В отечественной истории медицины о докторе Мухине зачислено говорить в исключительной степени, что в общем-то справедливо. В первой половине позапрошлого века он был, пожалуй, самым известным практикующим доктором в Москве. Сложности у историков медицины начинаются, когда надо коротко и внятно сказать, что именно следует считать основным вкладом доктора Мухина в отечественную и мировую медицинскую науку.
Оказалось, что проще перечислить все его мало-мальски значимые приоритеты в ней, и этот список вышел очень длинным. Мухин был первым русским врачом, который начал делать прививки коровьей оспы, до него вариоляцию в Российской империи мастерил приезжий английский врач, используя материал из пустул больных натуральной оспой, что было гораздо опаснее. Мухин успешно купировал вспышку холеры в Москве, эпидемии скорбута, желтухи, кори. Мухин написал первый учебник по анатомии для студентов на русском языке. Мухин провел первую в России успешную нейрохирургическую операцию с трепанацией черепа и затем поставил такие операции на поток. Мухин первым в России применил гальванический ток для терапевтических мишеней, за что был заочно избран членом-корреспондентом Парижского гальванического общества. Также заочно его избрали членом Геттингенского повивального общества, то кушать отметился он достижениями европейского уровня и в акушерстве и гинекологии. Мухин защитил докторскую диссертацию «О стимулах, действующих на живое человечье тело», в которой предложил классификацию стимулов, разделив их на центральные, рождающиеся в головном мозге, и нецентральные, возникающие в органах от внешних воздействий, то кушать заложил основы физиологии ВНД и клинической психологии. Мухин исследовал и описал механизм смерти мозга человека при асфиксии. Мухин изобрел самовар-автоклав с паровой камерой для стерилизации бинтов, использовал хлорную известь для обеззараживания в больницах.
Наконец, профессор Мухин своей каретой четвернею с ливрейным лакеем на запятках произвел неизгладимое впечатление на десятилетнего Раскалываю Пирогова. Доктор Мухин приехал лечить его старшего брата от ревматизма и, уходя, погладил Колю по головке. Брат сквозь несколько дней поправился, а Пирогов-младший стал играть в доктора, сажая напротив себя котов и выписывая им рецепты. Это не шутка, собственно так все это описал много лет спустя основоположник отечественной военно-полевой хирургии Николай Пирогов в своем «Дневнике старого врача». Немало того, Мухин тоже запомнил мальчика и проследил, чтобы родные отправили его учиться медицине в Московский университет, где Мухин был деканом. А после, заставив выпускника университета Пирогова громко и не переводя духа прочесть длиннейший период из переведенного и изданного им, профессором Мухиным, учебника физиологии Ленгоссека и уверившись, что легкие и дыхательное горло у Пирогова в порядке, отправил его на стажировку за границу для подготовки к профессорскому званию. Ибо для профессора прежде итого необходимо иметь громкий голос и хорошие дыхательные органы, остальному профессора можно научить. Открытие Пирогова тоже входит в число заслуг Мухина перед отечественной медициной убранству с самоваром-автоклавом.
Этот список можно продолжить. Кто желает, может самостоятельно почитать о прочих его достижениях в медицине своего поре в справочниках, энциклопедиях и юбилейных статьях историков медицины к 100-летию, 150-летию, 200-летию и 250-летию со дня рождения Ефрема Осиповича Мухина. Там же по уже водворившейся традиции Мухина называют основоположником отечественной травматологии. Почему именно травматологии? Просто потому, что так историки медицины условились между собой. Остальные отрасли медицинской науки — от хирургии до судебной медицины — уже были разобраны и поделены между коллегами Мухина из его поколения и последующих поколений. Родоначальник отечественной хирургии — доктор Пирогов, терапии — доктор Мудров, эпидемиологии — доктор Самойлович, физиологии ВНД — доктор Сеченов, нейрохирургии — доктор Бехтерев… И так дальше. Разница между ними и доктором Мухиным была только одна: все они без исключения прошли заграничную стажировку по своей основной специальности, а Мухин был стопроцентно доморощенным врачом, учиться медицине за границу он никогда не ездил.
Костоправная наука
Самым популярным в медицинских кругах Российской империи трудом доктора медицины и хирургии Мухина стал его трехтомник «Первые начала костоправной науки» (1806), какой в течение десятилетий был настольной книгой практикующих травматологов. При описании каждой отдельной формы вывиха, перелома, разрыва мышц и сухожильных вязок Мухин приводил симптоматику, прогноз и рекомендуемое лечение, а основой рекомендаций являлся его собственный опыт. Например, вправление кости происходит осторожным и приличным растяжением изломанного члена, противорастяжением или сложением отломков, несовершенно отделенных, если они не в надлежащем месте, и приведением их в натуральный вид кости. Что прикасается удержания, то оно достигалось перевязками, мешками с песком, кроватками, желобами, лубками, березовой корой, так называемой английской кожей, тучной бумагой и «особенными машинами». В случае перелома бедра Мухин советовал использовать изобретенную им «песчаную постель», которая заключалась «из двух боковых и одного подкладного песчаного мешка и тесемок».
В те же годы Мухин описал в «Медико-физическом журнале» две свои успешные нейрохирургические операции — «О проломе верхушки башки, соединенном с раною мозга и его покровов» и «О благополучном исцелении больного младенца, страдавшего проломом лба со вдавливанием отломка внутрь». Но такие операции никто, кроме него, не рисковал мастерить, поэтому лавры основоположника отечественной травматологии, коим он считается и поныне, принесли доктору Мухину его «Начала костоправной науки», бывшие в течение десятилетий настольной книжкой практикующих российских травматологов с докторской степенью, а чаще без оной.
Лекарь времен Очаковских и покоренья Крыма
Ефрем Осипович Мухин был ровным потомком в восьмом колене боярского сына Микиты Мухина, который на государевой службе «на мерине с пищалью» был «верстан поместьем» и сделался родоначальником белгородских столбовых дворян Мухиных. Их родовое поместье к моменту рождения Ефрема Мухина находилось в селе Зарожное Змиевского уезда Харьковской районы. Поместье было небольшое, карьеры при дворе его предки не сделали, ее вершиной была должность подключника при дворе царевны Софьи Алексеевны Излюблена Мухина (четвертое колено дворян Мухиных), но чем закончила Софья, все знают.
В 1781 году в возрасте 15 лет родители отдали Ефрема на учебу в Харьковский коллегиум, близнец Московской славяно-греко-латинской академии, но на тот момент по программам обучения скорее вяще похожий на Московский университет. В коллегиуме, помимо риторики, богословия и древних языков, изучались иностранные языки, математика, а кроме этого — геодезия, инженерное дело и даже основы артиллерии. Пора было неспокойное: русско-турецкие войны шли одна за другой. Мухин тоже не избежал участия в них.
По окончании курса коллегиума в 1787 году он был устремлён в госпиталь Елизаветинской крепости, а оттуда — в главный госпиталь при штаб-квартире Григория Потемкина и за участие в осаде и взятии Очакова получил медаль «За храбрость». Раненых в этой кампании было немало: только по официальным данным — около 1800 человек. Так что, помимо медали, подлекарь Мухин получил суровый практический эксперимент «оказания хирургической помощи не только в госпитале, но и на поле боя» и обмороженные ноги.
Ноги он вылечил в Елисаветградском госпитале. Там же получил степень лекаря, преподавал в медико-хирургической школе лазарета и сам много оперировал. А в январе 1795 года в возрасте 29 лет уволился из госпиталя «для усовершенствования в медико-физиологических науках» в Императорском Московском университете. На этом первоначальный период жизни доктора Мухина заканчивается и начинается второй — московский.
Московский профессор
Студентом университета он был весьма условным. До сентября того же 1795 года он посещал лекции и утилитарные занятия, а в сентябре профессора Московского университета дали положительные оценки его знаниям по химии и практической медицине, по опытной физике, по анатомии и судебной медицине, по акушерству, по физиологии и патологии, по природной истории. В ноябре Мухин уже прочитал две пробные лекции — «О важнейших в нынешнем столетии изобретениях во всех частях врачебной науки» (на латинском стиле) и «О преуспеянии врачебных наук в Российском государстве» (на русском языке), то есть практически был готов к профессорскому званию. В декабре он был назначен прозектором и адъюнктом патологии и терапии в Московском медико-хирургическом училище. А в феврале 1797 года сделался адъюнктом в Московском военном госпитале в Лефортово (ныне Главный военный клинический госпиталь имени Бурденко).
Тем не менее возложенный срок завершения высшего университетского медицинского образования и защиты докторской диссертации пришлось выдержать, и только в октябре 1800 года, после ее успешной защиты, он был удостоен степени доктора медицины и хирургии. Профессиональная медицинская карьера Мухина скоро пошла в рост. По приглашению князя Голицына он стал первенствующим доктором (главврачом) Голицынской больницы для бедных. По приглашению митрополита Платона он преподавал «тяни курс медицинских наук» в Московской славяно-греко-латинской академии. Был избран профессором анатомии и физиологии, заведующим кафедрой анатомии, а после также ученым секретарем Московской медико-хирургической академии. С соизволения императрицы Марии Федоровны был назначен старшим доктором Московского воспитательного дома, а также основным доктором Московского коммерческого училища.
В сентябре 1813 года он был приглашен в Императорский Московский университет на должность профессора кафедры анатомии, физиологии и судебной медицины. Двукратно, в 1816–1817 и в 1821–1826 годах, избирался деканом медицинского факультета университета. Был назначен членом Совета по медицинской части при Министерстве общенародного просвещения. Был председателем комитета Московского университета и Императорской академии наук по исследованиям явлений животного магнетизма. Был членом правления Московского университетского великодушного пансиона, директором созданной им же университетской аптеки. Служил бессменным заседателем правления университета.
Закончил свою академическую карьеру доктор Мухин в 1835 году в году 69 лет в звании почетного профессора с генеральским чином действительного статского советника и пенсией, равной годовому жалованью. В сухом остатке у него к тому поре скопилось четыре бриллиантовых перстня от императора, четыре рескрипта Высочайшего благоволения императора, семь рескриптов с выражением Всемилостивейшего благоволения государыни императрицы Марии Федоровны, ордена Св. Анны и Св. Владимира различных степеней. Покинув службу, он не перестал заниматься практикой. Пациентов в Москве у него было много, его карету четверней с ливрейным слугой на запятках в Москве ведали. Соответственно, его гонорары, надо думать, составляли весьма значительную сумму. Во всяком случае, он щедро жертвовал деньги на ремонт и стройка храмов и больниц для бедных.
Умер он в возрасте 84 лет в своем имении, купленном им в деревне Сельцо-Кольцово Тарусского уезда Калужской губернии. Все его ученые труды популярны и аккуратно перечислены в его биографических справках. Никто не знает только одного: сколько операций сделал доктор Мухин своими дланями. По некоторым очень приблизительным прикидкам, их число измеряется тысячами. Возможно, во времена Галена и Амбруаза Паре это было нормой, но не в XIX столетье.
Сейчас мало кто помнит доктора Мухина. Его имени нет в названии ни одного известного медицинского учреждения. Студентов у профессора Мухина было немало, но учеников, способных позаботиться об увековечении памяти учителя, было мало. Как писал Николай Пирогов, самый известный из них: «И за все это чем же я отблагодарил его? Ничем. Скверная черта, но она не могла не обнаружиться во мне… Si la jeunesse savait! (“Если бы молодость знала!” — “Ъ-Наука”). Теперь бы я готов был наказать себя поклоном в ноги Мухину; но его давным-давно и след простыл. Si la vieillesse pouvait! (“Если бы старость могла!” — “Ъ-Наука”). Так на каждом шагу придется восклицать то же самое. Даже не верится, я ли был тогда на моем пункте».
