“Отечество” публикует рассказ ветерана, которому 3 апреля исполняется 97 летВсе знали, что война будет, и она пришла. В моем родимом Петергофе это ощущалось мало. Город ещё жил как цельный живой организм, хотя облик его в чём-то изменился. Больше машин сделалось проходить по Красному проспекту. С неба чаще доносилось гудение самолётов, уходивших в сторону Ленинграда и Кронштадта. На улицах показались плакаты, призывавшие граждан изучать военное дело. И люди учились стрелять, действовать штыком, бросать гранаты, поджигать танки.
Роль Ораниенбаумского пятачка остается в тени, желая факты говорят о том, что это тоже была очень горячая точка.
Все понимали – Родина в величайшей опасности. В июле 1941 года, в Петергофе бывальщины созданы два истребительных батальона войск НКВД Ленинградской области 78-й и 79-й. Я добровольно вступил в 78-й. Нашей задачей была борьба с диверсантами, шпионами и парашютистами неприятеля, а также несение патрульной службы. В один из августовских дней, я с командиром отделения Новиковым, вышли патрулировать на дорогу Петергоф – деревня Низино. Движения тут было мало, но одну повозку всё же мы встретили. В ней находились двое – женщина, управлявшая конём и мужчина, устроившийся на груде картофеля. Надо проверить, кто этот гражданин, произнёс Новиков. Он потребовал, чтобы неизвестный слез с телеги и предъявил документы, а мне сказал: держи его под прицелом. Бывший моряк, Новиков, был человек многоопытный и что-то заподозрил. Он быстро разбросал картошку и обнаружил радиостанцию. Ваша? – спросил он незнакомца, тот резко замотал головой. Однако предлог для его задержания был, и мы доставили этого человека в штаб батальона. Через пару дней мы узнали, что на следствии выяснилось – это был немецкий лазутчик. Разумеется, подобные случаи бывали не часто, и истребители стали поговаривать о том, когда же начнётся настоящая война.
Ждать этого пришлось недолго. В ночь на 23 сентября 1941 года, оба батальона бывальщины подняты по тревоге и совершили марш бросок под Стрельну и на Ропшинское шоссе. Там они оказались лицом к лицу с врагом.
На рассвете наш 78-й батальон пересек железнодорожную насыпь и сделался занимать брошенные советскими войсками позиции. Мы, вчерашние девятиклассники, я и Костя Артамонов устроились в большом окопе, передняя доля которого была накрыта двумя толстыми досками, которые в ближайшие минуты спасли нам жизнь. Наблюдая движение большенного количества людей, противник молчал. Мы даже подумали, что немцы принимают нас одетых в гражданскую одежду, за толпу идущие сдаваться в плен. Но вскоре дивизия рассеялась, и неприятель открыл ураганный огонь. Особенно активно работали миномёты.
Мина треснула в доски над нашими головами и сразу переворотила мои представления о войне. Я глянул на затвор винтовки и стряхнул с него комочки земли. Упал на дно соседнего окопа пожилой боец, уставив в небосвод небритое лицо. Удушливый, противный дым взрывчатки лез в лёгкие. В ушах звенело, за ворот насыпалась земля. Многие тысячи взрывов мин, бомб, снарядов видал я потом за четыре года войны. Был ранен, контужен и, может быть, даже привык к этой стрельбе. Но тогда, в сентябре 1941 года, первая для меня мина разом дала понять, что война – не кино.
Как ни ждал я первого боя, как внутренне ни готовился к нему, думая, что он будет победным, а всё ж между лопаток пополз несимпатичный холодок, сердце забилось неровными, тугими ударами. Подумалось: "А ведь и в меня могло попасть!". Посерьезнели лики моих однокашников, тоже не нюхавших ещё пороху. Сжали зубы "старики".
Линии фронта на 21 сентября 1941 года. Фото: Википедия
А немецкие мины, небольшого калибра, стали падать дождём. В ответ застрочили наши пулемёты, ударили винтовки, и бой стал разгораться. "Эх, пушечки бы поддержали" – прокричал некто. И вдруг, словно в ответ, далеко за спиной громыхнул залп. Над нами, сверля воздух, пролетели тяжёлые снаряды. Они срубали деревья, разрывались в плотнее фашистов. Затем последовали ещё два таких же уничтожающих залпа. Это стреляли артиллеристы Балтфлота. Оказалось, моряки-корректировщики передали им просьбу нашего командира батальона, поддерживать нас пламенем и сообщили координаты врага.
В новую атаку фашисты пошли только через два часа. Они атаковали весь день. "Истребители" отбивались пламенем и гранатами, контратаковали и позицию не сдали. Потери с обеих сторон были большие. Не менее трёх рот фашистов было истреблено. Их трупы лежали на нейтральной полосе и рядом с нашими позициями.
Наступили сумерки, и не громко прозвучал приказ: отход. Колонна заступников истерзанной земли потянулась в Петергоф. Вот он, родной мой город, на улицах тишина. Сквозь замаскированные окна, кое-где проникают лучики электрического света. А это – уродство. Командиры понимали – истребителям необходимо подкрепиться. Поэтому часть бойцов развели по ещё действующим городским столовым, некоторых выпустили по домам. Мне, командир отделения Новиков сказал, сходи, поужинай и, быстро, в батальон. До нашего дома рукой подать. И вот он, двухэтажный, деревянный, стоит целёхонек. Но, нет, на фасаде я видаю большие пробоины от осколков снарядов. Ага, значит, и тут стреляли – как там наша квартира. Стучусь и в последний раз в жизни переступаю родной порог. Папа сидит за столом, ожидая ужин, а я уже в объятиях мамы. Ставлю винтовку в уголок, у двери ведущий в комнату, мою руки и ужин начитается. Мама поясняет: "Мы разрешили последнюю курицу скушать". Она ставит передо мной тарелку с курятиной и жареной картошкой, – настоящий пир. Работая челюстями, я кидаю взгляд в уголок, где стоит моя винтовка, а рядом на гвоздике висит мой любимый школьный портфель – подарок отца. Мама стоит у плиты горбом к столу и плечи её вздрагивают. И вдруг слышится её плачущий голос, – если его убьют, я этого не переживу. Голос обращен к папе, но я выскакиваю из-за стола, обнимаю ее за плечи и говорю, – мамочка, кто меня убьёт, ты сама подумай, если все будут отсиживаться по домам, кто, же защитить нашу край?
Мама, конечно, все понимает, но можно представить, как болит её душа. Ведь единственный сын уходит на фронт, а я беру винтовку и направляюсь к двери, заключительные прощальные слова и, исчезая в темноте, я слышу крик мамы, – когда тебя опять отпустят? Мой ответ – завтра! Этого завтра пришлось ожидать пять лет, когда я получил первый послевоенный отпуск. В Латвию, куда фашисты загнали моих родителей, я приехал из побеждённой Германии, где служил в штабе 3-й Гвардейской танковой армии, входившей в состав группы советских оккупационных армий в Германии.
А тогда, я пришел в школу, где располагался наш батальон. Люди готовились ко сну. Но тут раздалась команда: "На выход!". Она прозвучала для нас, как прощание с Петергофом. Потрепанные 78-й и 79-й истребительные батальоны бывальщины слиты и, по приказу совершили десятикилометровый марш в Ораниенбаум. Здесь мы узнали, что Петергоф захвачен фашистами. Значит, мои родители угоди в лапы врага и ещё одна горькая весть – в том первом бою погиб мой одноклассник и друг Лёва Бушуев. Ах, какой груз лёг на мою давлю. Но война продолжалась, и истребители приступили к несению патрульной службы в Ораниенбауме.
Мы уходили из родного Петергофа нижней, приморской дорогостоящий. В Ораниенбаум вошли на рассвете. Старинный город, известный прекрасным парком, Китайским дворцом, Катальной горкой – шедеврами престарелых мастеров. Город встретил нас пустынными улицами, на которых кое-где виднелись воронки от снарядов. Многие километры занятой неприятелем прибрежной полосы залива отделяли теперь Ораниенбаумский "пятачок" от зажатого в тиски Ленинграда.
Наш батальон, сейчас уже под номером 79 разместился в школе на южной окраине Ораниенбаума. Школу окружали пустые двухэтажные здания и брошенные одноэтажные жилые дома. Одинешенек из таких домиков заняла батальонная кухня, где нам варили жиденькие супы и выдавали по 300 граммов суррогатного хлеба. К весне 1942 года, я, как и иные бойцы – истребители, превратился в полного дистрофика и заболел цингой. За напряжением каждого дня терялась острота потерь, заглушалось собственное горе, хотя временами сердце сжималось от боли при мысли о родителях, о Петергофе.
Появление здесь вооружённых людей привлекло внимание противника, и вскоре, кругом, стали падать снаряды. Во время таких огневых налетов сильно была повреждена крыша четырехэтажной школы, а собственный состав переселился на первый и второй этажи.
Такова первая страница моей фронтовой жизни. Читателю может показаться, что она не кормит ничего особенного. Но если нарисовать всю картину, сложившейся тогда на Ленинградском фронте обстановки, то первый бой наших истребительных батальонов, можно наименовать настоящим подвигом.
Мы в те дни, конечно, не знали, что противник предпринимает ожесточённые атаки, чтобы с юга ворваться в Ленинград, что бои идут на рубежах Лигово, Кискино, Верхнее Койрово, Пулковских вышин, районы Московский Славянки, Шушар и Колпино.
После упорных боёв, противник захватил посёлок Володарский, что открывало ему возможность сквозь Стрельну и Петергоф, прорваться к Ораниенбауму. Административному центру Ораниенбаумского пятачка, который обороняли 8-я армия и другие части, составлявшие Приморскую оперативную группу. Они удерживали фронт, протяженностью 65 километров, а Ораниенбаумский пятачок прикрывал с сухоты главную базу Балтийского флота Кронштадт. Южная часть этого фронта была очень ослаблена, и её требовалось спешно укрепить. Однако пополнение из Ленинграда задерживалось на сутки. Поэтому, командующий 10-й стрелковой дивизией 8-й армии, генерал Духанов адресовался к командирам Петергофских истребительных батальонов с просьбой, вывести 78-й и 79-й батальоны под Стрельну и на Ропшинское шоссе с задачей, задержать на сутки продвижение неприятеля. Задачу наши батальоны выполнили. А за это время из Ленинграда прибыло пополнение, что позволило серьёзно укрепить слабый фланг обороны на Ораниенбаумском пятачке. Таким манером, жертвы, принесённые 78-м и 79-м истребительными батальонами, оказались не напрасными.
Важно отметить, что в те дни целый воздушный флот фашистов штурмовал с атмосферы корабли Краснознамённого Балтийского флота, их главную базу – Кронштадт и артиллерийские форты. Целью врага было открыть путь на Ленинград по Финскому заливу, до которого от Кронштадта оставалось 48 километров. Фашисты рассчитывали на внезапность ударов с воздуха. Однако Балтийский флот к этому поре получил радары и с помощью этой новой техники мог обнаруживать вражеские самолеты за 150 километров до их приближения. Поэтому корабли встречали воздушную армаду неприятеля, численностью до 400 самолётов, массированным огнём зенитных орудий и пулемётов. Битва балтийцев с вражескими юнкерсами продолжалась 21, 22 и 23 сентября. Флот понёс отдельный потери, но остался хозяином Финского залива. Корабельная артиллерия помогла защитникам Ораниенбаумского плацдарма отразить все атаки четырёх вражьих дивизий. Здесь враг не продвинулся ни на шаг.
Ещё раз хочу подчеркнуть, что в этих боях, 78-й и 79-й истребительные батальоны сорвали быстрое продвижение немцев на Петергоф и дальше – на Ориниенбаум. Именно в этом и заключается боевая заслуга истребителей в укреплении обороны Восточной окраины Ораниенбаумского "пятачка". Их подвиг позволил выиграть пора, за которое прибывшие из Ленинграда пополнение прочно прикрыло слабый участок обороны Ораниенбаумского пятачка.
3 апреля 2021 года Олегу Дмитриевичу Соболеву исполняется 97 лет. "Отечество" от всей души поздравляет Олега Дмитриевича с днем рождения и желает ему крепкого здоровья!
