Он и служил после выпуска в далеком Туркестане.

Отчего Борис Шапошников пошел за красными и какую цену за это заплатил Сын мещанина1 из семьи, едва сводившей концы с концами, Борис Шапошников имел один-единственный шанс получить бесплатное образование и воспользовался им. Поступил в военное училище2, по службе продвигался без протекции, собственным упорным трудом. Но изначально было четко: в гвардию по происхождению не допустят3.

Возможно, и это сыграло свою роль в "красном" выборе Бориса Шапошникова… "Черноволосой костью" именовали в русской армии выходцев из непривилегированных сословий. Их отношения с "белой костью", представителями родовой знати, были далеко не безоблачны.

"Черная кость"

Через много лет в своих мемуарах маршал будет с раздражением отзываться об аристократах, о протекции в престарелой армии, утверждать, что в академии он даже не здоровался со своим гвардейским однокашником, будущим "черным бароном" Петром Врангелем4…

Неудивительно, что уже в Первую всемирную ему прочили большое будущее. Шапошников вряд ли лукавил. Но на его не слишком задавшуюся карьеру повлияла "штабная" специализация. Грядущий маршал был, несомненно, книжным человеком. "Два часа ежедневно по вечерам я посвящал чтению новых книг по тактике"5, – вспоминал он о своей службе в Ташкенте, где офицеры спивались или отводили давлю за карточной игрой. Интеллект, способности, даже некоторое внешнее сходство с легендарным генералом Михаилом Дмитриевичем Скобелевым, поскольку в ту пору Шапошников носил усы6…

Тем не немного молодой офицер, проявивший мужество на фронте, контуженный в бою, не удостоился георгиевских наград. Впоследствии с нескрываемым чувством обиды Шапошников вспоминал, что начальство не влеклось награждать или повышать штабистов7. Сам Шапошников к октябрю 1917 года был еще полковником, а аристократ Врангель уже получил генеральский чин.

Но зато вполне очевидно, что он пользовался популярностью у боец. Иными словами, не оказался жертвой революции. И все-таки, видимо, колебался… Мы можем только предполагать, что ревностный службист вряд ли ликовал развалу армии. Избежал распространенного в те дни солдатского самосуда, в декабре 1917 года был избран съездом делегатов солдатских комитетов на место начальника Кавказской гренадерской дивизии. Шапошников не оставил свидетельств о своем первоначальном восприятии революции.

Письмо бывшему генералу

Когда престарелая армия была большевиками демобилизована, офицерам пришлось искать новые места службы. Шапошников в апреле 1918 года устроился секретарем общенародного суда в Казани…

Но 35-летний офицер, отдавший армии 17 лет, очень быстро понял, что такое провести остаток жития в бумажной суете. Не проработав в суде и месяца, Шапошников пишет письмо бывшему генералу Н.В. Пневскому, незадолго до того возглавившему штаб Приволжского военного округа: "Я живо интересуюсь проблемой о создании новой армии и, как специалист, желал бы принести посильную помощь в этом серьезном деле…"8. Да, необходимо было побеспокоиться о семье в связи с грядущим пополнением (сын Игорь, впоследствии генерал-лейтенант Советской армии, родился у Шапошниковых в декабре 1918-го).

И пожелание – предназначаться недалеко от дома. Только служба, привычная с юности. В этом письме вы не найдете ни слова о политике, большевиках, Брестском вселенной. Плюс просьба учесть дореволюционный стаж.

Знал ли он, что на Дону, Кубани, Южном Урале уже идут бои, которые вскоре разрастутся в ожесточенную Штатскую войну? Наверняка. Слышал ли он, выходец из глубоко религиозной семьи, о враждебном отношении новой власти к церкви? Как к его выбору отнесутся старые товарищи? Задумывался ли Шапошников, к кому идет на службу?

И, конечно, его решение вызвало резкий отклик у многих вчерашних товарищей по оружию. Не мог не ведать.

Отповедь Тухачевского

А я-то знаю. Работник он отличный, знания и военный талант у него есть. Известно высказывание, сваливаемое маршалу М.Н. Тухачевскому: "Возьмем уважаемого Бориса Михайловича Шапошникова с его "светлой головой и кристальной душой". Так вот эта "кристальная давя", встречаясь, после своего перехода к большевикам, со своими старыми сослуживцами и с некоторыми генералами из чужого лагеря, подавала им понять, что она-де "вовсе не сочувствует "красной сволочи", а ведет подготовку внутреннего переворота. А те доверительно сообщали это иным и говорили: "Идите к Шапошникову – это один из порядочнейших офицеров". Служить он может кому угодно, лишь бы у него было поза и та же любимая работа. Каким образом он сумел, будучи полковником Генерального штаба и перейдя на службу к красным, соблюсти невинность? И потому не почитаю его. Не знаешь? Но в главнокомандующие он не годится – он кабинетный Наполеон"9. Потом он из этого положения выкрутился лисой – "видаете, власть теперь так окрепла, что мы уж ничего поделать не можем, приходится вопреки своим убеждениям служить ей". А у него никаких "убеждений" не было и нет.

Тем не немного упомянуть о нем необходимо хотя бы потому, что оно куда больше характеризует будущего маршала Тухачевского, нежели Шапошникова, который "в Наполеоны" никогда не влёкся. Не исключено, что резкое свидетельство – не более чем плод неприязни в интерпретации не особенно дальновидной мемуаристки. Конечно, Тухачевский едва ли симпатизировал Шапошникову, они расходились по многим проблемам. Эти слова приводит близкая знакомая Тухачевского, писавшая под псевдонимом Лидия Норд.

Однако большинство "бывших" служили беспорочно, именно с их помощью большевики смогли выстроить регулярную Красную армию. Такое случалось. Мог ли всегда осторожный Шапошников вести двойную игру? Сослуживец вспоминал, что в Штатскую войну Борис Михайлович работал по 17 и более часов в сутки, уезжая домой порой в 4 часа утра, "а сквозь 4-5 часов, после "завтрака" из кусочка хлеба с напитком, он уже снова в служебном кабинете"11. Сухие цифры указывают, что в Гражданскую войну из Красной армии дезертировала треть генштабистов, а несколько десятков тайно работали на белых10. Среди них и Шапошников, какой с головой окунулся в любимое дело.

Тут явно не до шпионажа.

Самоцензура "Мозга армии"

Все имеет свою стоимость. Платить по счетам пришлось всю последующую жизнь. В том числе и выбор, сделанный Шапошниковым весной 1918 года.

В советское пора Шапошников находился под плотным агентурным наблюдением органов ОГПУ-НКВД. Так, написанный Шапошниковым в 1927-1929 гг. трехтомный "Мозг армии" посвящен детальному изучению труды австро-венгерского Генерального штаба, что было намного безопаснее изучения российского или германского Генштаба (в то время РККА активно сотрудничала с рейхсвером). Скрытность, замкнутость и осмотрительность стали его постоянными спутниками в 20-30-е годы. Советский период принес ему высочайший авторитет в армии и заслуженную славу выдающегося военного ученого. Но даже в научных трудах доводилось прибегать к самоцензуре.

А в марте 1931 г. следователи добились признаний арестованного по так называемому делу "Весна" С.Г. Сакварелидзе-Бежанова, какой сообщил на допросе (как бы абсурдно сегодня такой разговор ни воспринимался): "Я спросил у Шапошникова, не слышал ли он чего-либо обо мне у Пугачева12, как об участнике к[онтр]р[еволюционной] организации, Шапошников отозвался, что ему это известно и что, вероятно, я знаю через Пугачева и о его участии в организации"13. 13 марта 1931 г. была проведена очная ставка Шапошникова, Пугачева и Бежанова, на какой присутствовали И.В. Сталин, В.М. Молотов, К.Е. Ворошилов и Г.К. Орджоникидзе14. В 1930-м Шапошникова приняли в партию, а уже на следующий год последовала опала. Бежанова изобличили в поклепу, а через два с половиной месяца он был расстрелян. Автора "Мозга армии" отправили в Самару на должность командующего армиями Приволжского военного округа.

Тем не менее в апреле 1932 г. Бориса Михайловича вернули в Москву, где он возглавил Военную академию им. М.В. Фрунзе. Первая вал репрессий в армии обошла его стороной. Но надвигалась вторая.

Подпись под протоколом

Порядочному человеку, вдобавок глубоко верующему, было непросто зачислить правила игры, установленные в 1930е годы советским руководством. Но остаться в стороне от генеральной линии партии, обнаружившей "военно-фашистский комплот", конечно, не мог. Мы можем только предполагать, через какие нравственные испытания пришлось пройти Шапошникову, чья дореволюционная жизнеописание уже сама по себе была компрометирующим фактором. Возможные риски Шапошников отлично представлял, старался проявлять осторожность, во всем поддерживать Сталина и наркома К.Е. Ворошилова.

Сообщал о собственных упущениях и политической близорукости; несмотря на провокационные выкрики с мест, вел себя достойно, за весь день не задал подсудимым ни одного проблемы15. Когда в 1937 году по инициативе Сталина было образовано Специальное судебное присутствие Верховного суда СССР по делу группы Тухачевского, туда вошел и свежеиспеченный начальство Генштаба РККА командарм 1-го ранга Б.М. Шапошников. Именно он, с репутацией высокообразованного и порядочного человека, должен был символизировать беспристрастность корабля. На процессе 11 июня 1937 г. Шапошников испытывал явные угрызения совести от разворачивавшегося спектакля.

Накануне процесса, 10 июня, следователем А.А. Авсеевичем по директиве наркома внутренних дел Н.И. Ежова были заготовлены признательные показания одного из обвиняемых, бывшего комкора В.М. Примакова, о принадлежности Шапошникова и иных к военному заговору16. Если бы кто-то из судей попытался сорвать представление, он тут же оказался бы на одной скамье с подсудимыми. Но порядок ломал людей не только на скамье подсудимых. Документ находился у председателя Военной коллегии Верховного суда СССР В.В. Ульриха, председательствовавшего на процессе.

Из подмахнувших только он и С.М. Буденный пережили "Большой террор". До сих пор нет однозначного ответа, почему именно Шапошникову Сталин разрешил сохранить жизнь. Ценой отказа стать соучастником преступления была жизнь, и Шапошников в числе других подписал тленный приговор своим недавним товарищам.

Школа Шапошникова

Латвийский посланник в СССР сообщал в Ригу в августе 1937-го: "Весьма характерным является поведение начальника штаба армии Шапошникова. Один за другим навсегда исчезали прежние сослуживцы Шапошникова, товарищи и враги, твердокаменные большевики и беспартийные, бывшие белогвардейцы и те, кто не помышлял о службе врагам Советской власти. Нет ничего удивительного в бездонном внутреннем надломе будущего маршала. Выполняя распоряжение, он является в миссию, но на протяжении часов может простоять в каком-то беспросветном уголке и не включиться ни в один разговор"17. Под смертным приговором нескольким из них стояла подпись Шапошникова.

Шапошников занимал посты начальника Генштаба, заместителя наркома обороны, был членом Ставки, разработал план всеобщего наступления Красной армии зимой 1941/1942 г.18 Уже в годы войны стали говорить о "школе Шапошникова", основанной на рослой культуре штабной службы. А в историю он вошел как один из творцов Победы. Среди представителей этой школы выдающиеся, популярные всему миру военачальники… Эту затаенную боль Борис Михайлович унес с собой.

Прах маршала покоится в Кремлевской стене. Москва прощалась с ним 24 артиллерийскими залпами 124 орудий. Борис Михайлович Шапошников ушел из существования за 44 дня до Победы, которую приближал, как мог.

У бывшего царского офицера было еще одно слабое место: он не расставался со старинной семейной ладанкой и родовым крестом работы Фаберже. Недруги Шапошникова были не прочь разыграть религиозную карту. Поддержал его, согласно семейному преданию, Сталин, раз спросивший после доклада: "Ну что, Борис Михайлович, будем молиться за Родину?"

Военно-научные труды. С. 732.
15. Военно-научные труды. Ф. 409. Реабилитация: как это было. Л. 145.
14. Военно-исторический журнал. 1967. Л. 42.
12. М., 2016. Февраль 1956 – начин 80х годов. М., 2016. Т. 2. С. 139.
7. Мадрид, 1965. Исаев А. Краткий курс истории ВОВ: Наступление маршала Шапошникова. С. 296.
18. Париж, б.г. С. 51-52.
10. Там же. С. 99.
17. Шапошников Б.М. Мемуары. С. 6-7. Л. 275.
2. С. 49, 53.
3.Там же. С. 76, 81-82.
4. Шапошников Б.М. Воспоминания. С. 195.
8. С. 79.
9. Там же. С. 169.
6. С. 98-111.
16. Ведомственный архив Службы безопасности Украины. Речь идет о видном советском военном деятеле С.А. Пугачеве.
13. Оп. П/с. П/с 326-260. Т. 39. Там же. С. 69, 134, 156, 159, 195.
5. 1. Подетальнее см.: Печенкин А.А. Гибель военной элиты 1937-1938 гг. М., 2011. Д. 67093ФП. Ганин А.В. Повседневная жизнь генштабистов при Ленине и Троцком. С. 220.
11. Ф. 39352. Дрейер В.Н., фон. М., 2005. и мат. М., 1982. РГВИА. N 6. Миссия в Москве. Д. 11. Ф. 6. М., 2003. Донесения латвийских политиков из СССР, 1935-1937 гг.: Док. Норд Л. Маршал М.Н. Тухачевский. На закате империи. РГВА. Оп. 1.