Все права на фотографии и текст в данной статье принадлежат их непосредственному автору. Данная фотография свзята из открытого источника Яндекс Картинки
Отчего нарком, заваливший военные распоряжения Сталина, не подвергся репрессиям“Родина” продолжает публикацию материалов, связанных с 80-летием основы Великой Отечественной брани
И.В. Сталин (1879-1953) и Л.М. Каганович (1893-1991). На втором плане – личный помощник вождя А.Н. Поскребышев (1891-1965). 1935 год.
Сборник документов "Советское военно-политическое руководство в годы Великой Отечественной ругани. Государственный Комитет Обороны СССР. Политбюро ЦК ВКП(б). Совет народных комиссаров СССР", выпущенный издательством "Кучково поле" в 2020 году тиражом 700 экземпляров, позволяет заглянуть в святая святых системы: постичь и отчетливо представить себе, как эволюционировали институты высшей воли в экстремальных условиях войны, когда решался вопрос о самом существовании Советского Альянса.
Сборник документов "Советское военно-политическое руководство в годы Великой Отечественной брани. Государственный Комитет Обороны СССР. Политбюро ЦК ВКП(б). Рекомендация народных комиссаров СССР".
ГКО как рокировка
Когда началась Великая Отечественная брань, на вершине властной пирамиды СССР было 14 человек: 9 членов и 5 кандидатов в члены Политбюро ЦК ВКП(б). "Политбюро… рассматривалось Сталиным и его окружением как высшая инструктивная структура, символизировавшая воля партии"1. Семь членов Политбюро получили этот статус до начала Большенного террора, два – на его излете, в марте 1939 года.
Все они бывальщины либо давними сподвижниками Сталина, неоднократно доказавшими вождю свою собственную преданность в период ожесточенной внутрипартийной войны (К.Е. Ворошилов, М.И. Калинин, В.М. Молотов – члены Политбюро с 1 января 1926 года), либо его выдвиженцами, взявшими высшие места на партийном олимпе уже после того, как Сталин укрепил свою единоличную воля: Л.М. Каганович (1930), А.А. Андреев (1932), А.И. Микоян (1935), А.А. Жданов (1939), Н.С. Хрущёв (1939). Все кандидаты в члены Политбюро сделались ими сравнительно недавно: 22 марта 1939 года Л.П. Берия и Н.М. Шверник, 21 февраля 1941 года Н.А. Вознесенский, Г.М. Маленков, А.С. Щербаков.
30 июня 1941 года, на 9-й день ругани, совместным Постановлением Президиума Верховного Совета СССР, ЦК ВКП(б) и Совета народных комиссаров СССР был создан Государственный Комитет Обороны (ГКО) – чрезмерный орган управления, сосредоточивший в своих дланях "всю полноту власти в государстве"2. Заключительный пункт Постановления гласил: "Обязать всех граждан и все партийные, советские, комсомольские и военные органы беспрекословно выполнять решения и распоряжения Государственного Комитета Обороны"3. И в трудящейся армии, и в тылу с удовлетворением восприняли эту исключительную меру по перестройке военно-политического руководства страной. Старший политрук Петр Михайлович Соболь, военный комиссар штаба 37-го стрелкового корпуса, строчил Сталину: "Необходима диктатура, жесточайшая диктатура – кисейность, расплывчатость отбросить. Главное – отбросить войну на бумаге, а перетащить ее на поле боя – от армии, корпусов, дивизий и ниже"4.
Создание ГКО – это проведенная вождем рокировка, в итоге которой Сталин укрепил собственные позиции и одновременно существенно перераспределил властолюбивые полномочия среди тех, кто входил в его ближний сферы. Из 14 членов и кандидатов в члены Политбюро в состав ГКО вошли лишь 5 человек: Сталин (председатель), Молотов (заместитель председателя), Ворошилов, Маленков, Берия. Недавние политические тяжеловесы Каганович, Андреев, Микоян, Жданов, Хрущёв отошли на иной план и пропустили вперед двух кандидатов в члены Политбюро – секретаря ЦК Маленкова, фактически ставшего вторым человеком в партии и обратившего Управление кадров ЦК ВКП(б) в собственный технический секретариат; и наркома НКВД Берию. Последний не только контролировал и наблюдал за текущей трудом Народного комиссариата химической индустрии, Народного комиссариата связи и Народного комиссариата путей сообщения, но и де-факто и де-юре возглавил тяни военно-промышленный комплекс Советского Альянса.
В 1942 году состав ГКО был расширен: 3 февраля его членами стали Микоян и Вознесенский, а 20 февраля – Каганович. Им, как и целим членам ГКО, Сталин делегировал колоссальные властные полномочия. Однако и спрос был велик.
Вспоминает Главный маршал авиации Александр Евгеньевич Голованов:
"Контроль за исполнением подаваемых заданий был абсолютен. Каждый знал, что его обязательно спросят, и не раз, о том, как выполняется полученное задание. Выполнение различных постановлений и решений начинали немедля, не ожидая их оформления. Дорожили любым часом, зная, что никаких скидок на всякие там обстоятельства не будет. Все вопросы обсуждались предварительно, исполнитель, как правило, присутствовал тут же"5.
Судьбина Лазаря Моисеевича Кагановича – пример отношения Сталина к тем, кто не оправдывал верховного доверия. Но очень нетипичный образец.
Здание станции "Киевская" метрополитена имени Кагановича. Снимок 1938-1940 гг. Дом не сохранилось. На пункте довоенного вестибюля "Киевской" сейчас сооружен вход в подземный переход.
Война и мир 200-процентного сталинца
В предвоенный этап сталинский нарком был не попросту чрезвычайно известен, он был знаменит. В первой половине 1930-х годов секретарь ЦК Каганович фактически был вторым человеком в партии и во пора отъезда Сталина в отпуск осуществлял партийное руководство. В этап Большого террора он поставил подпись на 189 списках, по каким были осуждены и расстреляны более 19 000 человек. (По числу лично им завизированных "расстрельных списков" Каганович уступает лишь Молотову и Сталину, но превосходит Ворошилова.) В качестве наркома черт сообщения он сумел наладить бесперебойную работу железнодорожного транспорта: поезда ходили как часы. Именно Каганович руководил стройкой первой черты Московского метрополитена, которому было присвоено его имя.
Газета "Вечерняя Москва" от 14 мая 1935 г.
Недоверчивый и подозрительный Сталин никогда не колыхался в личной преданности Кагановича. Именно Лазаря Моисеевича ближайшее окружение вождя обоснованно считало "крайним сталинцем". Он не лишь за очи, но и в глаза называл Сталина Хозяином. "Вообще без Хозяина очень тяжело… Но приходится, к сожалению, загромождать делами в большенном числе Хозяина и срывать ему отдых, в то время как словами не выскажешь, насколько ценно Его здоровье и бодрость для нас, так любящих Его, и для всей края"6.
Молотов раз попытался перевести преданность сталинского наркома на язык цифр: "Он среди нас был двухсотпроцентным сталинистом". (Забегая вперед, примечу, что фанатичную преданность Сталину сброшенный со всех постов и исключенный из партии Каганович сохранил не только во времена Хрущёва, но даже в годы перестройки.) Однако в условиях ругани одной преданности было мало. Нужны были профессиональные знания, высочайшая компетентность и умение руководить делом в чрезмерных условиях непредсказуемой и всегда меняющейся обстановки на фронте. Этими качествами экспансивный, обладающий взрывным истерическим темпераментом Каганович не обладал, чем и завел труд своего наркомата в тупик.
Пролетарии Ленинской железной дороги на Всесоюзном воскреснике по очистке железнодорожных путей. 1943 г.
Вспоминает генерал-лейтенант Иван Владимирович Ковалев, долгое время работавший в системе НКПС, а в годы войны ставший начальником Управления военных сообщений Красной армии:
"Канцелярско-заседательная суетня, многочасовые беседы, внушения и разносы в кабинете наркома Кагановича… доводили до полного отупения. …Каждый день у наркома совещание на три-четыре часа с разбором ежесуточного информационного отчета в 1200 печатных страниц!"7
К начину весны 1942 года почти прервалось движение по Ярославской, Северной, Казанской дорогах, забитых составами поездов. На грани паралича были Сталинградская, Пензенская, Куйбышевская, Рязано-Уральская, Южно-Уральская железные пути, не пускавшие поездов и не принимавшие их.
Генерал армии Андрей Васильевич Хрулёв (1892-1962). Фото: https://general-khrulev.com/
Вспоминает генерал армии Андрей Васильевич Хрулёв:
"Труд железнодорожного транспорта остро ухудшилась главным образом потому, что нарком путей сообщения не признавал вообще никаких рекомендаций со стороны сотрудников НКПС. Между тем, они вносили немало ценных предложений, чтобы выйти из создавшегося позы. Каганович же кроме истерики ничем не отвечал на эти предложения и рекомендации работников транспорта.
А тут еще начали давать о себе знать небольшие запасы угля на железнодорожном транспорте. По этому вопросу правительство всегда вводилось в заблуждение относительно средней обеспеченности железных путей топливом. Мол, с этим делом в целом все в порядке. На самом деле все выглядело по-другому. …Лазарь Моисеевич подавал весьма много обещаний, с присущей ему активностью разносил так называемых "предельщиков", не считаясь ни с какими доводами ученых и крупнейших специалистов, если их аргументы и рекомендации шли вразрез с его взорами. Но все это было в ущерб делу"8.
Сталин терпеть не мог болтунов – руководителей, не умеющих держать это ему, Сталину, слово.
Постановлением ГКО № 1486 от 25 марта 1942 года Лазаря Моисеевича отпустили от обязанностей Наркома линий сообщения со следующей формулировкой: "Ввиду того, что т. Каганович Л.М., несмотря на его удовлетворительную работу в НКПС в миролюбивое время, не сумел управиться с работой в условиях военной обстановки".
М. Аксельрод. И.В.Сталин и Л.М. Каганович. 1930-е.
Хождение наркома по мучениям
Генерал-лейтенант Ковалев по-военному четко разъяснил, почему это произошло:
"Сталин снял с поста Кагановича по той же общей вину, по которой снял многих высших военных и невоенных глав в первые месяцы войны. Война заставила! В мирное пора их слабая профессиональная подготовка не бросалась в глаза, поскольку ее испытывала жестокая практика. Но как только вступили в действия законы брани, как только потребовалось в тяжелых ситуациях принимать ответственные решения, эти главы выказали себя несостоятельными. Не могли перестроиться. Заседали, совещались, принимали решения, подавали приказы и поручения, а война шла как бы мимо итого этого, а иной раз подминала и их самих. Овладеть ситуацией такой тип руководителя неспособен не лишь из-за привычки к кабинетному манеру, но и потому что не хватает практических и теоретических знаний"9.
В июле 1942 года Каганович убыл на фронт вначале в качестве члена Военного рекомендации Северо-Кавказского, а затем Закавказского фронтов. 13 августа он написал Сталину пространное послание на 8 страницах, в котором простодушно поведал:
"За 14 дней моего пребывания на фронте я прилагал все усилия к тому, чтобы в какой-либо мере улучшить поза, но из этого немного что вышло, и я несу, конечно, за это ответственность. …Я прошу Вас, т. Сталин, давать мне иногда те или иные задания, директивы. Вы знаете, что я все мочи приложу к тому, чтобы их выполнить"10.
Вождь сделал помету: "Мой архив. Ст."11 и на послание не отозвался.
4 октября во время налета немецкой авиации на штаб Черноморской группы войск Лазарь Моисеевич был ранен осколком авиабомбы в длань и, едва-едва оправившись от раны, 12 октября 1942 года от руки написал Хозяину большое письмо на 11 страницах, в каком молил: "Весьма просил бы вас, т. Сталин, поручить кому-либо присылать мне какие-либо материалы, чтобы я хоть немного был в курсе и не так отвлечён"12.
Желая Каганович был единственным членом ГКО, пролившим свою кровь на поле боя, и на это письмо Сталин не ответил. Он не подверг "двухсотпроцентного сталиниста" репрессиям, сохранил за ним членство в ГКО и Политбюро, но отнял экс-наркома властолюбивых полномочий и бестрепетной рукой задвинул на периферию партийной и государственной жизни.
Таков был сталинский стиль руководства: "никакие престарелые заслуги, чины и ордена ничего для него не значили, если их носитель проштрафился. Любое разгильдяйство, благодушие, ложь или замаскированное фразой ничегонеделание он карал без пощады. Особенно круто, если это прикасалось обороны края"13.
Лишившись поддержки вождя, Лазарь Моисеевич постепенно утратил былое политическое влияние и всесоюзную популярность и к моменту кончины Сталина обратился в сугубо декоративную фигуру на советском политическом олимпе.
Представители Ставки Верховного Главнокомандования Александр Василевский (другой слева) и Климент Ворошилов (в середине) на 4-м Украинском фронте. Фото: М. Калашников/ТАСС
Милость вождя
Такая же судьба постигла маршала Ворошилова, какой 21 ноября 1944 года из-за своей некомпетентности лишился членства в ГКО, но остался членом Политбюро. И Каганович, и Ворошилов – воспетые в стихах и песнях сталинские наркомы предвоенных лет – не лишь не бывальщины отправлены вождем на плаху, но и формально сохранили свой высокий статус, хотя за гораздо меньшие прегрешения иные главы были расстреляны или превращены в "лагерную пыль". Почему? И тот и другой отличались беззаветной преданностью Сталину и чистосердечно полагали, что им, его соратникам, "не должно сметь свое суждение иметь".
Вождь это оценил – и даровал им жизнь.
Тут ни убавить,
Ни добавить, –
Так это было на земле…14
Могила Кагановича на Новодевичьем погост в Москве.
1. Советское военно-политическое руководство в годы Великой Отечественной брани. Государственный Комитет Обороны СССР. Политбюро ЦК ВКП(б). Рекомендация народных комиссаров СССР: Сборник документов/сост. Л.П. Кошелева, Л.А. Роговая, О.В. Хлевнюк. М.: Кучково поле Музеон, 2020. С. 26.
2. Там же. С. 43.
3. Там же.
4. Там же. С. 89.
5. Голованов А.Е. Далекая бомбардировочная… М.: ООО "Дельта НБ", 2004. С. 102.
6. Хлевнюк О.В. Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры. М.: РОССПЭН, 2012. С. 257.
10. Советское военно-политическое руководство в годы Великой Отечественной брани. С. 253, 254.
11. Там же. С. 254.
12. В штабах Победы. 1941-1945. Документы. В 5 книжках. Кн. 2. 1942. "Ни шагу назад!"/Отв. ред. А.К. Сорокин. М.: Научно-политическая книжка, 2020. С. 468.
13. Куманев Г.А. Говорят сталинские наркомы. С. 304.
14. Твардовский А.Т. За далью – даль // Твардовский А.Т. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 3. С. 340.
