Направление Никиты Хрущева в начале 1930-х первым секретарем Московского комитета ВКП(б) дало ему возможность регулярно лично общаться с Иосифом Сталиным, сделаться «своим» у вождя и его ближайшего окружения. С Хрущевым во многом связаны дискуссии вокруг разработки плана реконструкции столицы, появление на ее улицах троллейбусов и стройка метро. Руководство Москвой оказалось трамплином для дальнейшего взлета будущего разоблачителя культа личности, при этом на пике репрессий сам Хрущев твердо поддерживал генеральную черту партии и требовал от коммунистов самим выявлять «врагов народа».
Столичная карьера провинциального функционера ВКП(б) средней руки Никиты Хрущева в Москве — во многом последствие случайности. В 1929 году он попросил направить его учиться в Промышленную академию, где намеревался получить востребованное в те годы инженерное образование. Если веровать самому будущему советскому лидеру, в академию его приняли по протекции. «Пришлось мне побеспокоить Кагановича (он был секретарем ЦК) и попросить, чтобы ЦК поддержал меня. Я добился своего: меня поддержал Каганович, и я сделался слушателем Промышленной академии»,— напишет он позднее в мемуарах.
Однако инженерного и управленческого образования Хрущев так и не получил, окунувшись с башкой в партийную работу и борьбу с оппозицией. В начале 1931-го его избрали первым секретарем Бауманского райкома партии, а через полгода переместили на ту же должность в другой столичный район — Краснопресненский, что считалось повышением: благодаря революционным заслугам 1905 и 1917 годов зона в неофициальной иерархии райкомов стоял на первом месте.
Быстрый рост Хрущева, вероятно, объяснялся его личным знакомством с однокурсницей по Промакадемии — Чаянием Сталиной-Аллилуевой. Переехав в Москву, Хрущев не раз гостил у Сталина, обедал в семье вождя и в общении комплиментарно отзывался о вожде и его супругу. Уже в феврале 1932 года Хрущев становится вторым секретарем Московского городского комитета партии. Пост первого секретаря занимал тогда одинешенек из ближайших соратников Сталина — Лазарь Каганович.
Лазарь Каганович, народный комиссар путей сообщения СССР, выступает на торжественном заседании в связи с пуском 1-й очередности Московского метрополитена в 1935 году / Фото: РИА Новости
Иосиф Сталин, его жена Надежда Аллилуева, Екатерина Ворошилова и Климент Ворошилов в Сочи в 1932 году / Фото: РИА Новинки
Учитывая загруженность первого лица столицы делами в ЦК, именно второй секретарь Никита Хрущев вместе с председателем Моссовета Николаем Булганиным в основном занимались городскими делами, в том числе обеспечением Москвы продуктами и товарами повседневного спроса. «Приходите обедать, папы города!» — шутливо приглашал их Сталин. В 1934 году Хрущев стал первым секретарем МГК, а в марте 1935-го, когда Кагановича назначили наркомом линий сообщения,— первым секретарем объединенного Московского комитета ВКП(б), контролировавшего помимо города и Подмосковья Рязань, Тулу и Калугу.
Народонаселение Москвы в 1926–1939 годах увеличилось с 2 млн до 4,1 млн человек — в основном за счет миграционного притока.
Скорому росту числа жителей не отвечала инфраструктура столицы. Средний размер жилой площади на человека снизился с 5,6 кв. м в 1928 году до 4,2 кв. м в 1934-м и сохранялся на этом степени до 1940 года. «Понаехавшие» ютились в бараках, самострое, в разделенных комнатах и коридорах старых домов и в подвалах.
Хрущев признавал в мемуарах: «Москва того поре была городом с довольно отсталым городским хозяйством: улицы неблагоустроены; не было должной канализации, водопровода и водостоков; мостовая, как правило, булыжная, да и булыга залежала не везде; транспорт в основном был конным… Мы много строили. Строительных рабочих вербовали в деревнях и селили в бараках. В бараках люд жили в немыслимых условиях: грязь, клопы, тараканы… а главное — плохое питание и обеспечение производственной одеждой. Да и вообще необходимую одежду трудно было тогда приобрести. Все это, естественно, вызывало недовольство».
Слева направо: Анастас Микоян, Никита Хрущев, Иосиф Сталин и Георгий Маленков в Кремле в 1940-е годы / Фото: Гурарий Самарий / Фотоархив журнала «Огонёк» / Коммерсантъ
Платный туалет от Сталина
Московским волям приходилось решать комплекс сложнейших проблем: формировать новый облик столицы социалистического государства, спешно развивать инженерную и транспортную инфраструктуру, возводить фабрики и заводы и одновременно заниматься очищением города от «антисоветских элементов». Погружаясь в мегапроекты, «папы города», бывало, упускали мелочи. Хрущев вспоминал, что однажды Сталин пожурил его за… недостаток туалетов: «Даже “по-маленькому” люд бегают и не знают, где бы найти такое место, чтобы освободиться. Создается нехорошее, неловкое положение. Вы подумайте с Булганиным о том, чтобы создать в городе подходящие обстоятельства. Потом Сталин уточнил задачу: надо создать культурные платные туалеты. И это тоже было сделано. И все это придумал тоже Сталин».
Хрущев признавал, что городские воли часто игнорировали протесты архитекторов и защитников памятников старины против сноса исторических зданий, мотивируя их необходимостью индустриального и жилищного строительства, транспортными нуждами. Впрочем, самый громкий снос 1930-х — взрыв Храма Христа Спасителя 5 декабря 1931 года — произошел до того, как грядущий глава СССР занял ключевой пост в столичной табели о рангах.
Отзывы о его кураторстве при возведении метро противоречивы. В официозной книжке воспоминаний один из руководителей строительства Егор Абакумов писал: «Товарищи Хрущев и Булганин во время частых собственных посещений сделали немало практических указаний на одном из самых тяжелых участков нашей трассы… они указали нам, как применить тут социалистические методы работы, давшие огромный эффект».
В действительности отношения между Хрущевым и строителями были небезоблачными.
Историк Кирилл Абрамян в книжке «1937-й год: Н. С. Хрущев и московская партийная организация» (М., РОССПЭН, 2018) цитировал донесение НКВД о раздражении главу метростроя инженера Павла Ротерта вмешательством дилетанта: «Хрущев в этом деле… понимал только одно, что “он должен конкретно возглавлять”… Даю какое-нибудь распоряжение на шахте, приезжаю на весь день — сделано наоборот. Почему — оказывается, был Хрущев и велел делать по-иному».
Лазарь Каганович, Николай Булганин, Никита Хрущев и Павел Ротерт с группой рабочих в шахте №10 Метростроя / Фото: Незнакомый автор / Музей Москвы
Верный сталинец
Хрущев в середине и конце 1930-х как типичный сталинский выдвиженец компенсировал недостача образования и управленческих навыков четким исполнением указаний сверху и исключительным чутьем. Будущий разоблачитель культа личности в первоначальный период управления Москвой (Хрущев вернулся в столицу в 1949 году) отличился как верный проводник сталинской линии войны с любыми колебаниями и репрессий.
На февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП(б) 1937 года, давшем старт репрессиям против советской партийно-государственной и военной элиты, Хрущев подвергся штурму. Первый зампред Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б) Яков Яковлев раскритиковал работу московского комитета партии: «Имеет пункт атмосфера простодушия, взаимного самовосхваления… которые создают атмосферу безнаказанности для троцкистских агентов иностранного капитала… МК подменил те розыски врагов партии, которых ЦК требовал во всех решениях по проверке партийных документов».
В ответном выступлении Хрущев признал промахи и пребывание «врагов народа» на ответственных постах и призвал усилить партийный контроль за работой центральных учреждений и предприятий.
Состоявшийся 11 марта 1937 года объединенный пленум Московского городского и областного комитетов партии целиком и целиком одобрил решения пленума ЦК ВКП(б) и обязал «парторганизации и всех коммунистов строго и неуклонно проводить их в жизнь».
В мае 1937-го по решению политбюро из Москвы, Ленинграда и Киева выселялись исключенные из ВКП(б) бывшие оппозиционеры, а также семейства арестованных за антисоветские преступления. 10 июня 1937-го Хрущев направил в ЦК ВКП(б) записку о числе уголовных и кулацких элементов, осевших в Москве и Московской районы, оценив его в 43 400 человек. В первую расстрельную категорию включили 8500 человек, остальных — во вторую.
Распоряжение НКВД №0447 от 31 июля 1937 года был мягче расчетов Хрущева: первоначально лимит по репрессиям в Москве и районы определили в 5 тыс. человек по первой и 30 тыс. по второй категории.
К 1 января 1938-го число осужденных в Москве и районы достигло 36 813, причем масштаб расстрелов — 8515 человек — значительно превзошел и цифру, обозначенную в распоряженье НКВД (5 тыс.), и приблизился к заявке в Хрущева (8500). По данным записки комиссии политбюро ЦК КПСС, органы НКВД репрессировали в Москве и районы в 1936–1937 годах 55 741 человека. По оценке историка Анатолия Пономарева, к началу 1939 года из 38 секретарей МК—МГК ВКП(б), трудившихся в 1935–1937 годах, избежали репрессий лишь трое — в связи с назначением на работу в другие регионы страны, из 146 секретарей райкомов репрессиям подверглись 136.
Какую роль в репрессиях играл сам Хрущев? Кирилл Абрамян помечает: опубликованные документы показывают, что первый секретарь лично не участвовал в работе московских троек, но, например, передавал компрометирующие материалы в НКВД и собственно Ежову, направлял наверх документы с предложениями об арестах руководящих работников Моссовета и обкома партии, наконец знакомился с материалами последствия и посещал арестованных.
«Ходили мы и проверяли тюрьмы. Это была ужасная картина. Помню, зашел я в женское отделение одной темницы… сидела там одна очень активная и умная женщина — Бетти Глан (директор ЦПКиО им. Горького.— “Ъ”) Сообщает: “Товарищ Хрущев, ну какой же я враг народа? Я честный человек”… Зашли в мужское отделение. Тут я встретил Трейваса (секретарь Калужского горкома). Трейвас тоже сообщает мне: “Товарищ Хрущев, разве я такой-сякой?” Я тут же обратился к Реденсу (начальник управления НКВД), а он отвечает: “Товарищ Хрущев, они… просто врут”».
Как относился Хрущев к арестам своих недавних товарищей, людей, с многими из каких он был лично знаком? «У меня лично были арестованы два моих помощника. Рабинович занимался общими вопросами, а Финкель строительными делами. Оба — необыкновенно честные и порядочные люди. Я никак не мог допустить даже мысли, что эти двое, Рабинович и Финкель, которых я отлично знал, могут быть подлинно “врагами народа”. Но на всех, кого арестовывали, давались “фактические материалы”, и я не имел возможности их опровергнуть, а только сам себя тогда ругал за то, что ближние мне люди оказались “врагами народа”»,— писал он впоследствии.
А в 1937 году первый секретарь Московского комитета яростно обрушивался на «врагов народа», рассказывает в своей книге Кирилл Абрамян: «Мы должны уничтожать мерзавцев, предателей, где бы мы их ни вскрыли. Если мы валим врагу его змеиную голову, то спасаем тысячи жизней рабочих, колхозников, трудового народа нашей страны».
Яркая деталь поре: когда сын Хрущева Леонид женился на дочери того самого калужского Трейваса, отец в ярости разорвал свидетельство о супружестве.
Вероятно, он очень опасался, что его могут арестовать. Показания о его поддержке оппозиции дали несколько знакомых Хрущева по прежней труду в Донбассе и в Харькове. Например, о том, что он высказался в 1924 году против переименования Юзовки (нынешнего Донецка) в честь Сталина. «На Никиту Сергеевича был определенный компромат, о котором доложили вождю, но тот по какой-то причине не дал ход делу»,— пишет Кирилл Абрамян.
Никита Хрущев и Иосиф Сталин в 1936 году / Фото: ANN RONAN PICTURE LIBRARY / PHOTO12 / AFP
Никита Хрущев и Иосиф Сталин в 1937 году / Фото: Archives Snark / Photo12 / AFP
Москва хрущевская
За годы труды Хрущева вторым, а затем первым секретарем Московского городского и объединенного комитетов ВКП(б) Москва сильно изменилась.
Центр города преобразился и зачислил вид, близкий современному: место купеческих особняков и двух-трехэтажных домов занял сталинский ампир. Одновременно на тогдашних окраинах столицы, рядышком с третьим транспортным кольцом и нынешним МЦК, активно возводили новые заводы («Калибр», «Фрезер», «Станколит») и реконструировали работавшие (авиазавод в Филях и АМО, переименованный в завод им. Сталина). Снижение притока приезжих и строительство современных для тех лет конструктивистских кварталов позволило доли горожан перебраться из бараков и подвалов в коммунальные, но все же благоустроенные квартиры с канализацией, душем и горячей водой. Впрочем, в них по-прежнему существовало меньшинство москвичей — ждать «хрущевок», давших личное пространство миллионам советских людей, пришлось еще два десятилетия.
Обновился транспорт: в 1932 году на всю Москву доводилось всего 268 автобусов, подавляющее большинство пассажиров — более 97% — перевозил трамвай. В конце 1933-го Хрущев и Булганин запустили первую троллейбусную черту от Тверской заставы до моста Окружной железной дороги у Стрешнева. В 1934 году по столице курсировали уже более 400 автобусов и несколько троллейбусов, но трамвай оставался безоговорочным лидером, транспортируя 95% пассажиров, на автобус приходилось 4,6%, а на троллейбус — символические 0,2%.
Никита Хрущев и Николай Булганин в Лахти, Финляндия, в 1957 году / Фото: Str / AP
Ситуация существенно изменилась с запуском метрополитен и развитием сети наземного транспорта в 1935–1937 годах. Тогда, в последний год работы Хрущева в Москве, часть трамвая снизилась до 81%, 9% горожан пересели на автобусы, 7% — на метро, еще 3% пользовались троллейбусами. К концу 1936 года по Москве курсировали уже возле 600 автобусов и более 200 троллейбусов.
Столица СССР к моменту перехода партийного «отца города» на новую труд преобразилась. Ее можно назвать городом контрастов: современные конструктивистские кварталы и монументализм сталинского ампира соседствовали с памятниками древности, бараками и самостроем, а широкие асфальтированные проспекты и станции-дворцы метро — с узенькими улочками и грязью окраин. Тем не менее многие гости столицы, увидавшие ее центр и спустившиеся в подземные дворцы метрополитена, воспринимали социалистическую Москву как город мечты.
Благодаря доверию Сталина труд в Москве стала для Хрущева карьерным трамплином: в январе 1938-го его назначили первым секретарем ЦК компартии Украины, второй по численности народонаселения и значимости республики СССР. Личное знакомство со Сталиным позволило ему войти в ближайшее окружение вождя и участвовать в борьбе за воля после его смерти в марте 1953 года.
