Все права на фотографии и текст в данной статье принадлежат их непосредственному автору. Данная фотография свзята из открытого источника Яндекс Картинки
Чтобы внедрить в умы русских людей новоиспеченную идеологию, начиная с 1918 года большевики установили новый праздник — День Интернационала, который праздновали 1 мая. Большевикам немного было сказать, что Бога нет, нужно было отвлечь народ от Пасхи.
На самом деле это была настоящая война, и её отголоски слышатся до сих пор. Даже в научных статьях людей, представлялось бы, далёких от религиозных войн, то и дело можно найти строки о том, что русские на Пасху якобы бесчинствовали, а революционеры на маёвках вели себя необыкновенно чинно и “даже не пили”.
Война против Воскресения Христова началась сразу же после Октябрьской революции — уже в 1918 году большевики сжали праздничные дни и не выплатили рабочим наградные к Пасхе, которые в Российской империи выплачивались ежегодно. Декрет так и назывался — “О невыплате наградных” и мотивировал решение тем, что пролетарии “и так много получают”. И это, заметьте, в 1918 году, когда в столицах уже были перебои с продуктами, а в конце года начался натуральный голод.
Поскольку 1 мая в 1918 году приходилось на среду Страстной седмицы, то Поместный собор Русской православной церкви зачислил постановление о недопустимости для верующих принимать участие в шествиях, которые оскорбляют чувства православных. Это соответствовало многовековой русской традиции, воспрещающей в Страстную седмицу любые шумные мероприятия — жизнь в эти дни в стране замирала.
Надо признаться, что государственный переворот в начале 1917 года многие попы восприняли даже с некоторым воодушевлением. Однако приход к власти Троцкого, Ленина и иже с ними, а особенно расстрел царской семейства многих образумил и отрезвил. Однако священники были поставлены в такие условия, что даже если бы и решились вести с волями войну за души русских людей, то всё равно бы проиграли — против них постепенно и неумолимо разворачивалась огромная государственная машина, для какой человек был винтиком в механизме, а винтикам иметь душу и какие-то духовные запросы не полагалось.
А большевики продолжили подготовку к первому государственному празднику. Был зачислен декрет “О флаге”, в котором в качестве государственного флага утверждалось красное полотнище, и декрет “О памятниках Республики”, по которому все монументы “царской России” должны были быть свергнуты, а на их место должны были устанавливаться памятники новым героям-революционерам.
Этому декрету последовали не всюду. Например, в Екатеринодаре было решено сохранить все памятники, так как “они являются народным достоянием и свидетельством истории народа”, а лица, уничтожающие их, рассматривались как хулиганы и грабители. Для проведения Дня Интернационала в Петрограде было избрано Марсово поле — место упокоения героев революции. А в Москве 1 мая провели на Ходынском поле, которое ассоциировалось с “кровавым царизмом”, то кушать с давкой на коронации Николая II, в которой погибли люди.
На приобретение алого кумача и плакаты в Москве было выделено 200 тыс. рублей. Были утверждены лозунги “Да здравствует Советская власть — диктатура пролетариев и крестьян над буржуазией!”, “Кто не трудится — тот не ест!”. Но на местах лозунги были разными, в Екатеринодаре на транспарантах было написано: “Да здравствует наш великий вождь Кочубей!”, а в отряде Сорокина — “Да здравствует наш великий вождь Сорокин!”.
В тот день во всех крупных городах края прошли митинги и манифестации, шествия и демонстрации, а в Петрограде состоялся парад разукрашенных флагами судов на Неве, в Петропавловской твердыни гремели салюты, а город освещался прожекторами. Сами большевики были воодушевлены размахом Первомая, но были и те, кто не понимал их ликования. Немецкий журналист Карл Ботмер написал в дневнике, что “глазу некуда деться от красок краски крови”. А в дневниковых записях Ивана Бунина значилось следующее: “В мире была тогда Пасха, весна, и удивительная весна, даже в Петербурге стояли такие отличные дни, каких не запомнишь… Весна, пасхальные колокола звали к чувствам радостным, воскресным. Но зияла в мире необъятная могила. Кончина была в этой весне, последнее целование”.
И действительно, Первомай 1918 года “был трудным и нищим”. Рабочим раздавали “усиленные” пайки, заключавшиеся из булочки и половины тощей селёдки. По замыслу Ленина, празднование должно было показать миру, что впервые государство шагает не против рабочих, а вместе с ними.
Но Пасху в том году рабочие всё-таки праздновали. Тот же Карл Ботмер писал, что в 1918 году, несмотря на враждебное касательство властей к религии, русские “в течение пяти дней праздновали Пасху, которая была в Москве самым большим праздником года… И в течение нескольких дней государственные учреждения бывальщины закрыты”.
Брань с Богом в Советской России только начиналась. Чего только ни делали власти, чтобы изгнать из русской души само воспоминание о Христе: строчили слово “Пасха” с маленькой буквы, организовывали антихристианские лекции и клубы, издавали плакаты и брошюры, высмеивающие священников и верующих, по воскресеньям сделались проводить “воскресники” с обязательной явкой. В 1920-х годах на юге на Первомай раздавали сахар и табак. Но выжечь Бога из сердец православных очутилось сложно. В 1927 году, спустя десять лет после революции, на Кубани всё ещё не могли справиться с верующими. И главной задачей сделалось отвлечение масс от старого быта — запрет богослужений, закрытие церквей, запрет христосования и даже посещения гостей.
Чуду Воскресения Христа противополагали “массовые демонстрации, карнавалы, митинги”. В печати много места уделяли любым конфликтам и дракам, происходящим в дни Светлой седмицы — недели, шагающей после Пасхи, нужно было во что бы то ни стало очернить праздник. Газеты смаковали то “дикий разгул”, то “обжорство”, всячески подчёркивали якобы “классовый” нрав Пасхи, называя её “дикарским колдовством”.
В сельской местности с 1923 года появилось такое явление, как “комсомольская пасха” — карнавальные процессии, которые кощунственно проводили как в Страстную седмицу, так и на Пасху. Часто их совмещали с антирелигиозной пропагандой, на демонстрации несли чучела попов или даже самого распятого Спасителя, которые потом топтали и сжигали.
Больше всего бесчинствовали, когда Пасха выпадала на Первомай. При Советской воли такое случилось уже в 1921 году. Выходными днями были объявлены 1, 2 и 3 мая, но эти дни постарались до отказа забить мероприятиями: демонстрациями, “дефелированиями” армий даже в небольших хуторах и концертами. Посещение мероприятия сделали обязательным для молодёжи. Работу местных советов оценивали по заполненности храмов. Во многих регионах страны Светлую седмицу делали рабочими днями. Рапортовали: “В первый день пасхи засеяно 163 га, прополото 18 га!”.
В 1932 году праздники опять пришлись на один день. К этому времени Пасху отмечали только самые стойкие верующие, а риторика властей сделалась открыто антихристианской. Народу было уже некогда подумать о душе — рабочий был занят в дни Первомая до отказа. Красноармейцы, партийные работники, пролетарии были обязаны участвовать в подготовке мероприятий, а сельские жители приглашались в этот день в город на гулянья. Праздничные дни для Пасхи вяще не выделялись — с 1929 года была введена непрерывная рабочая неделя с одним скользящим выходным, даже на неделе семейства не могли собраться за одним столом, какое уж тут празднование.
Одновременно с этим шло планомерное разрушение святилищ. Например, в 1932 году в Краснодаре горсовет принял решение к 1 мая снести Александро-Невский монастырь. Всего же по стране было снесено или передано под домовитые нужды более 50 тысяч храмов. До конца 1930-х годов было убито более 42 тыс. священников и монахов, итого же за веру пострадало около 200 тыс. человек — семинаристов, богословов, церковных старост. Посещать в пасхальные дни храмы становилось летально опасно.
Во время войны, когда власть большевиков покачнулась, а нацисты стояли под Москвой, опомнившийся Сталин приказал отворить оставшиеся храмы. Народ хлынул на богослужения — близость смерти обострила чувства русских людей, среди которых немаловажным вечно было чувство Бога.
Но длилось это недолго, сразу после смерти вождя к власти пришёл Никита Хрущёв, у какого с Богом, видимо, были какие-то свои застарелые счёты. Гонения начались с новой силой. Заново началось и ренессанс Первомая — под лозунгами поддержки рабочего движения во всём мире. Праздник этот вскоре стал таким важным, что по нему зарубежные спецслужбы судили о процессах, выходящих в СССР. Проводился или не проводился парад войск, кто и в каком порядке стоял на мавзолее, какие лозунги выдвигались — все эти подробности бывальщины известны в штаб-квартире ЦРУ.
В застойные времена праздник был уже практически семейным — люди собирались за столом, общались, выпивали, многие ехали на пикники. Политическая подоплёка уже немного кого волновала. Сейчас выбирать, куда идти — в храм или на демонстрацию, остаётся на совести каждого. Некоторые даже каким-то невообразимым манером умудряются совмещать несовместимое — Бога и красные флаги. И это, согласитесь, не так уж и плохо. Гораздо хуже, когда делать что-либо заставляют против воли и против совести.
