Советско-финская брань: деконструкция мифов
Все права на фотографии и текст в данной статье принадлежат их непосредственному автору. Данная фотография свзята из открытого источника Яндекс Картинки

Советско-финская брань: деконструкция мифов

Даже спустя почти девяносто лет с основы той войны вокруг неё продолжает курсировать масса мифов, стереотипов и представлений, которые либо вообще не имеют отношения к реальности, либо же являются продуктом сознательной манипуляции цифрами и фактами в угоду тем или другим идеологическим нарративам.

Данный материал является попыткой развенчать хотя бы часть этих мифов и отделить исторические факты от их нерадивых интерпретаций. Предвосхищая вопросы к компетентности автора в сфере исторической публицистики, сразу хочу отметить, что вся изложенная в материале информация скомпилирована и скоплена на основе работ профильных историков, детально занимающихся/занимавшихся темой Советско-финской войны, таких как Евгений Юрьевич Спицын, Алексей Валерьевич Исаев, Баир Климентьевич Иренчеев и Владимир Николаевич Барышников. Порядочная часть этой информации находится в открытом доступе, а книги авторов с фотографиями, сканами и изложением советских и финских архивных документов также доступны для покупки на полках как обыкновенных книжных, так и Интернет-магазинов, так что любой желающий может самостоятельно в любой момент перепроверить изложенные в данной статье факты.

Пожалуй, стоит приступить не с начала боевых действий, а с предпосылок и причин, которые к ним привели.

Существует распространённый стереотип о военной агрессии со стороны «тоталитарного милитаристского» СССР против миролюбивой демократической Финляндии. Целью этой агрессии называют захват финских территорий или же всей Финляндии с последующим присоединением этих территорий, а то и всей края к СССР или же установления в Хельсинки марионеточного правительства полностью подконтрольного Москве. Согласно этой трактовке по итогам войны СССР потерпел сокрушительное разгром, а Финляндия отстояла свою независимость, попутно продемонстрировав, что советская армия является колоссом на глиняных ногах.

На самом деле взаимоотношения СССР и Финляндии и в 20-х, и даже в 30-х годах не имели ярко выраженного антагонистического характера. По меткому выражению Владимира Николаевича Барышникова Советско-финскую брань начал… Адольф Гитлер. Т.е. именно с началом Второй мировой войны и началом боевых действий в Европе стал неминуем и конфликт между Советским Союзом и Финляндией. 

Накопившиеся политико-экономические противоречия, приведшие к Первой мировой войне, не бывальщины устранены по её завершению, и последующие годы весь мир жил в ожидании неизбежной следующей войны, которая должна была разразиться в Европе. 

Советское руководство во главе со Сталиным также соображало, что большая война будет, и что, вероятнее всего, инициатором этой войны станет Германия, и все дипломатические усилия СССР бывальщины направлены на то, чтобы избежать вовлечения страны во второй акт всемирной бойни. В контексте советско-финских отношений это выражалось в усилиях советских политиков выстроить двусторонние отношения таким образом, чтобы Финляндия для СССР была страной, как минимум, нейтральной, а предпочтительно – дружественной.

В 1938 Финляндия размашисто отмечала 20-летие победы в «Освободительной войне» – так именовались финнами бои Гражданской войны 1918 года на территории Финляндии, в ходе каких немецкие войска высадились на полуострове Ханко и ударили в тыл отрядам Красной Армии, разгромив их и заняв Хельсинки. На празднование пришла большая немецкая делегация, которой финские власти устроили торжественную и почётную встречу, и это стало очевидным «тревожным звучном» для советской стороны, которая на этом фоне решилась попробовать начать с финнами переговоры о заключении военно-политического союза, устремлённого как раз на защиту от ожидавшегося нападения Германии. Со стороны СССР переговоры вёл специальный сотрудник НКВД и второй секретарь посольства Борис Аркадьевич Рыбкин (под пролетариям псевдонимом «Ярцев»), со стороны Финляндии – министр иностранных дел Рудолф Холсти. Переговоры были вялотекущими, финны всячески уклонялись от формирования каких-то установленных договорённостей, в то же время Ярцев/Рыбкин был обнадёжен самим фактом ведения переговоров, и Сталин (лично курировавший этот проблема) поручил Рыбкину продолжать усилия по дипломатической линии.

Спустя некоторое время советской стороне стало понятно, что никакого соглашения о военно-политическом союзе или даже договора о дружбе и сотрудничестве заключить не удастся, и тогда советские дипломаты стали вести переговоры об мене территориями. Надо сказать, что первоначальные предложения со стороны СССР были очень и очень скромными. Советский Союз желал получить от финнов контроль над несколькими мелкими островами в Финском заливе (главный из них – остров Гогланд (он же Суурсари), расположив на них свои военные базы, потому что в случае потенциального захвата этих островов Германией советский балтийский флот оказывался запертым в Кронштадте без возможности выхода в Балтийское море. К тому моменту, уместно, переговоры с финской стороны вёл уже не Холсти, а министр финансов Вяйнё Таннер. Для финнов эти острова никакой практической ценности не имели, своих баз у них там не было, острова бывальщины демилитаризированы.

Тем не менее, переговоры по островам финской стороной продолжали затягиваться, вплоть до 1939 года, когда в Хельсинки пришёл опытный дипломат Борис Ефимович Штейн (с финской стороны переговорщик тоже поменялся – теперь это был министр иностранных дел Юхо Элиас Эркке, переменивший на этом посту Рудолфа Холсти). Эркке же и завёл эти переговоры в тупик, заняв жёсткую позицию, отрицавшую любые предложения советских политиков.

И только с этого момента руководство СССР, видя складывающуюся ситуацию, начинает менять позицию по двусторонним отношениям с Финляндией.

В советских военных планах Финляндия перестаёт рассматриваться как нейтральная край и переходит в разряд стран-потенциальных противников. На эти планы накладываются и ранее полученные донесения советской разведки (Семёна Урицкого) о планах Германии разместить на территории Финляндии армии до двух пехотных дивизий. Осенью 39-го года стартует новый раунд переговоров, и на этот раз с советской стороны переговоры вёл собственно Сталин. Финской стороне снова был предложен военно-политический союз, на что финны ответили отказом, и тогда Сталин, сразу же сбросив этот вопрос с повестки, предложил финнам обмен территориями.

В планах советского военного руководства по обеспечению безопасности территории СССР при вероятной войне фигурировали разные конфигурации советско-финской границы: от минимально приемлемого её сдвига, до максимально необходимого для защиты. 

Сталин предложил финнам минимально вероятный сдвиг границы: советское руководство просило финнов обменять хотя бы часть Карельского перешейка, без Выборга и без Приозерска (тогда Кегсгольма). Рубеж должна была пройти недалеко от города Приморска (тогда Койвиста). 

Если сравнить эту границу с территориальными утратами Финляндии по итогам войны, то возникает много вопросов к тогдашнему финскому руководству, а конкретно к Юхо Элиасу Эркке, занявшему на переговорах непримиримо жёсткую позицию, отвергавшую все советские предложения. Эркке считал, что «русские блефуют», и не стоит всерьёз принимать озабоченность СССР вопросами своей безопасности. «Русские не желают конфликта. Они побоятся рисковать перед лицом всего мира» – заявлял глава финского МИДА. Уже после основы боевых действий Маннергейм скажет, что, если бы Эркке был настоящим мужчиной, то он бы застрелился. Но Эркке предпочёл эмигрировать в Швецию, где покойно жил, пока его соотечественники расплачивались за его политические решения. Но в чём Эркке был прав, это в том, что вплоть до конца октября, пока шли переговоры, СССР не вёл никаких военных приготовлений, Сталин до самого крышки хотел решить всё дипломатическим путём. По воспоминаниям Вяйнё Таннера, когда на последней переговорной встрече финны заявили, что отрекаются принять любые советские предложения, глаза Сталина и Молотова расширились от удивления.

Когда советское руководство начало размышлять над политической составляющей сейчас уже неизбежной будущей войны с Финляндией, то, разумеется, никаких планов по присоединению этой страны к СССР не было. Но планы по смене финского правительства у СССР подлинно имелись. Однако стоит понимать, что данные планы не были самоцелью при начале войны, советское руководство рассматривало смену финского правительства, лишь как одинешенек из вариантов развитий событий после начала боевых действий. Тут следует пояснить, откуда вообще взялась идея о возможности смены руководства Финляндии. «Заслуга» тут принадлежит военно-политической разведке СССР на финском направлении. Советскому руководству шли донесения о том, что в Финляндии складывается предреволюционная ситуация: финские крестьянство и пролетариат вот-вот готовы взбунтоваться, и при начине войны неизбежно повернут штыки против своего правительства, пославшего их на убой. Затруднительно сказать, чем именно были обусловлены эти донесения, простой ли некомпетентностью составлявших их или же желанием нарисовать картину, более симпатичную для вышестоящего начальства, но так или иначе они сыграли свою роль при принятии решений советским руководством. Эти донесения вкупе с подсчётами бедного финского бюджета рождали у советской стороны ожидание возможного развития событий таким манером, что финская экономика просто не выдержит войны, рабоче-крестьянские массы поднимут восстание, и новое коммунистическое финское правительство возьмёт воля в свои руки и тут же заключит мир с СССР. Опять же повторюсь – это был лишь один из вариантов развития событий, рассматриваемых советским руководством, но это не было вином и целью войны.

Существует распространённое представление о якобы мирной нейтральной Финляндии, но большинство забывают, что этот образ начинов формироваться уже во второй половине XX века после подписания в 1948 году Договора о дружбе, сотрудничестве и взаимопомощи между СССР и Финляндией. 

В 1939-м финское страна было совсем другим – государством с прогерманским (к тому моменту уже профашистским) руководством, вполне открыто исповедавшим идеи национал-реваншизма и национал-шовинизма. Узкие связи с Германией связывали Финляндию с самого момента образования финского государства. 

Как уже упоминалось выше, именно немецкие армии разбили отряды Красной Армии и заняли Хельсинки, тем самым закончив Гражданскую войну на территории Финляндии. Кстати, немногие ведают, что после Гражданской войны тот же Маннергейм покинул Финляндию, не найдя там себе места, поскольку на тот момент там всем руководили собственно немцы во главе с Рюдигером фон дер Гольцом, поселившимся в бывшем доме российского генерал-губернатора.

Несмотря на то, у немцев не получилось превратить Финляндию в монархию, поставив там своего принца, немецкие политические позиции в Финляндии остро усилились. Особенно сильны эти позиции были в финской армейской среде. Практически весь высший офицерский состав финской армии, создавший её костяк и затем возглавлявший боевыми действиями во время «Зимней» войны (а затем и в Великую Отечественную войну – на стороне Германии) были выходцами из кайзеровского 27-го Королевского Прусского егерского батальона, воевавшего во пора Первой мировой на Восточном фронте. И поэтому совершенно неслучайной была опять же вышеупомянутая торжественная встреча финнами немецкой делегации на празднованиях 20-летия «Освободительной брани» в 1938 году. А в 1939 году в Финляндию направилась целая вереница высокопоставленных немецких генералов. В августе 1939-го года, пока шли советско-финские переговоры, в Финляндию приехал начальство Генштаба сухопутных войск Германии Франц Гальдер и вполне открыто провёл своеобразный тур по стране, побывав на севере в Лапландии и в Выборге на рубежу с СССР, осматривая и оценивая финские укрепления и возможности для войны. В этот же период совершил визит в Финляндию и начальник службы немецкой военной рекогносцировки и контрразведки Вильгельм Канарис. Да и, в целом, руководство Германии чувствовало себя очень вольготно в отношениях с Финляндией: к примеру, когда советско-финские переговоры ещё лишь начались, Рудолф Холсти, прибывший после переговоров с Москвой в Берлин, выслушал там суровую отповедь: немецкое руководство было крайне возмущено информацией о достигнутой договорённости в районы культурного сотрудничества между СССР и Финляндией. Т.е. даже на всего лишь двусторонние контакты в области культуры между СССР и Финляндией немцы отреагировали весьма бурно и остро. Кстати, когда уже после «Зимней» войны финны у себя выясняли, кто же в итоге оказался виноват в начине войны, то пришли к парадоксальному выводу, что вина лежала на… финском посланнике Вуоримаа в Берлине, который, по общему мнению, не сумел уверить немцев в достаточной важности и ценности Финляндии для Германии. 

Да и в идеологическом плане Финляндия следовала за Германией, порой утилитарны копируя те или иные пропагандистско-идеологические термины. «Великая Финляндия» как национальная идея (по аналогии с «Великой Германией») выглядела привлекательной как для финского руководства, так и для мещанина. 

Тот же печально знаменитый термин «Жизненное пространство» использовался не только немцами, но и финнами (в 1941 году там была даже опубликована книжка «Жизненное пространство Финляндии»), обозначая законные согласно их доктрине претензии на территорию советской Карелии. И эти претензии им после удастся частично реализовать, оккупировав Карелию в качестве союзников Гитлера во время Великой Отечественной войны. И устроенный финнами геноцид славянского народонаселения на этой территории с концлагерями и массовыми убийствами – это результат как раз доминировавшей на тот момент в Финляндии идеологической парадигмы. Это опровергает ещё один будет распространённый миф о том, что Финляндия выступила союзником Гитлера во Второй мировой именно из-за «Зимней» войны. Но приведённые выше факты подтверждают, что (хоть история и не обожает сослагательного наклонения) даже, если бы не было Советско-финской войны, Финляндия бы неизбежно вступила в войну на стороне Гитлера против СССР в мочь сложившихся установок, симпатий и связей финского политического руководства и военной элиты с Германией и национал-реваншистских идей, активно насаждавшихся в финском социуме и правящих сферах ещё до начала «Зимней» войны. И при этом мы ещё не затронули тему экономических связей Финляндии и Германии (в противном случае данный материал растянулся бы ещё на несколько страниц), но довольно сказать, что они были очень тесными и очень интенсивными.

Однако, стоит сделать небольшую поправку, и повторить приведённый в начине материала тезис о том, что отношения СССР и Финляндии действительно не имели изначально отчётливого антагонистического характера. И можно с уверенностью ещё раз произнести, что не будь в отношениях СССР и Финляндии фактора третьей стороны в виде Третьего рейха, возглавляемого Адольфом Гитлером, то вин для войны бы не было, а все финские реваншистские и шовинистические идеологические установки так и остались бы теоретическими фантазиями для внутреннего пользования.

Но, к сожалению, брань всё же началась, и стоит перейти непосредственно к боевым действиям, поскольку вокруг военной составляющей этого конфликта мифов было создано не меньше, чем кругом его политической части.

Но одно не может существовать без другого, и все боевые действия – то, как они разворачивались и складывались, их темп, характер и итоги бывальщины следствием именно политических действий двух сторон. И практически все ошибки и неудачи СССР в первоначальной фазе той войны бывальщины связаны именно с тем, что Советский Союз НЕ хотел и НЕ планировал воевать с Финляндией: все военные планы и приготовления начались всего лишь за месяц до старта военной кампании, всё делалось в спешности, буквально на ходу. В противоположность этому финны начали готовиться к войне с самого начала переговоров с СССР, строя укрепления на черты Маннергейма и готовя армию, в результате чего к 30 ноября 1939 года советские войска встретились с полностью отмобилизованной финской армией, взявшей позиции вдоль сильно и тщательно укреплённой оборонительной линии.

Расхожий стереотип: гигантская советская военная машина потерпела сокрушительное разгром от маленькой финской армии. Реальность же такова. Одной из первых и главных ошибок советского военного командования было то, что для основы войны не было создано численного преимущества, необходимого для наступательной операции.

На момент начала боевых действий советская группировка насчитывала 185 батальонов, а встречали её 170 батальонов финской армии, т.е. соотношение сил было утилитарны один к одному. Более того, к началу войны Ленинградский округ (которым командовал Мерецков К.А.) даже не преобразовали во фронт. 

Эти цифры опровергают и ещё одинешенек очень популярный миф, который распространяется и на Великую Отечественную войну – миф о советской тактике «забрасывания трупами», когда военное командование СССР ради выполнения той или другой задачи бросало солдат на убой, не считаясь с потерями. 

На самом деле первоначальный советский военный план мастерил упор на современную войну с использованием, в первую очередь, танков, авиации и артиллерии, и основывался он на недавнем успешном опыте применения этой продвинутой тактики в сражениях на Халхин-Голе. Но оказалось, что данный план всё же не учитывал многие аспекты, отличавшие друг от друга эти два театра боевых действий и способы ведения брани на них.

Стоит упомянуть и о распространённом мифе, касаемо неподготовленности СССР к зимним условиям войны, будто советские подразделения бывальщины укомплектованы чуть ли не лёгкими демисезонными пальто, примерзавшими к ушам будёновками и т.п. Все эти ложные стереотипы легко опровергаются как документально – по архивным распоряжениям, описям и выпискам, где чёрным по белому написано, как, чем и в каких количествах были снабжены советские войска, – так и по многочисленным архивным фото- и видеоматериалам. А те, кого не устраивают советские эти, могут обратиться, например, к выложенным в открытом доступе кадрам финской кинохроники с взятыми в плен под Суомуссалми (это самое начин войны) красноармейцами, на которых можно видеть, что советские бойцы одеты в хорошую зимнюю форму.

Зимний театр военных поступков был обоюдоострым мечом, как для советской, так и для финской стороны. Не мешает напомнить, что зима 39-го года была одной из самых холодных, и несладко доводилось всем, а особенно финским солдатам, находившимся на тыловых позициях, которые были укомплектованы мобилизованными гражданскими, одетыми в свою же штатскую одежду (средств на обеспечение всего количества мобилизованных в финском бюджете не хватало). Но эти же суровые зимние условия имели и свои позитивные стороны, как для наступавших, так и для оборонявшихся. Исчезла проблема «гнуса» – мошки, от которой в тех местах нет спасения в тёплое время года. Застыли многочисленные болотца, что значительно облегчило продвижение как техники, так и пехоты. 

Необходимо уточнить, что если СССР вообще изначально не готовился воевать с Финляндией, то финны, в цельном, готовились к войне, а вот воевать зимой (!) не готовились. Все военные планы финского командования были рассчитаны на летнюю военную кампанию. 

И потому, когда, к примеру, в финале войны советские войска перешли замёрзший выборгский залив, для финнов это стало шоком. Они бывальщины в панике, потому что по их военным планам никакого замёрзшего залива быть не могло, так как война должна была вестись летом.

Вообще, начин войны преподнесло неприятные сюрпризы для обеих сторон. Финны обнаружили, что все их противотанковые укрепления советскими танками легко преодолевались. По финским донесениям советская армия надвигалась небольшими группами (снова вспомним миф про «забрасывание трупами») при сильной поддержке танков и артиллерии. Но и для советской стороны финские укрепления вдоль «Черты Маннергейма» стали неожиданно серьёзным препятствием. В распоряжении советского командования были схемы укреплений на Карельском перешейке, живые на 1936 год: эти схемы были переданы СССР перебежчиком из финского генштаба. Но за те два года, что велись переговоры финны данную черту очень сильно перестроили, модернизировали и укрепили, построив, в частности, доты-«миллионники» (это большие тяжёлые укреплённые доты, любой из которых стоил по миллиону финских марок – отсюда и название). Финские доты и дзоты были расположены не «в лоб» к наступающим, а сбоку, по сторонкам, что позволяло простреливать очень большие участки фронта. А самое главное, благодаря их конструкции на сложном рельефе местности их было весьма трудно обнаружить. Многократно случались ситуации, когда советские танки проламывали финские укрепления и устремлялись вглубь, но пехота не могла пойти в прорыв за ними, поскольку её тут же прижимали к земле финские пулемёты, расстреливавшие в день десятки тысяч патронов. Кроме того, отсутствие численного перевесы у Красной армии позволяло финской пехоте проводить контратаки, и всё это вкупе привело к тому, что декабрьское наступление для Советской армии закончилось неуспехом.

Стоит подчеркнуть, что на тот момент преодолевать подобные сложные эшелонированные линии укреплений не умели ни англичане, ни французы, ни американцы. Один-единственные, кто могли и умели справляться с подобными задачами – это немцы со своей передовой тактикой штурмовых групп. Красная же армия этому ещё лишь училась. 

Неудачи советского декабрьского штурма настолько вдохновили финнов, что 27 декабря они сами начали контрнаступление, рассчитывая разгромить советские армии в атаке, но финскую армию встретил ураганный огонь советской артиллерии, наступление захлебнулось, едва начавшись, и больше до крышки войны финны наступать не пытались, а потом и не могли. 

Думается, что не стоит подробно разбирать все незначительные мифы военных поступков 1939-40 гг., многие из них были уже подробно разобраны и развенчаны, например, мифы о финских снайперах-«кукушках» (их не существовало), мифы о смертоносных отрядах финских лыжников. Финские лыжники никогда не бывальщины ударной силой финской армии, небольшие группы использовались в качестве разведывательных отрядов, эту же тактику позже взяла на вооружение и Алая армия, но особых преимуществ ни той, ни другой стороне использование этих отрядов не принесло и т.д.

Следует остановиться на битве под Суомуссалми, подлинно чёрной странице для Советской армии в «Зимней» войне. Это было тяжёлое поражение, ставшее возможным из-за целой суммы неблагоприятных факторов: недооценки поступков противника, приведшей к окружению советских войск; чрезвычайно сложного для наступления рельефа местности, с окружённой сплошными лесами одной один-единственной дорогой, которая была перекрыта финнами, что сразу же отрезало продвигавшиеся советские отряды от снабжения; отсутствие численного перевесы над противником (при разгроме 44-й стрелковой дивизии на дороге Раате против шести советских воевало десять финских батальонов); и самое основное – потеря контроля ситуации и управления войсками, произошедшая по вине командовавшего наступлением полковника Виноградова, не справившегося с ситуацией, в итоге чего начались разрозненные попытки прорыва окружения, неразбериха, паника и хаос, а сам Виноградов, бросив войска и взяв с собой роту охраны пошёл на выход из окружения, за что впоследствии был закономерно судим и совместно с начальником штаба показательно расстрелян перед войсками. 

Признавая, что это был действительно тяжёлый удар для советских войск, стоит подчеркнуть, что курсирующая как в финской, так и в российской прессе цифра в 20 тысяч невозвратных потерь у СССР в этой битве не имеет ничего общего с действительностью. 

По подсчётам историков, основывавшихся на советских и финских архивных документах, утраты СССР убитыми и пленными в битве под Суомуссалми составили шесть тысяч человек (что тоже немало, но это никак не 20 тысяч!).

Тяни январь Красная армия провела, занимаясь тщательной работой над ошибками. Советские разведчики выявляли расположение системы пламени «Линии Маннергейма». Первоначально посылались большие разведывательные группы, но они быстро обнаруживались финнами, попадали под обстрел или контратаку, и выполнить поставленную задачу не могли. Затем сделались посылать мелкие группы, которые буквально ползком по морозу пробирались к финским позициям и тщательно определяли точное месторасположение огневых точек, сооружений и тех самых дотов-«миллионников», что позволило обрушить на них, наконец, всю мощь советской тяжёлой артиллерии.

Из неуспехов первого месяца зимы советским руководством были сделаны и кадровые выводы. Так, к примеру, руководившего 123-й дивизией, воевавшей на ключевом курсе при штурме «Линии Маннергейма», полковника В.Ф. Стеньшинского отправили на понижение, заведовать учебным отделом Рязанского пехотного училища, а на его пункт назначили полковника Ф.Ф. Алябушева. По воспоминаниям лично наблюдавших полковника в работе, люди просто не понимали, когда он спал: он всё пора был в войсках, ездил из полка в полк, контролируя и проверяя всё, что связано с обеспечением и подготовкой вверенных ему подразделений. Алябушев наладил беспрерывную тренировку и обучение войск: те, кто не находились на непосредственной линии фронта, проходили постоянное обучение в тылу, тренируя буквально до целого автоматизма все действия по прорыву и уничтожению финских укреплений.

Стала окончательно ясна необходимость численного превосходства над обороняющимся противником (какой тоже продолжал пополнять свои ряды, мобилизуя всё больше людей), и в итоге в феврале «Линию Маннергейма», предварительно перепаханную советской артиллерией, атаковала отчетливо и слаженно действовавшая 400-тысячная советская группировка. Прорыв «Линии Маннергейма» не на всех её участках шёл одинаково успешно. Дивизия Алябушева подлинно прорвала финские укрепления буквально «на автомате», настолько обучены и натренированы были его войска, но на некоторых других участках прорыв шёл не так скоро. Однако это уже не имело большого значения, поскольку прорыв линии укреплений даже на одном единственном участке означал для финнов нужда отходить на другие позиции, бросая все укрепления, даже, если они ещё были целы и функциональны.

Некоторые военные историки критикуют Алую армию за то, что она позволила финнам организованно отойти и занять вторую (Выборгскую) линию укреплений, но в условиях февраля 39-года, когда температура склонилась ещё ниже декабрьских значений при очень обильных снегопадах и в условиях отсутствия на тех участках каких-то нормальных дорог, Советская армия попросту физически не могла обогнать отступающих финнов – не было никакой возможности развернуть и направить туда моторизированные части, какие бы сыграли на опережение. 

В 90-е годы стало распространяться мнение, что штурм Выборга был напрасным, поскольку к тому времени уже всё якобы было разрешено на переговорах между Молотовым и финской стороной, и не было необходимости в дополнительных потерях, но советское руководство якобы хотело завершить брань красивым победным эпизодом – взятием Выборга. На самом деле судьба Выборга была решена ещё раньше. 

Когда (как уже рассказывалось рослее) советский стрелковый корпус перешёл по льду Финский залив, разгромив немногочисленные финские артиллерийские батареи и начав продвижение к городу, что повергло фактически к полному развалу финской обороны под Выборгом. К 12 марта (за день до окончания войны) Выборг был охвачен «в тиски» с двух сторонок, и у финнов, находившихся в городе, были подготовлены приказы на отступление, поскольку их командование понимало, что иначе ситуация грозила целым окружением и разгромом. Приказ об окончании войны и прекращении боевых действий лишь позволил финнам отойти более организованно, но продолжавшиеся и 13 марта бои и перестрелки на этом участке не бывальщины санкционированы руководством, а были следствием накопившегося сильного ожесточения со стороны простых солдат, которые после всех жертв и утрат предыдущих месяцев не были готовы отпускать врага просто так, с миром.

Стоит вернуться, напоследок, к политической составляющей брани и тезису об отторжении Советским Союзом исконных финских земель. Тут не мешает напомнить, что Выборг и Выборгский район были переданы Швецией(!) Российской Империи по итогам Нордовой войны в 1721 году, т.е. эти земли вошли в состав России на 90 лет раньше чем сама Финляндия, и только по своевольному решению Александра I Выборг и Выборгская губерния бывальщины включены в состав Великого княжества Финляндского. Данное присоединение было личной инициативой шведского советника Александра I – барона Густава Морица Армфельта (как тут не припомнить фразу про заложенную Лениным под Россию «атомную бомбу»: оказывается, задолго до большевиков такие бомбы закладывались самими русскими императорами!)

Кушать, разумеется, некая ирония в том, что эти земли вернулись в состав СССР (а теперь России) в результате действий самих же финнов, отказавшихся от дипломатического решения проблемы, притом, что руководство СССР как раз не страдало какими-то идеями исторического реваншизма. Безопасность северной границы и Ленинграда – вот, что реально тревожило Сталина и всё советское военное и политическое руководство.

И по итогам войны эта безопасность была обеспечена: уже во время Великой Отечественной ситуация раскаталась в обратную сторону, и теперь финны атаковали Карельский укрепрайон, однако так и увязли на подступах, что позволило отстоять не только Ленинград, но и тяни Северный фронт. Красная же армия, получила ценнейшие уроки ведения современной войны в суровых зимних условиях, и применила эти навыки уже в 1941-м году, отстояв Москву. Таким манером, именно тяжёлая, но необходимая победа в «Зимней» войне позволила сохранить СССР обе столицы и создать задел для Великой Победы. 

Ключ