Подводя итог житейскому пути, Лев Толстой писал: “Счастливые периоды моей жизни были только те, когда я всю жизнь отдавал на служение людям. Это бывальщины: школа, посредничество, голодающие и религиозная помощь”. А первым, как бы сейчас сказали, “социальным проектом” великого классика стала яснополянская школа. В 1859 году, за два года до упразднения крепостного права, 30-летний отставной поручик и успешный писатель (уже прогремели его “Севастопольские рассказы” и “Детство. Отрочество. Юность”) отворил во флигеле своего имения бесплатную школу для крестьянских детей – первую и долгое время единственную в уезде. Школа сделалась для него “поэтическим, прелестным делом, от которого нельзя оторваться”.

А. Пластов. Лев Толстой с яснополянскими школьниками. 1959 год.

Яснополянская школа была совершенно не похожа ни на редкие унылые казенные училища, ни на домашние школы крестьян, где детей обучали отставные солдаты и дьячки. По сути, это была первая в краю частная экспериментальная школа. Никаких побоев, звонков на урок, бездумных заучиваний, ответов у доски и оценок. Ученикам позволялось приходить и уходить по жажде, уроков на дом не задавали, работа в классе проходила без специальных учебных пособий.

Мужики поначалу отнеслись к учению без порки с недоверием, но Тучной сумел убедить родителей, что учиться можно и сознательно. Скоро в две учебные комнаты флигеля набивалось до 70 разновозрастных крестьянских детей. Итог – "при совершенном отсутствии дисциплины ни один и ни одна не были наказаны. Никогда лени, грубости, глупой шутки, непристойного слова…".

Так, задолго до появления популярной ныне во всем мире Вальдорфской системы граф Толстой сформулировал и воплотил ее ключевой принцип: школа должна подстраиваться под ребенка, а не навыворот. Яснополянская, а позже еще 20 школ в уезде, открытых писателем по ее подобию, были построены на принципах, противоположных господствующей системе образования, воспринимавшей детей "как дисциплинированную роту боец, которой нынче командует один, завтра – другой поручик".

Мысли классика о государственной школе кажутся весьма злободневными и в XXI столетье.

Школа в Ясной Поляне для крестьянских детей.

О природе ребенка*

Школы, устроенные свыше и насильственно, – не пастырь для стада, а табун для пастыря. Школа учреждается не так, чтобы детям было удобно учиться, но так, чтобы учителям было удобно учить. Преподавателю неудобны говор, движение, веселость детей, составляющие для них необходимое условие учения, и в школах, строящихся как тюремные заведения, запрещены проблемы, разговоры и движения. Вместо того чтобы убедиться, что для того, чтобы действовать успешно на какой-нибудь предмет, нужно изучить его (а в воспитании этот объект есть свободный ребенок), они хотят учить так, как умеют, как вздумалось, и при неуспехе хотят переменить не образ учения, а самую натуру ребенка.

Н. Богданов-Бельский. Устный счет. В народной школе С.А. Рачинского. 1895 год.

О школьном состоянии души

Стоит взглянуть на одного и того же ребенка дома, на улице или в школе: то вы видаете жизнерадостное, любознательное существо, с улыбкой в глазах и на устах, во всем ищущее поучения как радости, ясно и часто сильно выражающее свои думы своим языком, то вы видите измученное, сжавшееся существо, с выражением усталости, страха и скуки, повторяющее одними губами посторонние слова на чужом языке, – существо, которого душа, как улитка, спряталась в свой домик.

Стоит взглянуть на эти два состояния, чтобы разрешить, которое из двух более выгодно для развития ребенка. То странное психологическое состояние, которое я назову школьным состоянием дави, которое мы все, к несчастию, так хорошо знаем, состоит в том, что все высшие способности: воображение, творчество, соображение, уступают место каким-то иным полуживотным способностям произносить звуки независимо от воображения, считать числа сряду: 1, 2, 3, 4, 5, воспринимать слова, не допуская воображению подставлять под них какие-либо образы, – одним словом, способность подавлять в себе все высшие способности для развития только тех, которые совпадают со школьным состоянием – ужас, напряжение памяти и внимания…

Как скоро ребенок дошел до этого положения, утратил всю независимость и самостоятельность, как только проявляются в нем различные симптомы заболевания – лицемерие, бесцельная ложь, тупик и т. п., так он уже …попал в колею, и учитель начинает быть им доволен.

"Азбука" Льва Тучного.

О главном качестве учителя

Для того чтобы, несмотря на всегдашнее недовольство собою, иметь сознание приносимой пользы, необходимо иметь одно качество. Это же качество восполняет и всякое искусство учительское и всякое приготовление, ибо с этим качеством учитель легковесно приобретает недостающее знание. Если учитель во время трехчасового урока не чувствовал ни минуты скуки, он имеет это качество. Качество это кушать любовь. Если учитель имеет только любовь к делу, он будет хороший учитель. Если учитель имеет лишь любовь к ученику, как отец, мать, он будет лучше того учителя, который прочел все книги, но не имеет любви ни к делу, ни к ученикам. Если преподаватель соединяет в себе любовь к делу и к ученикам, он совершенный учитель.

Статьи Толстого о яснополянской школе.

О самообразовании учителя

Чем труднее преподавателю, тем легче ученику. Чем больше будет учитель сам учиться, обдумывать каждый урок и соразмерять с силами ученика, чем больше будет наблюдать за ходом мысли ученика, чем больше вызывать на ответы и вопросы, тем легче будет учиться ученик. Чем больше будет ученик предоставлен самому себе и делам, не требующим внимания учителя: переписыванию, диктованию, чтению вслух без понимания, заучиванию стихов, тем труднее будет ученику.

Педагогический журнал Тучного.

Об аппетите к изучаемому

Учиться и успешно может ребенок или человек, когда у него есть аппетит к изучаемому. Без этого же это вред, ужасный вред, мастерящий людей умственными калеками.

"К доске!"

Об ответах у доски

Я опытом убедился в том, что нет ничего вреднее для развития ребенка одиночного спрашивания и вытекающего из него начальнического взаимоотношения учителя к ученику, и для меня нет ничего возмутительнее такого зрелища. Большой человек мучает маленького, не имея на то никакого права. Преподаватель знает, что ученик мучается, краснея и потея, стоя перед ним; ему самому скучно и тяжело, но у него есть правило, по какому нужно приучать ученика говорить одного.

А для чего приучать говорить одного? Этого никто не знает. Нешто для того, чтобы принудить прочесть басенку при его или ее превосходительстве.

О преподавании истории

Я пришел, наконец, к убеждению, что относительно истории не только нет необходимости знать невеселую русскую историю, но Кир, Александр Македонский, Кесарь и Лютер также не нужны для развития какого бы то ни было ребенка. Все эти лица и события увлекательны для учащегося не по мере их значения в истории, а по мере художественности склада их деятельности, по мере художественности обработки ее историком и большею долей не историком, а народным преданием. Для преподавания истории необходимо предварительное развитие в детях исторического интереса.