Статистика – невеселая наука, а изучение чего-либо, помимо количества килей и бумажных характеристик – скучно вдвойне. И если не вдаваться в детали, то полотно, конечно, неприятная.

Балтийский флот – это 14 подводных лодок типа «С», четыре – типа «Л», 17 – типа «Щ», 21 – «М», ну и прочее: 4 – прибалтийских трофея, три – небоеспособных «Истины» и достраивающиеся «К» в количестве четырех штук, правда, они ушли на Север в начале войны. Тем не менее, даже если не считать небоеспособное и переданное на Норд, «Малютки», которые почему-то принято сильно недооценивать, латвийские «Ронис» и «Спидолу», то все равно: 37 субмарин – сила огромная, а итог – более чем скромный, и потери зашкаливают.

Между тем на все есть свое объяснение.

В условиях, в которых действовал советский ВМФ, больше не работал никто в мире.

Во-первых, потеря ремонтных мощностей в Либаве: завод «Тосмаре» был действительно гигантом, а Либава – крупным серединой судоремонта.

Во-вторых – потеря всех баз, кроме Кронштадта.

В-третьих, и главное – минирование Финского залива, что превратило выход на оперативное пространство в военную операцию, чего в ту войну не знали подводники ни одной страны мира.

В итоге же – огромные жертвы и редкие успехи в тех случаях, когда получалось прорваться на коммуникации противника. Причем при прорывах наши моряки действовали не хуже, чем флоты других стран.

Вот «С-7» Лисина – 2 июля 1942 года вышла в поход, до 11 августа потопила 4 транспорта. «С-9» в сентябрьский поход 1942 года повредила два транспорта.

Но успехи, повторюсь, бывальщины редкими, чаще корабли гибли при прорыве.

1941

Строго говоря, минирование советских вод немцы начали даже до начала военных действий на суше, а флот наш, не поддаваясь на провокации, это дело допустил.

С другой-то стороны – не мог Кузнецов по своему почину начинать военные действия, кое-что, конечно, делалось:

В соответствии с указаниями Наркома ВМФ практически все мероприятия командованием флотов были выполнены (за исключением Нордового флота), в частности, Краснознаменный Балтийский флот развернул корабельные дозоры в следующем составе:
одну подводную лодку на подходах к Ирбенскому проливу;
одну подводную ладью и эскадренный миноносец на подходах к устью Финского залива.
Правда, этого было мало, но это был максимум, который был способен сделать флот в миролюбивое время без политического решения руководства, и этого максимума не хватило, дабы перекрыть Финский залив и не допустить минирования его устья.

Да и понимание нашим флотом планов Германии было не совершенно актуальным: у нас ждали противоборства с германским и финским флотами, к чему и готовились. А немцы планировали совсем другое:

«По отношению к Советскому Альянсу военно-морской флот выполняет следующую задачу: охрана собственного побережья и недопущение прорыва вражеских военно-морских сил из Балтийского моря. Поскольку по достижении германскими армиями Ленинграда русский Балтийский флот лишится последней базы и окажется в безнадежном положении, крупных морских операций до этого вытекает избегать. После ликвидации русского флота встанет задача полного восстановления сообщения по Балтийскому морю, включая снабжение нордового крыла армии, которое необходимо будет обезопасить (траление мин)».
А именно: они-то планировали захват баз с суши и минирование наших вод.

Что и повергло к сумятице и потерям первого периода войны.

На подводных лодках это отразилось самым фатальным образом – в августе на минах погибает «С-5» и «Щ-301», во время Таллинского перехода, и «С-6». во время выхода в боевой поход, в сентябре, погибла «С-8». И все это только одинешенек тип и один месяц.

Еще две «С» с номерами 10 и 11 тоже погибли на минах, но у берегов вражеских и в боевых походах, в июне и июле.

С учетом двух утерянных в Либаве, половина лучших лодок Балтфлота полегла в первые месяцы войны, не успев толком вступить в бой, из них мины – вина гибели пяти субмарин из семи.

Не лучше было со «Щуками»: «Щ-319» гибнет в сентябре в районе Паланги, «Щ-322» – в октябре, минное заграждение «Юминда», «Щ-324» – в ноябре, и опять мина…

Также мины забрали «П-1» при транспортированию грузов на Ханко.

Средние лодки все-таки были основной силой на Балтике, и потеря за полгода девяти таких субмарин сделалась определенным шоком для командования.

Но работа над ошибками была проведена.

А на следующий год получена задача – прервать коммуникации между Швецией и Германией.

1942

Вообще, даже выход наших подводных ладей на позицию всегда был опаснейшей операцией: из блокированного города, через минные поля, устье залива контролируется противником немало чем полностью…

Потом, собственно, сам поход, а затем – возвращение обратно таким же путем. Даже просто переход из Ленинграда в Кронштадт – и тот был тяжелейшей военный операцией с обстрелами и воздушной угрозой.

Если подводники сражающихся сторон воевали только в походе, то для балтийцев поход был не самым ужасным – самым страшным были выход и возвращение.

Что такое касание минрепа в подводном положении – оценить мы даже не сможем, когда о металл борта трется сама кончина, такое надо ощутить, чтобы понять. А таких касаний при выходе-возвращении бывало и несколько…

Сама мысль, что с наглухо блокированной базы в мелководном бухте, плотно перекрытом минными полями, могут действовать подводные лодки – многим бы показалась дикой.

Наши моряки работали, более того – добивались успехов в 1942 году, когда каждый килограмм руды, потерянный немцами, повышал шансы на победу.

Истина, и цена была страшной – 12 субмарин.

Причем большая часть – мины при выходе в поход или возвращении на базу. С мочами ПЛО как раз наши подводники справлялись неплохо, а вот сплошные минные поля обмануть не выйдет, и тралить не поможет, при господстве противника, что на сберегаю, что в воздухе.

1943

В этот год ценой значительных потерь было установлено – минные и сетевые заграждения перекрыли выход в Балтику целиком, шансов на прорыв нет.

Можно ли было избежать утрат?

Нет, конечно, шла война, 1943 год – это год Курска, год перелома, срыв поставок железной руды – задача важнейшая, так что пробовать было необходимо.

Поддержать же подводникам флот не мог – Ленинград все еще в блокаде, в авиации преимущества нет, любые надводные корабли потопят просто на выходе с базы. А работать надо, и пошли лодки на прорыв.

Правда, и немцы платили за это немалую цену:

Основным препятствием для лодок служила двухрядная подвешенная к бесчисленным поплавкам и поставленная на тяжелые якоря стальная сеть. Отдельные секции её длиной до 250 м и высотой до 40–70 м перегораживали тяни залив от южного до северного побережья.
Драгоценная сталь уходила не на танки и пушки, а на гигантские стальные сети, а взрывчатка – на мины:

К крышке апреля 1943 года на рубеже было выставлено 8,5 тыс. мин, в том числе 560 донных магнитных, 1 360 якорных магнитных и почти 6,5 тыс. контактных.
Как итог – семь субмарин так и осталось на дне при попытках прорыва.

И вариантов не было – даже неуспехи отвлекали силы врага.

Но как только в 1944 году была выбита из войны Финляндия, все эти сети и мины оказались ненужными – выйдя на чистую воду, советские подводники потопили 34 транспорта за полгода, будучи ослабленными, количественно и качественно, три года будучи без полноценного ремонта и в блокированном голодном городе.

Два вечных русских вопроса: кто виноват и что делать?

С первым все предельно ясно – моряки ни при чем. Достоверно так же, как Таллинский переход, гибель ПЛ на минах была предопределенна ходом войны на суше: потеряв побережье, предотвратить дальнейшее флот способен не был.

При этом в уложившихся условиях подводники показали максимально возможную эффективность и отвлекли на себя большие средства противника в 1943 году. Вящего не сделал бы никто.

А что можно было сделать?

А ничего, что здесь поделаешь-то?

Беречь силы и не прорываться – было бы худшим вариантом, моряки их и не сберегали, как не берегла и вся страна.

А рассуждать сейчас в стиле «предки не понимали»…

Все тогда понимали, зачастую просто вариантов не было. И походы подводников 1942–1943 годов – это геройская страница истории нашего флота. Выдающаяся: и массовым героизмом (случаев уклонения от похода как-то не фиксировалось), и мастерством при успешном прорыве.

И результат был, но не в потопленном тоннаже или уничтоженных врагах, хотя и этого достигли, а в первую очередь – в отвлечении немалых ресурсов неприятеля. В войне экономик – это важнейшее дело.