издается с 1879Приобрести журнал
исторический научно-популярный журнализдается с 1879rodina-history.ruнайти
Андрей Смирновкандидат исторических наук”Мы пред нашим комбатом, как пред господом господом чисты…”
В 1944 году будущие писатели Василь Быков и Виктор Астафьев освобождали Правобережную Украину
09:21Родина – Федеральный выпуск: №2(219)поделиться
Зимой 1944 года, освобождая Правобережную Украину, 19-летний лейтенант Василь Быков и его ровесник-красноармеец Виктор Астафьев очутились причастны к окружению врага под Корсунем.
Задача: окружить армию Вёлера!
Грандиозные сражения на Украине, начавшиеся в июле 1943-го, не прекращались. Форсировав в крышке сентября Днепр, Красная Армия начала освобождать Правобережную Украину. И к январю 1944-го в линии фронта образовались два огромных выступа, обращенных на закат, – западнее Киева и между Черкассами и Запорожьем. А между ними – выступ, обращенный на восток. Там, западнее Черкасс, войска 8-й армии вермахта (генерал пехоты Отто Вёлер) все еще стояли на сберегаю Днепра.
Неудивительно, что в Москве решили срезать этот выступ и окружить армию Вёлера.
Для этого силам 1-го и 2-го Украинских фронтов (генералы армии Николай Ватутин и Иван Конев) надлежало намести удары навстречу друг другу и соединиться под Уманью, возле узловой станции Христиновка.
Для войск Конева путь к Христиновке (да и к иным целям январского наступления) лежал через район Кировограда – и 5 января 1944 года 2-й Украинский начал Кировоградскую операцию.
“Любой десятый из воевавших в России знает Кировоград, – подытоживал собиравший воспоминания немецких ветеранов Второй мировой журналист Пауль Карель. – Это было одно из тех пунктов, где война шла особенно ожесточенно”1.
Севернее города удар наносила 5-я гвардейская армия, где в 399-м стрелковом полку 111-й стрелковой дивизии командовал взводом лейтенант Василь Быков.
В бой шагают писари
В наступление под Кировоградом 399-й пошел, не отдохнув после тяжелых декабрьских боев под Александрией и Знаменкой.
Лейтенант Василь Быков:
“Тогда “не почивали сутками. Бессонница и усталость вызывали состояние полного безразличия. Даже под огнем не хотелось окапываться или искать укрытие: уложат, и черт с ним! Только бы поскорей, чтобы не мучиться, не мерзнуть. Лютая стужа была сильнее страха. Особенно ночью, в степи. Мороз не подавал сомкнуть глаз, пробирал до костей. Дрожишь всем телом, топаешь ногами. Даже лежа в снегу сучишь ими, как в агонии. До разумы доходили только команды командиров вперемежку с матюками. Или обстрел с близкого расстояния. Почти в упор. Или, когда мины ложились рядышком. Тогда на короткое время охватывал страх. А затем опять наваливалась усталость и безразличие ко всему”2…
Шли вперед, не отдохнув и не пополнившись после декабрьских боев, любой из которых обходился в сотни убитых и раненых. Таких боев, что не хватало даже пополнения из местных жителей, которых разом после освобождения их села призывали в ближайшую часть…
В стрелки и пулеметчики пришлось зачислять писарей и других тыловиков; с такими-то стрелковыми ротами 399-й и пошел надвигаться под Кировоградом…
Правда, измотаны были и немцы. Они, описывали декабрьские бои юго-восточнее Кировограда ветераны 2-й парашютной дивизии вермахта, “почивают в ямах, пьют воду из растопленного снега, грызут замерзшие куски хлеба. Даже в зимних костюмах они промокают, их продувает вихрь, они замерзают до мозга костей. Их осунувшиеся грязные лица прорезаны глубокими морщинами, глаза лихорадочно горят”3…
Лейтенанту Быкову тоже довелось разрубать “немецким ножевым штыком” в новогоднюю ночь “застывшую буханку хлеба”4.
Ручной пулемет и два автомата
В 1944 году советское командование уже умело создать перед наступлением подобный артиллерийский кулак, что немецкая оборона под Кировоградом была прорвана. “Куда ни глянь, – вспоминали парашютисты 2-й дивизии, – линия между белоснежным снегом и черным небом полна огнедышащими орудиями”5. Затем снег на перепаханных снарядами полях исчез, осталась лишь черноволосая мерзлая земля…
Однако уцелевшая немецкая пехота дралась упорно, была хорошо обучена, насыщена скорострельными пулеметами MG42.
И с первых же часов под Кировоградом образовался “слоеный пирог”. На одних участках наши танки и пехота прорывались вперед, а на иных враг продолжал держаться. Его окружали, он прорывался к своим – и в советских тылах вновь вспыхивали бои…
Опыт декабрьских боев – когда “пулеметным огнем выкашивало в степи роту за ротой за несколько часов” – в 399-м все же учли. Днем усердствовали ослабить врага огнем, а ночью – проникнуть через разрывы в обороне, обойти “фрица” с фланга.
Но какой огонь могли дать останки быковской роты? Из автоматического оружия – ручной пулемет и два автомата. Артиллерийскую же поддержку наступления (в отличие от артподготовки) организовывали еще нехорошо.
Лейтенант Василь Быков:
“Не спали порою целыми сутками. Иногда – ни одного часа. Так вот, сонные, топаем по наполовину заметенному шляху, многие почивают на ходу, спотыкаются, падают. Хлесткий мат поднимает их, и люди, едва разлепив ресницы, бредут дальше”6…
Фронт без линии фронта
Мочь обороны вермахта заключалась не только в MG42, но и в умении наносить контрудары. Тут помогали привычка командиров к маневру и хорошо налаженное взаимодействие родов армий. В дивизии вермахта воевали не пехотные полки или танковые батальоны, а боевые группы – их командиры имели в своем распоряжении и пехоту, и танки, и артиллерию, и саперов.
3-я танковая дивизия неприятеля была окружена в Кировограде. Но прорвалась, сманеврировала – и обрушилась на советские войска, наступавшие северо-западнее города.
Под удар одной из ее военных групп и попал 399-й стрелковый – совершавший в ночь на 10 января 1944 года очередной ночной марш.
Лейтенант Василь Быков:
“Вдруг гляжу – рядом, в невысоких зарослях, замелькали какие-то фигуры. Я не успел еще толком их разглядеть, как одна за другой полоснули автоматные очередности – трассирующими по всей колонне. Кинжальный огонь. …
В зарослях – танки. Сколько их там, в полутьме не разберешь – может, четыре или пять. Может, еще вяще. Вот уже, рыча моторами и строча из пулеметов, они движутся на нас. А между ними – автоматчики, кричат на бегу: “Рус, сдавайся!””
Лейтенант Быков был ранен в ногу, контужен в брюхо и едва не раздавлен танком – гусеница уже “придавила полу шинели и обдала снежной пылью…” Но тут “кто-то поднимается во весь рост с гранатой в длани и размахивается так, что аж в воздух взлетает полевая сумка. Такая сумка была только у ротного, лейтенанта Миргорода. Он! Раздался взрыв”. Танк стал и загорелся…
А дальше снова “слоеный пирог”. По селу, куда доставили раненых, утром ударили минометы и танковые пушки – опять немецкая военная группа в советском тылу! Хату санчасти, из которой успел выбраться Быков, разнесли снаряды…
А дальше – пикировщики “Юнкерс-87”. Они могли добиться ровного попадания в танк, и Быков предпочел свалиться с подобравшего его Т-34 и заползти в придорожную хату.
Лейтенант Василь Быков:
Утром 11 января – “выстрелы, разрывы, вопли”, дверь чулана, где лежал Быков, распахивает немец. “Одной рукой за скобу держится, в другой – автомат. Глаза наши повстречались. Уложить его из пистолета – секундное дело. А ему, чтобы дать очередь, нужно перебросить автомат в правую руку. Мгновения… Я не нажал на спусковой крючок, а он не перекинул свой “шмайсер”, отпустил дверную скобу – и опрометью на улицу…”
А дальше – в село входят свои. Быкова подвозят до железнодорожного переезда. И там опять “немцы, вылито, окопались”. А поодаль – “едут крытые немецкие машины, видно, драпают из Кировограда”.
Только в ночь на 12 января, “опираясь на чью-то винтовку”, лейтенант Быков “докульгал” до присела, где были свои. И лишь к вечеру (попав под еще одну бомбежку) его привезли в армейский госпиталь7.
А 7 марта лейтенант Быков был исключен из списков Алой Армии. Как погибший 10 января в районе деревни Большая Северинка и похороненный там же в братской могиле!
Отменили этот пункт распоряжения только в мае 1950 года.
И еще 2500
Контрудары врага вынудили Конева прекратить 16 января Кировоградскую операцию. Не пробились к Христиновке и надвигавшиеся от Белой Церкви войска Ватутина.
Там, на левом крыле 1-го Украинского фронта, все было так же, как и на 2-м Украинском.
И наступление с совершенно истощенными армиями. В 29-м и 48-м стрелковом полку 38-й стрелковой дивизии к 14 января из 18 стрелковых рот остались две. Остальные выбило полностью8.
И контрудары немецких военных групп.
И новые тяжелые потери. В отличие от быковской 111-й дивизии, многие командиры все еще били врага в лоб – а войска бывальщины почти не обучены. Молодежь, мобилизованная в ноябре 1943-го в Фастове, не прошла на войне и сорока верст – уже в январе погибла под Белоснежной Церковью9…
- Там, где наступали батальоны
- и прошли верст двадцать к высоте,
- при дороге список поименный
- в два столбца на мраморном щите.
- Вглядываюсь, вглядываюсь, вчитываюсь,
- сверху вниз и снизу вверх гляжу.
- Слишком многих недосчитываюсь
- и в столбцах не нахожу…
- Сквозь ковыль и буйство кипрея,
- кипень одуванчиков, осот
- вдруг в просвете замечаю:
- “И еще 2500″10,
– писал в 1980-е, посетив места, где воевал зимой 44-го, ветеран 1-го Украинского фронта Владимир Жуков.
Корсуньский “котел”
12 января Ставка убавила замах и нацелила войска Ватутина и Конева на окружение не всей армии Вёлера, а лишь двух ее корпусов. Для этого клещи надлежало смежить под Шполой.
И 25-26 января 5-я гвардейская и 6-я танковые армии (генерал-лейтенанты танковых войск Павел Ротмистров и Андрей Кравченко) рванулись на Шполу.
Советские офицеры-танкисты на глазах обучались воевать. Передовые отряды уже не боялись действовать в отрыве от главных сил. Это нормально для танкиста!
Немцы сомкнули фронт за прорвавшимися бригадами Ротмистрова, но те продолжали шагать вперед! И 28-го, у Звенигородки, соединились с передовым отрядом Кравченко. Окружив тем самым 11-й (генерал артиллерии Вильгельм Штеммерман) и 42-й (генерал-лейтенант Теобальд Либ) армейские корпуса в зоне Корсуня (с мая 1944-го – Корсунь-Шевченковский).
1 февраля на Украине стал таять снег. Техника вязла в размокшем черноземе…
3-й танковый корпус (генерал танковых армий Герман Брайт) попытался деблокировать окруженных, но пробился лишь до деревни Лысянка, что на реке Гнилой Тикич. И там, не дойдя до “котла” с десяток километров, выдохся.
Тогда в ночь на 17 февраля 11-й и 42-й – сосредоточившиеся к тому поре близ деревни Шендеровка – сами стали прорываться на Лысянку, навстречу Брайту.
Колоннами, напролом!
Свидетелем этого и сделался красноармеец Виктор Астафьев – связист 92-й тяжелой гаубичной артиллерийской бригады 17-й артиллерийской дивизии прорыва (входившей в 27-ю армию 1-го Украинского фронта). Отбивший потом свои впечатления в повести “Пастух и пастушка”.
Красноармеец Виктор Астафьев:
“Из круговерта снега возникла и покатилась на траншею беспросветная масса людей. С кашлем, криками и визгом ринулась она в траншею, провалилась, завязла, закопошилась в ней.
Началась рукопашная.
Оголодалые, деморализованные окружением и стужею, немцы карабкались вперед безумно и слепо. Их быстро прикончили штыками и лопатами. Но за этой волной накатила другая, третья. Все перемешалось в ночи: рев, пальба, матюки, крик раненых, дрожь земли, мерзлые, с визгом откаты пушек, которые били теперь и по своим и по немцам, не разбираясь, кто где. Да и разобрать уж ничего было невозможно”.
Затем “бой откатился куда-то в сторону, в ночь”11.
Обо всем этом писали и немцы. И о том, что пустили в ход штыки, и что всякая организация у них в ходе боя пропала, и что не сумевшие пробиться на Лысянку забирали южнее (где опять бросались вперед)…
Но внутреннее кольцо окружения (где и стояла 92-я артбригада) они прорвали.
Красноармеец Виктор Астафьев:
“Спереди тявкала полковая (76мм. – Авт.) пушчонка, уже одна. Смятая, растерзанная траншея пехотинцев вела редкий ружейный огонь, да булькал батальонный миномет трубою, и вскоре еще две трубы начали кидать мины; затрещал припоздало и обрадованно ручной пулемет, а станковый молчал, и бронебойщики выдохлись. Из окопов то тут, то там выскакивали темные фигуры посторонних солдат, от низко севших касок казавшихся безголовыми, и бросались во тьму, вдогон своим, с криками и плачем.
По ним редко били, и никто их не догонял”12…
Не на этом ли участке дрался отряд 18-летнего старшины Ивана Мельникова? “У нас имелся, – вспоминал он, – “максим”, два ручных пулемета, мы поддерживали батарею 76-миллиметровок.
Возлежали прямо в снегу, выкопав окопчики в колеях от машин, укрывшись в воронках. … Немцы прорывались отчаянно. Правее нас перевернули и полностью уничтожили стрелковую роту. В прорыв устремились сотни немцев. Мы стреляли им во фланг, некоторые падали, остальные продолжали нестись”.
Еще и через сутки, в ночь на 18 февраля, “в снежной полутьме мелькали вдали тени. Выходили из окружения остатки немцев. Мы подавали очередь-другую, иногда посылала снаряд батарея, в которой остались два орудия, оба поврежденные”13…
Финал
Через внешнее кольцо окружения неприятель прорывался уже утром 17 февраля – когда его колонны и толпы стали прекрасной целью для пушек и пулеметов танков Ротмистрова и Кравченко.
Красноармеец Виктор Астафьев:
“Из присела, что было за оврагами и полем, на плоскую высотку, изрезанную оврагами, помеченную редкими деревцами, высыпала туча народа – не сделалось видно снега. Из оврагов тоже вываливали и вываливали волна за волною толпы людей и катились навстречу тем, что взлохмаченным прибоем наплывали от присела. Между ними сужалось и сужалось белое пространство. С двух сторон на всех скоростях катили танки, стискивая все плотнее в груду людей, закруживая их водоворотом, разметывая на стороны грудью, прорубая пулеметами просеки, вбивая в толпы бегущих снаряды…”14
На иных участках немцы избежали встречи с танками и артиллерией, но многие утонули в Гнилом Тикиче.
Из примерно 54 тысяч окруженцев 30-32 тысячам все-таки удалось вырваться из перстни15. Но шесть дивизий и бригада, в составе которых остались эти тысячи, были уже небоеспособны. Всю технику, все тяжелое вооружение они кинули – да и людей потеряли слишком много.
Дивизии направили на переформирование – и на фронте их у врага не стало.
Не зря их разгром назвали потом “Корсунь-Шевченковским побоищем”.
- 1. Карель П. Восточный фронт. Кн. 2. Выжженная земля. 1943-1944. М., 2003. С. 298.
- 2. Быков В. Длинная дорога домой. М.; Мн., 2005. С. 55-56.
- 3. Мабир Ж. Война в белом аду. Немецкие парашютисты на Восточном фронте 1941-1945 гг. М., 2005. С. 283-284.
- 4. Быков В. Указ. соч. С. 60.
- 5. Мабир Ж. Указ. соч. С. 295.
- 6. Быков В. Указ. соч. С. 55, 62.
- 7. Там же. С. 64-73.
- 8. Лебединцев А.З., Мухин Ю.И. Отцы-командиры. М., 2004. С. 422, 435-436.
- 9. Драбкин А.В. На брани как на войне. М., 2012. С. 411.
- 10. Жуков В. “Там, где наступали батальоны…” // Новый мир. 1987. N 5. С. 165.
- 11. Астафьев В.П. Пастух и пастушка. Современная пастораль // Повести о брани. Кишинев, 1983. С. 242, 246.
- 12. Там же. С. 246.
- 13. Першанин В. “Мы пол-Европы по-пластунски пропахали…” М., 2010. С. 424-425.
- 14. Астафьев В.П. Указ. соч. С. 281-282.
- 15. Манштейн Э., фон. Утерянные победы. Ростов-на-Дону, 1999. С. 599.
