешены с течением времени, и мелкими вопросами можно будет даже поступиться. Если бы такой маленький островок, как Сахалин, говорит Мацуока, потонул в море, то это не оказало бы влияния на японо-советские отношения. Мацуока дальше указывает, что если он так говорит, то это не значит, что он считает ненужным разрешать мелкие вопросы. Эти вопросы также нужно разрешать, но не сейчас, а впоследствии.

Если, продолжает Мацуока, прийтись под углом зрения больших проблем к случаю, когда СССР будет стремиться выйти через Индию к тёплым водам Индийского океана, то он находит, что это нужно допустить, и, если СССР захочет иметь порт Карачи, то Япония будет закрывать на это глаза. Мацуока дальше указывает, что во время нахождения Стамера(эмиссар Германии, помощник Риббентропа Генрих Штамер — А.К.) в Японии Мацуока сообщал ему о том, чтобы Германия точно так же смотрела в том случае, если СССР будет стремиться выйти к тёплому морю через Иран.

Мацуока заявляет, что у него с молодых лет уложилось убеждение, что судьбу Азии решают две силы — Япония и СССР. Об этом он говорил в своих выступлениях, книгах и потому уверен в том, что Японии и СССР лучше идти рука об руку, чем ссориться.

Третье. Для того чтобы освободить Азию, нужно освободиться от англосаксов, а потому перед такой задачей нужно отказаться от мелких вопросов и сотрудничать в больших вопросах.

Четвёртое. Япония сейчас ведёт войну с Китаем, но не с китайским народом, с которым Япония воевать не хочет. Чего Япония хочет добиться в Китае? Она хочет добиться изгнания из Китая англосаксов. Чан Кайши — агент англо-американского капитала, и ради этого капитала он ведёт войну с Японией. Япония имеет твёрдую решимость бороться с Чан Кайши до конца, а потому сочувствие Чан Кайши означает собой поддержка англо-американскому капиталу. В связи с этим Мацуока указывает, что, по его мнению, было бы более целесообразным отказаться от поддержки Чан Кайши и сделать так, чтобы изгнание англосаксов из Китая имело успех.

Пятое. Это проблема относительно так называемого морального коммунизма. Мацуока говорит, что он не согласен с политическим и социальным коммунизмом, но в основном он также придерживается коммунизма и твердо настроен против англосаксонского капитализма. Тут же Мацуока добавляет, что его предложение заключается в том, чтобы СССР и Япония вместе изгнали воздействие англо-американского капитала из Азии. Что же касается вопроса о том, чей коммунизм лучше — ваш или наш, то об этом можно было бы говорить позднее.

Далее Мацуока сообщает, что он хочет отметить следующий момент, чтобы не было недоразумений. Когда он говорил о моральном коммунизме, то это не означало, что весь японский народ и все японцы являются последователями морального коммунизма. Немало болезней капитализма, который пришёл в Японию более полувека назад, сказалось в распространении индивидуализма и капитализма среди японского народа. В Японии шагает не явная, но жестокая борьба между капитализмом и моральным коммунизмом, и он уверен в том, что Япония сможет вернуться к моральному коммунизму.

Тов. Сталин сообщает, что СССР считает принципиально допустимым сотрудничество с Японией, Германией и Италией по большим вопросам. Об этом тов. Молотов заявлял Гитлеру и Риббентропу, когда он был в Берлине и когда стоял проблема о том, чтобы пакт трёх сделать пактом четырёх. Гитлер заявил тогда тов. Молотову, что он в военной помощи пока не бедствует. Но пакт четырёх есть пакт взаимопомощи. Если Германия не нуждается в помощи, то это значит, что пакт четырёх ещё не назрел. Если Мацуока приметил по печати, добавляет тов. Сталин, то и теперь Гитлер заявляет, что он не нуждается в военной помощи других государств. Тов. Сталин считает ввиду этого, что лишь в том случае, если дела Германии и Японии пойдут плохо, может встать вопрос о пакте четырёх и о сотрудничестве СССР по вящим вопросам. Поэтому, указывает тов. Сталин, мы и ограничиваемся теперь вопросом о пакте о нейтралитете с Японией. Этот вопрос, безусловно, назрел. Это будет первоначальный шаг, и серьёзный шаг к будущему сотрудничеству по большим вопросам. Этот вопрос, говорит тов. Сталин, по его мнению, уже назрел. 30 лет Россия и Япония глядят друг на друга как враги. Между Россией и Японией была война. Был заключён мир, но мир не принёс дружбы. Поэтому он присоединяется к суждению Мацуоки о том, что если пакт о нейтралитете будет заключён, то это будет действительно поворотом от вражды к дружбе.

Далее тов. Сталин переходит к проблеме пакта о нейтралитете и говорит, что, как ему уже сообщил тов. Молотов, у Мацуоки нет возражений против текста пакта и только один пункт о Маньчжоу-Го и МНР возбуждает сомнения. Тов. Сталин говорит, что он не возражает против того, чтобы это место из пакта было исключено, но тогда может выйти так, что между Японией и СССР будет существовать пакт, а поле для конфликтов между Монголией и Маньчжоу-Го останется. Целесообразно ли это? — спрашивает тов. Сталин. Он сообщает, что нужно в той или иной форме сказать также относительно МНР и Маньчжоу-Го, так как в противном случае получается, что Япония может напасть на МНР, а СССР может налететь на Маньчжоу-Го, в результате чего будет война между СССР и Японией.

Мацуока говорит, что он не возражает против существа дела, и предложение советского правительства он передал японскому правительству. Так как, указывает Мацуока, у Японии с Маньчжоу-Го не союзные взаимоотношения, то он считает, что лучше о Маньчжоу-Го и МНР сказать в декларации.

Тов. Сталин говорит, что это все равно, и, значит, здесь разногласий между обеими сторонками тоже нет и, следовательно, остаются разногласия только относительно протокола о ликвидации концессий.

Мацуока заявляет, что против пакта у него никаких противоречий нет, кроме редакционных поправок. Что же касается протокола о ликвидации концессий, то, так как в скором времени будут заключены торговый договор и рыболовная конвенция, то создастся неплохая атмосфера для разрешения вопроса о концессиях, а пока что он хотел бы ограничиться передачей тов. Молотову конфиденциального письма и сейчас подписать пакт о нейтралитете, без протокола.

Тов. Сталин сообщает, что все беседы, которые вёл Мацуока с тов. Молотовым, и сегодняшняя вторая его беседа с Мацуокой убедили его в том, что в переговорах о пакте нет дипломатической игры, а что подлинно Япония хочет серьёзно и честно улучшить отношения с СССР. В этом он раньше сомневался и должен это честно признать. Сейчас у него эти сомнения исчезли, и теперь действительно мы имеем настоящие стремления к улучшению отношений, а не игру.

Тов. Молотов добавляет, что у него от переговоров с Мацуокой такое же впечатление, как и у тов. Сталина.

Дальше тов. Сталин говорит, что он с удовольствием слушал Мацуоку, который честно и прямо говорит о том, чего он хочет. С удовольствием слушал потому, что в наше пора, и не только в наше время, не часто встретишь дипломата, который откровенно говорил бы, что у него на душе. Как известно, ещё Талейран сообщал при Наполеоне, что язык дан дипломату для того, чтобы скрывать свои мысли. Мы, русские большевики, смотрим иначе и думаем, что и на дипломатической манежу можно быть искренними и честными. Тов. Сталин говорит, что он не хотел бы затруднять положение Мацуоки, который вынужден довести до крышки борьбу со своими противниками в Японии, и готов облегчить его положение, чтобы он, Мацуока, добился здесь дипломатического блицкрига.

Неплохо, продолжает тов. Сталин, допустим, что мы протокол о ликвидации концессий заменим письмом Мацуоки, на которое, очевидно, будет дано ответное послание тов. Молотова. Письмо Мацуоки придётся пришить к договору как не подлежащее публикации. Если так, то, может быть, можно было бы привнести в это письмо некоторые редакционные поправки.

Мацуока заявляет, что он вообще не хочет сказать, что он не может выполнить своего обещания, и потому он подаёт своё письмо и просит ответить ему письмом тов. Молотова. Мацуока при этом указывает, что, как он уже говорил Молотову, самым лучшим и исконным способом разрешения вопроса была бы продажа Японии северной части Сахалина, но так как советская сторона не принимает этого предложения, то необходимо найти иной способ разрешения вопроса о концессиях.

Тов. Сталин спрашивает — ликвидация концессий?

Мацуока отвечает — да, и добавляет, что он не будет откладывать этого дела в длинный ящик.

Затем тов. Сталин передаёт Мацуоке текст письма с редакционными поправками.

Мацуока говорит, что он не может взять на себя обязательства по ликвидации концессий в 2−3 месяца, так как ему необходимо вернуться в Японию и там работать, чтобы правительство и народ поняли необходимость этого, и, если бы он мог согласиться на ликвидацию концессий, то для него это уже сейчас было бы не тяжелым делом.

Тов. Сталин спрашивает, — к чему в таком случае сводится значение письма Мацуоки без поправок?

Мацуока сообщает, что в беседах между ним и тов. Молотовым точки зрения обеих сторон стали очень ясны. Он ставил вопрос о продаже Японии Нордового Сахалина, что было бы коренным разрешением вопроса, но так как советская сторона не принимает этого предложения, то нужно найти другой выход и шагать по линии протокола. Мацуока заявляет, что он будет стараться работать в этом направлении, и здесь будет добрая воля, а не игра. Мацуока упрашивает верить ему и довольствоваться его первоначальным письмом и указывает, что будет лучше, если он вернётся в Японию свободным и не связанным. Мацуока заявляет, что он имел руководство, в которой говорилось о продаже Северного Сахалина, но так как СССР не соглашается, то ничего не поделаешь.

Тов. Сталин подходит к карте и, указывая на Приморье и его выходы в океан, сообщает: «Япония держит в руках все выходы Советского Приморья в океан, — пролив Курильский у Южного мыса Камчатки, пролив Лаперуза к югу от Сахалина, пролив Цусимский у Кореи. Сейчас Вы хотите взять Северный Сахалин и вовсе закупорить Советский Союз». Вы что, говорит тов. Сталин, улыбаясь, хотите нас задушить? Какая же это товарищество?

Мацуока говорит, что это было бы нужно для создания нового порядка в Азии. Кроме того, говорит Мацуока, Япония не противоречит против того, чтобы СССР вышел через Индию к тёплому морю. В Индии, добавляет Мацуока, имеются индусы, какими Япония может руководить, чтобы они не мешали этому. В заключение Мацуока говорит, указывая по карте на СССР, что ему непонятно, отчего СССР, имеющий огромную территорию, не хочет уступить небольшую территорию в таком холодном месте.

Тов. Сталин спрашивает: а зачем вам необходимы холодные районы Сахалина?

Мацуока отвечает, что это создаст спокойствие в этом районе, а кроме того, Япония согласна на выход СССР к тёплому морю.

Тов. Сталин отвечает, что это подаёт спокойствие Японии, а СССР придётся вести войну здесь (указывает на Индию). Это не годится.

Далее Мацуока, указывая на зона южных морей и Индонезии, говорит, что если СССР что-либо нужно в этом районе, то Япония может доставить СССР каучук и иные продукты. Мацуока говорит, что Япония хочет помогать СССР, а не мешать.

Тов. Сталин отвечает, что взять Северный Сахалин — значит помешивать Советскому Союзу жить.

Далее, возвращаясь к поправкам в тексте письма, Мацуока говорит, что не возражает против того, чтобы вместо слов: «в течение 2−3 месяцев», показать: «в течение нескольких месяцев».

Тов. Сталин соглашается с этим.

Мацуока далее заявляет, что так как СССР не хочет продать Японии Нордовый Сахалин (в этот момент тов. Молотов бросает реплику: «Это невозможно», а тов. Сталин говорит, улыбаясь: «Япония хочет нас задушить, какая же это товарищество»), то остаётся другой выход по линии протокола. Что же касается вопроса о том, сколько нефти будет поставлять СССР Японии — 100 тыс. тонн или несколько вяще, то об этом нужно говорить потом. Одним словом, говорит Мацуока, он будет прилагать все свои усилия к разрешению проблемы о концессиях.

Тов. Сталин предлагает в текст письма Мацуоки внести поправку: вместо «…вопрос, касающийся концессий…» написать «…проблема, касающийся ликвидации концессий».

Мацуока соглашается с этим и далее говорит, что ему теперь придётся испросить полномочий императора на подписание пакта о нейтралитете, и упрашивает тов. Молотова дать распоряжение на Центральный телеграф о том, чтобы там ни одной минуты не задерживали телеграмму из Токио.

Тов. Молотов говорит, что он это сделает.

В заточение беседы тов. Сталин, тов. Молотов и Мацуока договариваются о выделении представителей обеих сторон для уточнения текста пакта, составления совместной декларации сравнительно МНР и Маньчжоу-Го и т. д.

С японской стороны были выделены Ниси, Миякава, Сакамото, Сайто и Хираока.

С советской стороны были выделены т.т. Вышинский, Лозовский, Павлов А. П. и Царапкин.

На беседе присутствовали тов. Молотов, японский посол Татекава и советник Миякава.

Беседа продолжалась возле двух часов.

Записал Забродин».

В ходе беседы Сталин выложил на стол проект советско-японского пакта о нейтралитете. Статья 1 предусматривала обязательство обеих сторонок поддерживать мирные и дружественные отношения между собой и взаимно уважать территориальную целостность и неприкосновенность другой договаривающейся сторонки. В статье 2 говорилось, что в случае, если одна из договаривающихся сторон окажется объектом военных действий со стороны другой или нескольких третьих содержав, другая договаривающаяся сторона будет соблюдать нейтралитет в продолжении всего конфликта. Статья 3 предусматривала, что пакт сохраняет мочь в течение пяти лет.

В предложенном тексте пакта отсутствовали какие-либо условия и обязательства по другим вопросам. Это облегчало заключение соглашения.

Связавшись с Токио, Мацуока получил согласие на подписание предложенного советской стороной документа. Вместе с тем в инструкциях японского правительства было подчёркнуто, что «Тройственный пакт не должен быть обессилен».

13 апреля 1941 г. в Кремле был подписан Пакт о нейтралитете между Японией и Советским Союзом. Одновременно была подписана Декларация о обоюдном уважении территориальной целостности и неприкосновенности границ Монгольской Народной Республики и Маньчжоу-Го. Была достигнута и договорённость о разрешении в течение нескольких месяцев проблемы о ликвидации японских концессий на Северном Сахалине. Однако по просьбе японской стороны об этой договорённости в печати не сообщалось.

Мацуока в наличье И. В. Сталина, В. М. Молотова и А. Я. Вышинского подписывает советско-японский пакт о нейтралитете. Москва, 1941  

На состоявшемся затем банкете в Кремле царила атмосфера удовлетворения успешно завершившимся «дипломатическим блицкригом». По подтверждению очевидцев, стремясь подчеркнуть своё гостеприимство, Сталин лично подвигал гостям тарелки с яствами и разливал вино. Однако обилие комплиментов не могло скрыть от наблюдателя, что за столом сидели не товарищи, а противники.

Участники банкета с японской стороны, в частности личный секретарь Мацуоки Тосикадзу Касэ, рассказывали о состоявшемся за столом диалоге:

Возвысив свой бокал, Мацуока сказал: «Соглашение подписано. Я не лгу. Если я лгу, моя голова будет ваша. Если вы лжёте, я пришагаю за вашей головой».

Сталин поморщился, а затем со всей серьёзностью произнёс: «Моя голова важна для моей страны. Так же как ваша для вашей края. Давайте позаботимся, чтобы наши головы остались на наших плечах».

Предложив затем тост за японскую делегацию, Сталин отметил лепта в заключение соглашения ее членов из числа военных.

Хотя Сталин попрощался с японским министром в Кремле, затем неожиданно он показался на вокзале, чтобы лично проводить Мацуоку. Это был беспрецедентный и единственный в своём роде случай, когда советский лидер счёл необходимым таким необычным жестом подчеркнуть важность советско-японской договорённости. Причём подчеркнуть не лишь японцам, но и немцам.

Зная, что среди провожавших Мацуоку был и германский посол в Москве Вернер фон Шуленбург, Сталин демонстративно обнимал на перроне японского министра, заявляя: «Вы азиат и я азиат… Если мы будем совместно, все проблемы Азии могут быть решены». Мацуока отвечал: «Проблемы всего мира могут быть разрешены».

В цельном негативно относящиеся к каким-либо договорённостям с Советским Союзом военные круги Японии в отличие от политиков не придавали пакту о нейтралитете особого смыслы. В «Секретном дневнике войны» японского Генерального штаба армии 14 апреля 1941 г. была сделана следующая запись: «Смысл данного договора состоит не в обеспечении вооружённого выступления на юге. Не является договор и средством избежать войны с США. Он лишь даёт добавочное время для принятия самостоятельного решения о начале войны против Советов». Ещё более определённо высказался в апреле 1941 г. военный министр Хидэки Тодзио: «Невзирая на пакт, мы будем деятельно осуществлять военные приготовления против СССР».

О том, что японские генералы рассматривали пакт о нейтралитете лишь как прикрытие завершения подготовки к наступательной операции, указывает сделанное 26 апреля заявление начальника штаба Квантунской армии Кимура на совещании командиров соединений этой армии. «Необходимо, — заявил он, — с одной сторонки, все более усиливать и расширять подготовку к войне против СССР, а с другой — поддерживать дружественные отношения с СССР, стремясь сохранить вооруженный мир и одновременно готовиться к операциям против Советского Альянса, которые в решительный момент принесут верную победу Японии».

Советская разведка своевременно и объективно информировала Москву об этих расположениях в японской армии. 18 апреля Зорге сообщал, что «Отто (Хоцуми Одзаки — А.К.) посетил Коноэ как раз в тот момент, когда Коноэ получил от Мацуоки депешу о заключении пакта о нейтралитете. Коноэ и все присутствовавшие были чрезвычайно рады заключению пакта. Коноэ сразу позвонил об этом военному министру Тодзио, какой не высказал ни удивления, ни гнева, ни радости, но согласился с мнением Коноэ о том, что ни армия, ни флот, ни Квантунская армия не должны опубликовывать какое-либо заявление сравнительно этого пакта. Во время обсуждения вопроса о последствиях пакта вопрос о Сингапуре не поднимался. Основное внимание всех присутствующих было сосредоточено на проблеме использования пакта для ликвидации войны с Китаем…»

Коноэ Фумимаро  

28 апреля советский военный атташе в Корее телеграфировал: «22 апреля начальство штаба армии (японской армии в Корее — А.К.) Такахаси заявил журналистам: «СССР, признавая мощь Японии, заключил с ней пакт о нейтралитете с тем, чтобы сконцентрировать свои армии на западе. Только военная сила может обеспечить эффективность пакта, и поэтому новое формирование ни Квантунской, ни Корейской армии обессилено не будет и они со своих позиций не уйдут. Такахаси привёл исторические примеры, когда Китай, будучи в военном отношении немощнее Японии, шёл на заключение выгодных для Японии договоров. Сейчас основной задачей Японии, как он заявил, является завершение китайской брани».

Имея подобную информацию, Сталин понимал, что, несмотря на подписание пакта о нейтралитете, японцы не ослабят свою боевую готовность на рубежах с СССР. Тем не менее он считал, что, имея пакт о ненападении с Германией и пакт о нейтралитете с Японией, СССР сможет выиграть пора и в течение определённого периода оставаться вне войны. Однако Сталин недооценил коварство государств-агрессоров, их изощрённые методы дезинформации противника. Германское предательское нападение на СССР и проявленная готовность Японии присоединиться к этому нападению с востока означали разрушение выстроенной Сталиным дипломатической конструкции на интернациональной арене. Как показали последовавшие события, «вооружённый нейтралитет» Японии отнюдь не гарантировал безопасность СССР на Дальнем Востоке и в Сибири.

22 июня 1941 г., получив извещение о начале германского вторжения в СССР, клявшийся Сталину в верности заключённому с СССР пакту Мацуока спешно прибыл в императорский дворец, где энергично сделался убеждать японского монарха и Верховного главнокомандующего Хирохито как можно скорее нанести удар по Советскому Союзу с востока. В ответ на проблема императора, означает ли это отказ от выступления на юге, Мацуока ответил, что «сначала надо напасть на Россию». Министр добавил: «Необходимо начать с севера, а потом пойти на юг. Не войдя в пещеру тигра, не вытащишь тигрёнка. Нужно решиться…»