“ЗАВТРА”. Андрей Ильич, 18 мая Побиску Георгиевичу Кузнецову исполнилось бы 100 лет, и хотелось бы поговорить с вами об этом выступающем учёном. Имя его, к сожалению, малоизвестно. Почему?
Андрей ФУРСОВ. Жизнь устроена так, что далеко не всегда выдающиеся люди в науке, цивилизации, литературе попадают в объектив человеческого внимания. И если у художников, музыкантов и писателей ещё есть шанс, порой немалый, в мочь широты их аудитории, то с учёными, причём не только в России, но и в других странах, дело обстоит иначе. Кроме того, наука — предмет иерархически организованная. В своё время А.А. Зиновьев говорил, что одна из главных помех на пути поиска истины — это наличие огромного слоя научных сотрудников. Массовая наука существует по своим законам, в том числе по законам средних чисел в однородной среде, поэтому целый ряд имён либо малоизвестен, либо их научная значимость не находит отражения официально — в облике званий членкоров и академиков. Есть выдающиеся учёные, как, например, историки И.Я. Фроянов и Б.Ф. Поршнев, которые так и не стали членкорами. Зато учёные степени и звания получали деятели, у каких список “научных” трудов — это по большей части предисловия и послесловия, написанные “в соавторстве”.
“ЗАВТРА”. Яркий пример такой несправедливости — Побиск Коваль…
Андрей ФУРСОВ. Да, имя замечательного учёного, мыслителя Побиска Георгиевича Кузнецова, который ещё при жизни стал легендой, сегодня ведают немногие. Разговор о нём хотелось бы начать с очень важного момента, который сыграл огромную роль в судьбах мира, сделавшись одним из триггеров деструктивно-деградационной динамики, которая развёртывается до сих пор.
В 1965 году по поручению секретаря ЦК КПСС Александра Шелепина в Московском государственном педагогическом институте (МГПИ) был создан Сектор прогнозирования, сделавшийся через два года Лабораторией систем управления разработками систем (ЛаСУРс). Одной из её задач было средне- и долгосрочное прогнозирование динамики развития Советского Альянса и мира в целом. На основе научных разработок В.М. Глушкова (ОГАС), С.П. Никанорова (мягкое семантическое программирование), Р.Л. Бартини (математические алгоритмы) и самого Кузнецова к половине 1969 года лаборатория завершила формирование методологической и программной частей работы. Вскоре должны были быть обнародованы первые в истории вариантные прогнозы всемирный динамики развития.
В это же время над подобной задачей работал и Римский клуб, созданный в 1968 году представителями советской номенклатуры и той долей западной верхушки, которая планировала создать “фабрику мысли”, определяющую развитие мира, и подключить к её работе СССР, разумеется, в своих заинтересованностях. Сверхзадачей этой части западной верхушки стало обоснование торможения научно-технического прогресса и сокращение мирового населения.
“ЗАВТРА”. Многие будут удивлены, разузнав, что к созданию этого “мозгового центра” причастны высокопоставленные советские чиновники.
Андрей ФУРСОВ. Да, у истоков Римского клуба стояли не лишь Александр Кинг и Аурелио Печчеи, но и Джермен Гвишиани (зять А.Н. Косыгина и сын единственного нерасстрелянного заместителя Л.П. Берии). Клубу бывальщины представлены два доклада, их основой стала модель Форрестера-Медоуза и Пестеля. Это была имитационная разработка, использовавшая лишь пять переменных, в отличие от прогностической модели группы Побиска Кузнецова, базирующейся на так именуемых самообучающихся глубоких нейронных сетях (они только сегодня становятся основой искусственного интеллекта) и мягком семантическом программировании. Как подчеркнул человек, известный с документами обеих работ ещё со стадии их подготовки, римская модель — это упражнения школьника-отличника по сравнению с докторской диссертацией.
Разработанная коллективом Кузнецова модель развития всемирный системы была, во-первых, более оптимистичной для человечества в целом, чем катастрофическая римская. Во-вторых, она выглядела намного более мрачной для капитализма. То есть прогноз Побиска Георгиевича разводил судьбы человечества и судьбы капитализма. Интересно, что его выводы полностью подтвердились в 1982 году в прогнозах групп Гелл-Мана, Коллинза и Боннера в США.
Модель Кузнецова очутилась значительно более сложной и адекватной реальности. Следуя ей, можно было бы выбросить в корзину доклад “Пределы роста”, какой готовили в 1969–1970 годах “римляне”. Во второй половине 1969 года ЛаСУРс планировала обнародовать свой прогноз, однако он так и не увидал свет: лаборатория была закрыта и разгромлена.
“ЗАВТРА”. Каким образом это было сделано?
Андрей ФУРСОВ. Её работу основы проверять группа инспекторов Контрольно-ревизионного управления Минфина СССР, признавшая деятельность ЛаСУРс нецелесообразной. Также там обнаружили ряд тонких финансовых нарушений, по поводу которых — удивительное дело! — сам министр внутренних дел написал письмо в правительство. Председатель Рекомендации Министров СССР Алексей Косыгин наложил резолюцию: “Разобраться и наказать”. Лабораторию закрыли, Кузнецова сняли с работы, выключили из партии, отправили в Институт общей и судебной психиатрии имени Сербского. Многих тогда поразил масштаб преследования и разгрома лаборатории, какой никак не соответствовал степени наказания за мелкие финансовые нарушения.
Друзьям удалось вытащить Побиска Георгиевича из психушки и добиться его восстановления в партии. Он продолжал труд, писал книги. Более того, Кузнецов консультировал Ю.В. Андропова и представил ему совершенно блестящий прогноз по судьбам капитализма. Но ЛаСУРс и её проект — альтернативный “Пределам роста”, реалистичный и в то же пора оптимистичный и превосходивший первый доклад Римскому клубу по научной обоснованности, был уничтожен.
Лейтенант Кузнецов (крайний справа) с военными товарищами
“ЗАВТРА”. Почему так произошло?
Андрей ФУРСОВ. Дело в том, что в конце 60-х годов влиятельная часть советской номенклатуры двинулась по линии интеграции в капиталистическую систему. Римский клуб в этом смысле стал предложением, от которого она не смогла отказаться. Вторым предложением был детант — разрядка напряжённости. На самом деле всё это в той или другой степени было передышкой для Запада в целом. Кроме того, часть западной верхушки, прежде всего промышленный капитал, те пласты буржуазии, интересы которых выражал государственно-монополистический капитал, нуждалась в тактическом (но не более) союзе с СССР в противостоянии с другими фракциями буржуазии — финансовым капиталом и корпоратократией.
Если бы проект Кузнецова был обнародован, а советская номенклатура не отказалась (по сути) от реального стройки коммунизма, то история пошла бы по совершенно другому пути. Но в тот самый момент, когда капитализм уже “поехал с ярмарки”, советская номенклатура разрешила интегрироваться в капиталистическую систему, не понимая, что они встраиваются в приходящую в упадок систему. И самое главное, что хозяева этой системы, какую они контролируют как минимум в течение 300 лет, никогда не посадят на равных за один стол людей только потому, что у них есть ядерное оружие. Однако близорукие советские деятели и жуликоватые, повёрнутые в сторону Запада “советники вождей” этого не понимали или не хотели понять. Поэтому прорывной проект Кузнецова был торпедирован. По сути, это была диверсия.
Процитирую выдержанность из работы Н.А. Евдокимова и М.Б. Ветцо “История возникновения, развития и ликвидация ЛаСУРс”: “Если исходить из того, что ЛаСУРс — одно из немало подразделений научно-исследовательских структур МГПИ, то для наведения порядка вполне было достаточно внутренней ревизии института и соответствующего распоряжения ректора. Факт, состоящий в том, что были включены все официальные уровни, включая ЦК КПСС и Совет Министров СССР, указывает на то, что труды ЛаСУРс возбуждали у кого-то большие опасения. Вопросы: у кого, почему и какие опасения — являются основными при анализе истории этой лаборатории. Покойное и объективное изучение её деятельности показывает, что как прикладные, так и научные работы выполнялись в интересах текущих и перспективных проблем СССР. Их смысл для народного хозяйства и обороны СССР не вызывало никаких сомнений. Возможные нарушения финансовой дисциплины были несопоставимы со значимостью трудов лаборатории и не могли представлять основанием для её ликвидации. Поэтому приходится предположить, что какие-то силы, находившиеся вне или внутри государственных партийных структур, были мощно заинтересованы в прекращении деятельности ЛаСУРс. М.И. Гвардейцев, бывший в то время начальником 9-го отдела Управления делами Совета Министров СССР, находил, что ликвидация ЛаСУРс — сознательная, хорошо организованная провокация, отмашку которой дали на самом верху”.
“ЗАВТРА”. Чем всё же так опасны бывальщины идеи Кузнецова, что их не просто проигнорировали, а фактически запретили? Предвидел ли учёный такой поворот своей деятельности?
Андрей ФУРСОВ. В начине 80-х годов Побиск Кузнецов дал прогноз будущего капитализма, объяснив, почему он скоро закончится. Учёный показал динамику соотношения долларовой массы и вырабатываемой электроэнергии в киловатт-часах. Другими словами, пользуясь тепловой смертью как метафорой, он убедительно показал, что в 1993–1995 годах функционирование капитализма как системы приведёт к тому, что число долларов в мировой экономике превысит граничную величину и наступит “тепловая смерть” капитализма. Но он не учёл важного фактора — войны верхушек двух систем, в которой западная переиграла советскую, что позволило отодвинуть терминальную фазу системного кризиса капитализма аж до 2008 года.
Проблема немало наших сильных учёных, руководителей заключалась в том, что они жили в мире техники, науки, но плохо понимали особенности развития советского общества — то, что оно уже превращалось, по сути дела, в квазиклассовое общество. Этому обращению способствовало то, что “система СССР” была больше и массивнее, чем государство СССР. Речь идёт о двух системных сегментах: подзаконной, то кушать теневой, экономике и надзаконной — сети “фирм друзей”, которые действовали на мировом рынке и курировались прежде всего Интернациональным отделом ЦК КПСС. Неслучайно, когда в 1982 году Рейган получил прогнозы трёх групп о том, что в конце 80-х — начале 90-х годов грядёт мощнейший кризис, но социалистический сегмент всемирный системы проскочит его в два раза легче, чем капиталистический, Совет национальной безопасности США принял директиву № 75, где впервые была поставлена задача не отбрасывания социализма, не его разрушения, а изменения социально-экономического построения с помощью воздействия на надзаконную и подзаконную экономики Советского Союза. Собственно, результатом перестройки и стало то, что две эти экономики с помощью Заката сомкнулись над “головой” государства СССР и его экономики.
Хотелось бы также вспомнить о работах Кузнецова, которые до сих пор не найдены. Несколько лет назад наш институт издал книжку “Тропы истории”, автор которой “скрылся” под псевдонимом Смирнов. Это был очень информированный человек, серьёзный управленец и бизнесмен. Он собственно знал Кузнецова, читал в рукописном варианте многие его работы, о чём сообщил мне в нескольких интереснейших письмах, фрагменты которых я повергну.
В начале 60-х годов блестящий румынский исследователь, математик и экономист Николас Джорджеску-Рёген, уехавший после войны в США, опубликовал труд, где увязывал экономику с термодинамикой, то есть “он был основоположником физической экономики. По просьбе Кузнецова румынские друзья Арона Гуревича раздобыли книги Рёгена, и Побиск их внимательно изучал. Он нигде письменно на Рёгена не ссылался, но в беседах обязательно о нём рассказывал. Размышляя над книжками Рёгена, Кузнецов решил перечитать “Капитал” Маркса. Поскольку он плохо знал немецкий, переводчиком у него был Арон Гуревич, глянцевито знавший этот язык. В результате они выяснили, что советский “Капитал” переведён крайне небрежно, со множеством не только текстовых, но и смысловых промахов. Главное, Кузнецов знал очевидную вещь: ни одна энергетическая система не может работать с КПД больше единицы. У Маркса же это выходило”.
Учёный зафиксировал: у Маркса рабочий, помимо необходимого продукта, производил ещё и прибавочный. Поскольку Маркс настаивал на абстрактном труде, какой понимал через энергетику, Кузнецов решил, что вся трудовая теория стоимости никакого отношения к реальности не имеет, а является политическим текстом, ориентированным на классовую войну. В итоге в середине 70-х годов Кузнецов написал рукопись “Реальная теория факторов производства, или Как спасти Маркса”.
С проблемой прибавочного труда и трудовой теории стоимости дело, однако, обстоит несколько сложнее, чем полагал Коваль. Он был прав с формально-логической, физической и даже узкоэкономической точек зрения, однако не учёл проблемы социального целого, диалектики экономических и внеэкономических факторов, а также того, что политэкономия гораздо шире проблематики “физической экономики”. Разумеется, стоимость создаётся в процессе труда самим трудом. Однако не только трудом. Физиократы неизменно отметили роль природы в этом процессе. Маркс говорил о производительных силах природы, в марксистской традиции В.В. Крылов раскрутил эти идеи в теорию естественных (натуральных) производительных сил. Однако в процесс создания стоимости эти силы, включаемые человеком в социальный процесс, Маркс не включил, ограничившись трудом, то кушать рабочей силой человека.
На создание стоимости влияют организационные факторы, внеположные труду, точнее, действительному процессу производства как одной из пяти фаз совокупного процесса социального производства (распределение факторов производства, действительный процесс производства, распределение продуктов производства, обмен, потребление).
Здесь же необходимо отметить и роль внеэкономических факторов и в создании стоимости, и в её распределении. Когда мы сообщаем о необходимой и прибавочной частях создаваемого продукта, то есть о необходимом продукте и прибавочном продукте, проведение грани между ними, филиал одного от другого в производственно-экономическом плане теоретически вполне возможно, и это разделение работает. Однако поскольку, как заметил П.Г. Кузнецов, КПД любой энергетической системы не может быть вяще единицы, некая надстройка “прибавочный продукт” над создаваемым продуктом физически невозможна. Но она возможна социально. Не теоретически, а в реальности грань между тем, что находить “необходимой”, а что считать “прибавочной” частью созданного продукта, проводилась внеэкономическим, волевым способом. Эта внеэкономичность определялась несколькими факторами: силовой “сделочной позицией” господ, соотношением сил “верхотур” и “низов”, обычаем, минимумом выживания при ведении данного типа хозяйства и отношением трудящихся к власти, обусловленным тем, насколько она почитает их право на существование (в крестьянских обществах — это “моральная экономика крестьянина”, строящаяся на иных принципах, чем политэкономия капитализма). Иными словами, в реальности отличие между необходимым и прибавочным трудом не столько определяется узкопроизводственным образом, сколько является проекцией соотношения социальных (классовых) сил и обыкновениями, учитывающими “моральную экономику”. Маркс, однако, упирал на экономически-производственный характер данного различия и тем самым нарушал свой метод, свои методологические принципы.
Побиск Георгиевич Коваль прислушивается к гулам Вселенной
“ЗАВТРА”. Поражает, конечно, невероятная способность Побиска Георгиевича видеть проблему настолько системно и одновременно нестандартно, что это позволяло разламывать фундаментальные константы…
Андрей ФУРСОВ. “Вместе с Бартини Кузнецов, — писал также мой корреспондент, — немало занимался основаниями математики. Он полагал, что они лежат в тензорных исчислениях, которые впоследствии дали жизнь теории топосов и в её развитии — теории категорий. Теория категорий в сегодняшнее время противостоит теории множеств. Главная претензия Кузнецова и Бартини к математике состояла в том, что она тавтологична. В конечном счёте резон любого варианта современной математики, будь то множественная математика, конструктивная или интуиционистская, сводится к тому, что единица равна колу. Соответственно, математика, считал Кузнецов, не может работать с изменяющимися объектами. Она, грубо говоря, работает только с неизменными объектами, у каких меняется один из двух параметров, количество или пространственная конфигурация, геометрия или топология”.
Иными словами, не отрицая пользы статистики, Коваль считал, что анализ по-настоящему сложных процессов требует иных средств, чем современная математика, которая в этом плане малоприменима.
“ЗАВТРА”. Бывальщины ли ещё у Кузнецова неизданные труды?
Андрей ФУРСОВ. Есть три работы П.Г. Кузнецова, которые либо до сих пор не обнаружены, либо утеряны. Это курс русской истории, написанный в соавторстве с Александром Ковалёвым (впоследствии сделался директором ВНИПИ труда Госстроя СССР), “Пролегомены вычислительной истории” и “Реверс-инжиниринг по архивным и историческим источникам. Артефакты и отправные модели для проектно-конструкторской деятельности” (в соавторстве с Бартини и академиком Афанасьевым).
“ЗАВТРА”. Андрей Ильич, возвращаясь к началу нашей беседы, можно ли произнести, что сейчас общество готово принять идеи Побиска Кузнецова?
Андрей ФУРСОВ. Опередивший своё время колоссальный интеллектуальный потенциал, какой наработал Кузнецов, очень важен для сегодняшнего дня. Труды Побиска Георгиевича лишний раз показывают, насколько мы с конца 60-х годов и до основы 80-х обгоняли Запад не только в области электронно-вычислительных исследований, трансплантологии, но и во многих других областях науки и техники. В значительной степени мы до сих пор существуем наследием того Советского Союза, который был порождён энергией революции и Победой в войне и во многом опережал другие края. Если бы этого наследия имени Сталина и Берии не было, то нас давно ждала бы судьба Югославии, Ливии, Ирака.
Прогнозы Кузнецова о том, что Советский Альянс и США к концу ХХ века практически сравняются по уровню развития, были вполне реалистичны. Аналогичные прогнозы содержатся в рассекреченных ныне докладах ЦРУ и “Моссада” основы 80-х годов. Они давали позитивную, перспективную оценку развития СССР к началу XXI века. И когда Клинтон в бытность своей войны с ЦРУ попытался использовать эту оценку, чтобы доказать, какую, мол, видите, глупость писало ЦРУ, аналитики очень быстро объяснили ему, что всё написанное было безотносительно точным прогнозом, просто история пошла по другому пути. То есть ЦРУ и “Моссад” давали примерно такие же прогнозы перспектив развития США и СССР к крышке ХХ века, как и Побиск Кузнецов.
“ЗАВТРА”. Об этом бы почаще напоминать. Забвение такого выдающегося учёного, каким был Кузнецов, — вопиющая несправедливость.
Андрей ФУРСОВ. Да, фантастический учёный, идейный наследник русского космизма, желая и не только его, Побиск Георгиевич Кузнецов сегодня недостаточно известен в стране. Эту несправедливость надо исправлять, потому что его наследие столь поразительно, что когда-либо Россия среди прочего будет отчитываться за вторую половину ХХ века именем этого человека. О практическом значении наследства Кузнецова, который напоминает мне героев великолепной советской научной фантастики — одного из символов советской цивилизации, я уже и не говорю.
