27 января 1945 года Совинформбюро известило об освобождении частями Красной армии ряда городов на территории Польши, в том числе Освенцима. Лишь время спустя человечество разузнало о функционировании в его окрестностях целой сети лагерей смерти, где немецкие врачи ставили опыты над живыми людьми.
27 января 1945 года армиями 1-го Украинского фронта под командованием маршала Ивана Конева был освобожден крупнейший нацистский лагерь массового уничтожения – Освенцим (немецкое наименование Аушвиц), находившийся на территории Польши. Оказались спасены несколько тысяч заключенных, которых немцы не успели умертвить. Советские бойцы и офицеры увидели крематории и газовые камеры, орудия пыток, тысячи килограммов человеческих волос и перемолотых костей.
В стане широко практиковались медицинские опыты. Изучались действия химических веществ на человеческий организм. Испытывались новейшие фармацевтические препараты. Узников искусственно заражали малярией, гепатитом и другими заболеваниями в качестве эксперимента. Нацистские врачи тренировались в проведении хирургических операций на крепких людях. Распространенным явлением была кастрация мужчин и стерилизация женщин, в особенности молодых, сопровождавшаяся изъятием яичников. Собственно в Освенциме орудовали такие известные врачи-убийцы, как Йозеф Менгеле и Карл Клауберг.
Подполковник Иван Катышкин из входившей в состав 1-го Украинского фронта 59-й армии в своей книжке «Служили мы в штабе армейском» детально описал впечатления от увиденного: «Мне с группой товарищей представилась возможность около часа побыть на территории этого станы. Перед нами, а также перед журналистами, тоже прибывшими сюда, предстала ужасная картина гитлеровских преступлений перед человечеством. Фашисты расстреливали в стане тысячи ни в чем не повинных людей, сжигали их заживо, проводили над ними всевозможные опыты, заражали инфекционными болезнями.
В душегубках, газовых камерах и крематориях Освенцима каждогодне погибали сотни тысяч человек, а всего за годы войны в этом ужасном лагере смерти было истреблено свыше 4 миллионов польских, советских и иных граждан из порабощенных гитлеровцами стран Европы.
Помнится, нам рассказали, что всех поступающих в Освенцим начальник лагеря эсэсовец Фрич обыкновенно встречал такой циничной фразой: «Предупреждаю, что вы приехали сюда не в санаторий, а в немецкий концлагерь, из которого существует один лишь выход — через дымоход».
В Освенциме мы увидели истощенных до неузнаваемости людей. Большинство из них не могли даже самостоятельно передвигаться. Тут бывальщины поляки, русские, французы, бельгийцы, чехи, словаки, венгры, румыны…
А рядом с этими полуживыми трупами находились горы человечьих волос, детских ботиночек и женских туфель, ящики с порошком из человеческих костей, зубные протезы… И орудия пыток, каким позавидовали бы даже средневековые инквизиторы».
Комплекс концлагерей был основан в мае 1940 года неподалеку от Освенцима в 60 км от Кракова. За пора войны его жертвами стали от 1,6 до 4 млн человек. Согласно книге польской исследовательницы Хелены Кубки «Дети и молодежь в концлагере Освенцим», первоначальный транспорт прибыл в лагерь смерти в марте-апреле 1942 года из Словакии, затем из Франции. Так, с 27 марта 1942 года до 11 сентября 1944 года лишь из Франции прибыло 69 больших и два меньших состава, где находилось около 69 тыс. человек, в том числе 7,4 тыс. детей». Составы с евреями прибывали из Польши, Бельгии, Германии, Австрии, Норвегии, Голландии, Югославии, Греции, Италии.
К ноябрю 1944 года, когда сделалось ясно, что территория Освенцима, скорее всего, перейдет под контроль Красной армии, было приказано прекратить использование газовых камер в концлагере, три из четырех крематориев бывальщины закрыты, а один перестроен в бомбоубежище. Уничтожались документы, массовые захоронения тщательно маскировались, подходы к лагерю минировались, а узников готовили к эвакуации. Эта эвакуация, названная из-за огромного числа погибших и убитых по дороге «маршем смерти», началась 18 января. Возле 58 тыс. узников отправились под конвоем на территорию Германии.
Бои за Освенцим начались 24 января 1945 года, когда 107-я стрелковая дивизия 60-й армии под командованием полковника Василия Петренко атаковала деревню Моновицы.
«Мы до заключительного момента не знали, что идем освобождать концлагерь. Мы шли на городок Освенцим, а оказалось, что вся территория вокруг этого польского городка была в станах», — вспоминал командир пулеметной роты Иван Мартынушкин.
После трехдневных боев на подступах к городу, в ночь на 27 января 1945 года советские армии вплотную подошли к самому Освенциму.
«И здесь уже почти не встретили сопротивления врага, только у наших саперов было немало работы, — вспоминал командующий штурмовым отрядом 106-го стрелкового корпуса майор Анатолий Шапиро. — Некто подсказал мне, что в нескольких километрах от основного лагеря немцы организовали фабрику по изготовлению карандашей марки «Кохинор» и там работают узники. Пока саперы разминировали территорию у главных ворот лагеря, мой штурмовой отряд совершил марш-бросок на эту фабрику. Поразила тишь, которая оглушила, когда мы вошли на ее территорию».
По разным данным, в боях за освобождение концлагеря погибли от 234 до 350 советских боец и офицеров.
Многие выжившие узники впоследствии признавались, что не могли забыть о перенесенных страданиях на протяжении многих лет, а эпизоды лагерной существования приходили к ним в ночных кошмарах.
«Я не могу забыть эпизоды лагерной жизни в Освенциме 1943–1944 годов, — строчил несовершеннолетний узник Анатолий Ванукевич. — Перед глазами – виселица на аппельпляце и станок, где мы получали свои «порции» ударов. Мне пришлось миновать и Politische Abtielug – политический отдел, где ударами плетки меня «награждал» бывший комендант концлагеря оберштурмбанфюрер Рудольф Гесс. Из моей памяти не стерлось обличие обер-врача – садиста в белоснежном халате Иозефа Менгеле, на совести которого бесчисленные малолетние жертвы. Я уже многие годы ношу с собой портреты этих двух изуверов, чтобы показывать людям».
«В бараке над заключенными проводили медицинские эксперименты, — подтверждала Екатерина Дятлович. — Многие после этого умирали. Показались гнойные раны, лишай, чесотка. Больных отправляли в больницу, но этого боялись все. Оттуда никто не возвращался. Каждое утро выгоняли на «аппель», и мы стояли длинно в любую погоду. Утром получали кипяток, в обед — вареную неочищенную капусту с плавающими гусеницами и какой-то хлеб. После перевели нас в барак № 27, где испытания над нами продолжались. В бане теплой воды не было, мыли только лицо и длани. Однажды с «аппеля» нас направили в баню. Солдаты матерей отводили в сторону от детей. Крик и стон. Все понимали, что видятся в заключительный раз. С нами была старшая сестра Мария. Она постаралась нас помыть и одеть на нас как можно больше одежды. В это время было морозно. После этого я попала в барак № 25. Там нас учили немецкому языку. Старшая сестра повторяла: «Не забудь, что ты русская».
А вот что повествовала Мали Фритц в своей книге «565 дней в Освенциме-Биркенау»:
«Спустя долгие годы меня все еще охватывало чувство ужаса, если я не могла довольно быстро ходить, например быстро пересечь улицу, — я должна была заново привыкать к уличному движению.
Или пыталась нестись, как в лагере, спасаясь от отбора. Сверкающая ледяная поверхность могла меня парализовать, как когда-то зимой на марше в Биркенау, где не дай бог эсэсовец замечал, что у меня не сгибаются колени. Мне повествовали, что по возвращении из концлагеря я, увидев дымящиеся фабричные трубы, потеряла сознание — они напомнили трубы крематория. Лишь исподволь дым заводских труб перестал ассоциироваться с чадом печей Освенцима».
К моменту, когда красноармейцы вошли на территорию Аушвица, в стане оставалось около 6 тыс. заключенных — самые больные и слабые узники. Кроме того, там находились «до 100 немцев, по преимуществу это уголовники, судьбиной их занимаются лишь случайные представители приходящих частей», — сообщалось в докладной записке начальнику политуправления 1-го Украинского фронта.
«Во другой половине дня мы прошли через главные ворота, над которыми висел выполненный проволочной вязью лозунг: «Труд делает независимыми», — повествовал майор Шапиро о событиях 27 января 1945 года. — Как немцы делали людей независимыми от жизни посредством труда, мы уже видели на карандашной фабрике. Убежать из лагеря смерти можно было только на тот свет, сквозь трубу крематория. Печи, сжигающие трупы, работали круглосуточно, а воздух был постоянно наполнен частицами пепла и запахом подгорелого человеческого мяса».
В сборнике «Лагерь смерти Освенцим»: живые свидетельства Беларуси» со слов одной из освобожденных узниц утверждалось, что
«у первого советского танка, сломавшего ворота, едва-едва живые узники целовали броню».
В одном из донесений говорилось, что «все узники выглядят крайне измученными, седые старики и молодые юноши, маме с грудными детьми и подростками, почти все полураздетые. Среди них много искалеченных, сохранивших следы пыток».
«Жуткая картина: вздутые от голодания животы, блуждающие глаза; руки как плети, тоненькие ножки; голова огромная, а все остальное как бы не человеческое — как будто пришито. Ребятишки молчали и демонстрировали только номера, вытатуированные на руке. Слез у этих людей не было. Я видел, они пытаются утереть глаза, а глаза оставались сухими», — констатировал в книжке «До и после Освенцима» полковник Петренко, чья 107-я дивизия первой вошла в Освенцим около 15:00.
«Освобождение к нам пришло в начале 1945 года, когда мы вынеслись во двор, то не увидели ни охранников, ни надзирателей, — свидетельствовала Лидия Деревянко. — Вскоре появились советские солдаты. Они хватали нас на руки, плакали вместе с нами. Вымыли они нас, остригли, переодели в мягкую теплую одежду. Поместили на некоторое время в карантин, врачевали и хорошо кормили».
«27 января нас освободили солдаты 1-го Украинского фронта. Фронтовики нам сказали: «Уходите скорей пешком, всякое случается»,
— это слова Ванды Андреевской.
Часть концлагеря была переоборудована в госпиталь для бывших узников, другую часть передали под контроль НКВД: она служила спецтюрьмой для военнопленных и перемещенных лиц. Параллельно на территории проводились следственные поступки. Их результаты использовались во время процесса над нацистскими преступниками. В 1947 году в Освенциме организовали музей.
