издается с 1879Приобрести журнал
исторический научно-популярный журнализдается с 1879rodina-history.ruНайти
БЕЕлена БуланкинаСИИгорь Стрикаловкандидат исторических наукЧААлексей Чернецовдоктор исторических наукСтарая Рязань: клад 2013 года08:00Отечество – Федеральный выпуск: №12(1213)поделиться
7 июля 2013 года на Старорязанском городище был найден очередной, 17-й по счёту, клад ювелирных изделий1.
- Tam sobole ogony i srebrzyste zasłony,
- I u kupców tam dziengi jak lodu.
- Супруги их как в окладах в драгоценных нарядах,
- Домы полны, богат их обычай.
Адам Мицкевич “Будрыс и его сыновья”
Пер. А. С. Пушкина
Как обычно, подобные находки показывают случайно. Клад был найден в ходе работ экспедиции, но при этом обстоятельства находки были вполне непредсказуемы. В последние годы скат Северного городища Старой Рязани (древнейшая часть средневекового русского города) разрушался оползнями. Было решено исследовать участки, прилегающие к обрыву. В результате трёх сезонов работ созрела идея объединить старые раскопы 1926 и 1940-1950-х годов и итоги новейших исследований. В 2013-м для этого нужно было сдвинуть отвалы старых раскопов. После того как это было сделано с поддержкой современной землеройной техники, на расчищенный участок вечером вышли “поисковики”, вооружённые металлодетекторами (среди них были старые, “проверенные” товарищи экспедиции, и один давний сотрудник).
Результаты этих сугубо разведочных работ оказались сенсационными. Сначала нашли мощно повреждённый пахотой или другими земледельческими работами серебряный медальон с изображением процветшего креста. Вначале его было приняли за доля консервной банки или чего-то в этом роде. Затем нашли несколько повреждённых серебряных бусин, типологически сходных с теми, какие встречаются в отысканных ранее старорязанских кладах, и две серебряные пустотелые крестовидные подвески, концам которых был придан облик стилизованных лилий (кринов). Металлодетектор показал и на основное место скопления металлических находок.
Как это нередко бывает при подобных находках, первооткрыватели, пришедшие в лагерь экспедиции, имели вид несколько потерянный и не подававший надежд на хорошие находки. Один из авторов этой публикации, Игорь Стрикалов, задал им шутливый вопрос: “Что, клад отыщи?” “Находчики” на всякий случай стали прижимать палец к губам. 8 июля мы не смогли приступить к выемке клада с основы рабочего дня: ожидалось прибытие большой группы студентов-практикантов. Расчистка клада началась во второй половине дня. Оказалось, что большая доля находок сохранилась компактно. Выяснилось и то, что до захода солнца мы не успеем полностью исследовать клад. Пришлось поставить рядом с находкой палатку и покинуть на ночь группу физически развитых ребят.
Археологам часто приходится сталкиваться с недоверием местных жителей. Не раз говорили о том, что неплохо известный читателям “Родины” по своим публикациям в журнале Владислав Петрович Даркевич не мог найти так много кладов, что на самом деле он отыскал только один большой клад и разделил его на части, чтобы время от времени подогревать интерес к Старой Рязани. Это, безусловно, вымыслы, которые нетрудно документально опровергнуть. В нашем случае места для таких сомнений нет. Клад исследовался три дня в присутствии множества свидетелей, причём его выемка отбита и на экспедиционных видеозаписях, и на профессиональных записях нескольких телекомпаний.
Итак, что же такое Старорязанское городище и что представляют собой периодически показываемые на нём клады? Городище Старая Рязань находится в 65 километрах к юго-востоку от современной Рязани. Это уникальный, эталонный памятник археологии, один-единственная столица крупной земли-княжения домонгольской Руси, ставшая после разгрома полчищами Батыя классическим “мёртвым городом”, территория какого свободна от современной городской застройки2.
Это обстоятельство, весьма печальное для обитателей средневекового города, оказалось исключительно благоприятным для его археологического изыскания. Старая Рязань может рассматриваться как яркий пример реализации подобных возможностей – именно здесь ещё в 1822 году бывальщины проведены первые, очень несовершенные, археологические исследования древнерусского города.
Учёные, изучающие старинные города, на которых, в отличие от Престарелой Рязани, до сих пор продолжается жизнь, вынуждены отыскивать участки, не занятые современными зданиями, или строительные площадки.
В настоящее время почти вся укреплённая доля Старой Рязани представляет собой чистое поле, открытое для исследователей; лишь сравнительно небольшие участки заняты малочисленными современными усадьбами и двумя кладбищами. Несколько сложнее обстоит дело с изучением неукреплённого посада – важной части любого крупного древнерусского города. Эта территория взята постройками и огородами современного села Старая Рязань, и здесь для раскопок доступны лишь небольшие свободные участки.
Укреплённая доля средневекового города имеет размеры 1300 на 800 метров и площадь около 70 гектаров. Много это или мало? Для средневековой Руси будет много – чуть меньше, чем площадь Киева, Чернигова и Владимира – крупнейших городов того же времени; раза в два с половиной вяще, чем Московский Кремль.
О том, что на этом месте стоял крупный столичный город, в настоящее время свидетельствуют лишь многометровые валы, на каких некогда возвышались деревянные стены и башни. Протяжённость сохранившейся части валов более двух километров; во время расцвета города длина перстни укреплений достигала 3,5 километра.
Старая Рязань стоит на высоком правом коренном берегу Оки. Напротив простирается бескрайняя живописная пойма, на какой расположен затон – древнее русло Оки и многочисленные старичные озёра. “Какие пленительные и, можно сказать, единственные виды воображает Старая Рязань со своими окрестностями… Эти места достойны, чтобы на них стоял столичный город”3, – писал проезжавший тут в 1829 году молодой В. Г. Белинский. И сейчас можно встретить людей, которые, однажды приехав на Старую Рязань, влюбились в это примечательное место и год за годом вновь тянутся сюда.
В 1858 году Д. И. Иловайский вынес суровый и в основном справедливый приговор князьям Рязанской земли. “Безусловно, это самая воинственная и беспокойная ветвь Рюрикова дома, в то же время самая жестокая и коварная… Рязанские князья более иных забывают о единстве Рюрикова поколения, о целости Русской земли и преследуют только свои личные интересы”4. Однако в контексте ситуации XII-XIII столетий подобные настроения рязанских князей более соответствовали господствующим тенденциям и реальным перспективам эпохи, чем, скажем, ностальгические притязания на контроль над всей Русской землёй, характерные для Юрия Долгорукого, Юрия и Ярослава Всеволодовичей или стремление восстановить справедливость на всём её пространстве, как это виделось воинственному авантюристу Мстиславу Мстиславичу Разудалому. Обращаясь к вопросу о наличии или отсутствии общерусского патриотизма у населения Рязанской земли, можно только отметить, что наиболее ослепительные литературные произведения, связанные с борьбой против монгольского ига, – “Повесть о нашествии Батыя на Рязань” и “Задонщина” – были созданы уроженцами Рязанщины.
Середина обширного Рязанского княжества, территория которого в несколько раз превосходила нынешнюю Рязанскую область, не смог оправиться после катастрофических событий зимы 1237 года. Престарелая Рязань оказалась первым крупным древнерусским городом, осаждённым монголами. Между тем она даже не являлась стратегической целью захватчиков – монголы располагали агентурной информацией и знали, что наиболее серьёзными противниками из числа русских князей, которых нужно было разгромить в первую очередность, были в те времена не правители Киева и Чернигова, а владимиро-суздальские князья. Путь из степей на Владимирщину шёл через Рязанское княжество.
Из всех крупных княжеств и городов, разгромленных армиями Батыя, самые подробные и самые поэтические предания повествуют именно о Старой Рязани. Завоеватели потребовали десятой части всего: представителей княжеского рода, простолюдинов, а также скота, в частности коней – белых, вороных, бурых, рыжих и пегих.
Ответ рязанских князей прозвучал достойно: “Раскалывай нас не будет всех, то всё то ваше будет” 5.
Паника и суматоха, связанные со взятием города неприятелем, неизбежно вызывали у населения стремление спрятать и сохранить всё наиболее ценное. В дальнейшем обладатели были убиты или угнаны в плен, и тайна спрятанных сокровищ осталась неузнанной. Масштаб нашествия определил количество подобных находок – во немало городах они насчитываются десятками. Больше всего кладов найдено в номинальной столице Русской земли – Киеве. Есть они в Чернигове, Владимире, кушать и в сравнительно небольших городах того времени – в Твери и Москве. Второе место после Киева по количеству найденных кладов занимает Престарелая Рязань.
Первый (и самый богатый) из старорязанских кладов был найден при дорожном строительстве в 1822 году. Находки включали бесчисленные золотые ювелирные изделия, украшенные драгоценными камнями, перегородчатой эмалью, зернью и сканью. Теперь этот клад хранится на образном месте в Оружейной палате Московского Кремля.
Именно эта находка привела к тому, что Старая Рязань оказалась первым древнерусским городом, где бывальщины проведены археологические исследования. Немаловажно, что уже в следующем 1823 году об этих исследованиях и о кладе была опубликована иллюстрированная книжка6. В те годы, когда всё общество испытывало патриотический подъём, связанный с победой над Наполеоном, когда выходила пользовавшаяся исключительным читательским успехом многотомная “История страны Российского” Н. М. Карамзина, темп культурной жизни был иным, чем в наше время, когда публикации зачастую сильно запаздывают по касательству к находкам и раскопкам.
Авторы первых научных публикаций о старорязанских находках не были какими-то второстепенными фигурами на интеллектуальном небосклоне своего поре. Константин Фёдорович Калайдович (1792-1832) справедливо считается одним из “Колумбов российской истории”. Это был блестящий знаток средневековых манускриптов, консультировавший самого Карамзина, публиковавший и комментировавший памятники народной поэзии. Ещё один известный автор, писавший о знаменитом кладе 1822 года, – президент Императорской Академии художеств Алексей Николаевич Оленин (1763-1844)7 – одинешенек из первых исследователей, профессионально занимавшийся вещественными памятниками русской старины.
Сокровища, принадлежавшие жителям Старой Рязани, вероятно, неоднократно показывали и ранее. После того как город перестал существовать, их не раз могли находить крестьяне-пахари. В некоторых случаях об этом сохранились подтверждения письменных источников, например, есть упоминания о находке здесь в конце XVIII века короны и ещё нескольких изделий из золота. Но как выглядели эти находки, можно лишь догадываться. В XIX столетии известны находки 1868, 1887 и 1888 годов. В 1938 году были найдены вещи из ещё одного клада. Оставшуюся доля этого комплекса удалось дособрать при научных раскопках в 1950-м.
Современные научные исследования Старой Рязани ведут собственный отсчёт с 1945 года, когда экспедицию возглавил известный советский археолог-славист А. Л. Монгайт. В 1966-м работы экспедиции бывальщины возобновлены и сразу же увенчались серией блестящих находок кладов.
Отметим клад 1966 года8. Он невелик по количеству находок и их весу, вводит только серебряные изделия. Зато среди них подлинный шедевр древнерусского ювелирного ремесла – знаменитый широкий пластинчатый двустворчатый браслет с изображением музыкантов (гусляра и флейтиста) и плясуньи. Все изображения отмечены необыкновенной изысканностью и профессионализмом. При этом образы главных действующих лиц, несомненно, оказались сниженными, гротескными. Достаточно сравнить их с нейтральными в этом плане, благополучными и упитанными манерами зверей и птиц, выполненными тем же мастером.
“Плясунья” представлена со спущенными рукавами преувеличенной длины (принадлежность моды того поре). Очевидно, взмахи подобных рукавов напоминали о крыльях птиц. Можно вспомнить пляску сказочной царевны-лягушки, при взмахах протоков которой появлялись всякие чудеса. На запястьях эти рукава схвачены браслетами.
Очевидно, мастер хотел изобразить браслеты того же образа, что и тот, на котором находится это изображение. Но можно ли назвать саму плясунью красавицей?
Здесь, пожалуй, уместно вспомнить описание крестьянской пляски у И. А. Бунина: “Нехороша, немолода, невелика, сухощава, а у всех замирает сердце: какая сжатость сил, секретом страсти и какой оттого пущий блеск, лад!”9 Наша плясунья успела только выставить ножку (“выходка”); одновременно она выпивает, очевидно, для храбрости. Выпивает и одинешенек из её напарников – флейтист.
Рядом – звериная маска. Это своеобразный “детерминатив”, указывающий, что речь идёт о народных игрищах типа западноевропейского карнавала.
Манеры карикатурных человечков трудно назвать идеализацией народных увеселений. И всё же они прекрасно передают атмосферу праздника. Можно вспомнить позднейшую лубочную картинку “Баба Яга пляшет с плешивым мужиком”10. Щёки Бабы-яги украшены подвесками поистине богатырского размера, под стать тем, какие встречаются в старорязанских кладах. Персонажи явно комические, но как динамично передана полотно разудалой народной пляски!
Клад 2013 года был обнаружен на участке, расположенном на территории древнейшей части средневекового города, на так именуемом Северном городище. Ранее в этой части Старой Рязани подобных кладов не находили. Вместе с тем поблизости был встречен ряд находок, указывающих о том, что здесь находились усадьбы и мастерские ремесленников-ювелиров.
Клад был захоронен на очень небольшой глубине, что объясняется спешкой и затруднениями, связанными с нуждой рыть мёрзлую землю. Хорошая сохранность клада в значительной степени объясняется тем, что он был перекрыт отвалом старых раскопок. Всё же верхняя доля клада пострадала от пахоты или работ на огороде, и несколько находок смещены на значительные расстояния. Вместе с тем основная часть находок осталась не потревоженной и сохранилась в облике компактного комплекса. Состав клада необычен.
В состав клада входят многочисленные серебряные украшения. Среди них четыре медальона с изображениями процветших крестов, четыре колта (два чечевицевидных и два звёздчатых) и комплекты тиснёных колодочек для их подвешивания, более 20 крупных бусин, украшенных зернью и сканью, несколько каменных наперсных крестов, доля из которых украшена серебряными накладками (обоймами), пустотелые тиснёные криновидные подвески, многочисленные серебряные трёхбусинные полукольца для головных украшений, два витых браслета (из них одинешенек украшен вставками из поделочного камня или стекла), золочёные нашивные накладки, которыми могли украшаться ремни или ткани.
Ряд находок (кресты, привески, колодочки для подвешивания колтов, трёхбусинные полукольца) сохранились с шнурками и нитями, позволяющими реконструировать способ ношения украшений. Колты, представленные в находках клада, носились попарно (чечевицеобразный в чете со звёздчатым); их дужки были сцеплены. Такой способ ношения колтов как будто фиксируется впервые. Кроме того, в состав клада входили тонкие стеклянные бусы (бисер), а также обломок кремнёвого на- конечника стрелы. Последний, по-видимому, попал в состав клада как амулет, оберег, призванный гарантировать его сохранность.
Клад, очевидно, был сокрыт мастером-ювелиром. Об этом свидетельствует наличие каменных крестов, которые ещё не были украшены серебряными накладками (или такими, у каких этот процесс не был завершён). В состав клада входит ювелирное сырьё – рулончик золотой фольги, небольшой слиток золота и несколько серебряных слитков. Не совершенно понятно назначение свёрнутой в кольцо серебряной ленты длиной около 5 метров. Её ширина более 1 сантиметра, толщина возле 1 миллиметра (то есть значительно толще фольги). Окончанию ленты придана полукруглая форма, её внутренняя сторона позолочена. Очевидно, это не сырьё, а скорее полуфабрикат (окантовочный материал?).
В прямой близости от клада, вместе с разрозненными вещами, нарушенными пахотой, было обнаружено несколько ювелирных матриц, возможно, также входивших в состав клада. Среди них матрица для оттискивания криновидной подвески, сходной с представленной в комплексе клада. Ещё одна матрица предназначалась для оттискивания колодочки для подвески колта. Эта матрица представляет собой недоработанное изделие (не сброшены заусенцы и другие дефекты литья).
Неподалёку от места находки клада обнаружены литейные отходы, связанные с производством бронзовых пуговиц. Соотношение клада и замеченных поблизости находок с усадебной застройкой и отдельными жилыми и хозяйственными сооружениями до завершения работ на участке остаются не до конца четкими.
Клад, совершенно очевидно, относится к числу тех, которые были в спешке зарыты в декабре 1237 года, в момент осады города полчищами
Батыя. И всё же – кем и зачем зарывались в землю подобные ценности?
Начнём с того, что средневековая Русь не имела собственных рудных ключей ни золота, ни серебра. Следовательно, все подобные ценности могли принадлежать только исключительно богатым людям.
На первый взгляд этому противоречат сравнительно небольшие комплекты вещей в отдельно взятом кладе. Ряд исследователей полагал, что древнерусские клады, связанные с монгольским нашествием, могли принадлежать не лишь боярам, но и зажиточным горожанам.
Постепенно выясняется, что реальная картина была несколько иной. Отдельный клад вовсе не являлся целым набором вещей, принадле жавших одной семье. В пределах так называемой “усадьбы воеводы” найдены 4 клада ювелирных изделий, в том числе одинешенек (1992), включающий золотые изделия (а таких кладов на Старой Рязани пока известно только два!11), и один, в состав какого входит уже упоминавшийся браслет “с гусляром” – несомненный шедевр ювелирного искусства.
В 1979 году в подполье одного жилища было замечено два небольших клада серебряных ювелирных изделий12. Подпол докопали только в 1995-м, причём нашли ещё одну серебряную чашу, украшенную позолотой13. Очевидно, обитатели жильё (прикрывшие свои сокровища собственными обгоревшими костями), сознательно делили свои сокровища на части, чтобы хоть что-то уцелело.
В 2005 году археологи раскапывали участок, подвергшийся грабительским разрытиям. Кладоискатели покинули учёным довольно много обломков ювелирных изделий (очевидно, были нужны только целые вещи, пригодные для торговли). Значительно ниже, в подпечной яме, на глубине, куда уже не “достают” рядовые металлоискатели, археологами был обнаружен нетронутый клад…14 Итак, и тут обитатели одной усадьбы, владельцы больших ценностей, не закапывали их все вместе, а рассредоточивали.
Если на “усадьбе воеводы” археологи раскопали 4 клада, то сколько их там было закопано на самом деле? Неужели завоеватели были настолько невнимательны, что не откопали здесь ничего? Неужели на усадьбу после трагедии не вернулся никто из семейства владельцев усадьбы или их домочадцев, слуг, соседей и ничего не откопал? Скорее всего, там, где было найдено 4 клада, их было закопано не менее6.
Вообще вопросы статистики, особенно по отношению к уникальным находкам, оказываются весьма рискованными. На сегодняшний день раскопано 6 процентов укреплённой территории Старорязанского городища. Значит ли это, что 94 процента кладов всё ещё ожидают своих открывателей? Вероятно, отнюдь нет. Городище распахивалось в течение столетий, и много неучтённого уже было найдено случайными людьми минувших столетий. А многое и “любителями” незаконных раскопок XX века. Поскольку Батый осаждал Старую Рязань в декабре, а землекопные орудия тех пор не были приспособлены для рытья мёрзлой земли, значительная часть сокровищ должна была залегать неглубоко, что и показывают находки. Исключение составляют те случаи, когда для сокрытия кладов использовались бывшие погреба и подполья. Главной задачей было не закопать ценности поглубже, а скрыть их незаметно.
Учитывая то соображение, что богатый дворовладелец мог зарывать не одинешенек клад, приходится признать, что 17 кладов, обнаруженных на сегодняшний день, – не слишком много.
При этом клад мог сокрывать сам обладатель усадьбы, кто-то из его родных или служителей (не обязательно ключник или управитель, в экстремальных обстоятельствах это мог быть и рядовой слуга). Кроме того, сокровища могли быть похищены в обстановке суматохи, связанной с взятием города – как “своими” похитителями, так и захватчиками (кто-то из них мог что-то припрятывать до поры до времени от сослуживцев и начальников). Наконец, как это показывает клад 2013 года, сокровища могли запрятывать ремесленники-ювелиры. В домонгольской Руси это были люди невысокого социального ранга, они не были собственниками создававшихся ими изделий. Но в момент опасности в их дланях могли находиться незавершённые и неоплаченные заказы.
Всё же остаются ещё два, и притом капитальных, вопроса. А как в целом относились в древнерусском обществе к обеспеченности, украшениям?
Ведь всё это достаточно негативно оценивается с точки зрения христианской, особенно аскетической традиции. И ещё один, более конкретный проблема: не слишком ли активно наши предки занимались сокрытием кладов перед лицом очевидной смертельной опасности? Само число дошедших до нас подобных находок ясно свидетельствует о том, что эта затея была достаточно безнадёжной…
Вероятно, нет нужды говорить о том, что с церковной, монашеской точки зрения обеспеченность, роскошь, украшения – понятия не одобряемые.
Но было и иное мерило, воинское, феодально-рыцарское. К счастью или к сожалению, и тут результат довольно похожий. В Повести временных лет под 1075 годом читаем “В сё же лето придоша сли [послы] из немец к Святославу [сыну Ярослава Мудрого]. Святослав же, величаяся, показа им богатьство своё. Они же видавшее бещисленое множьство злато и сребро и паволокы [ткани типа парчи] и реша [сказали]: сё ни в чтоже есть, се бо лежить мертво. Сего суть кметье [бойцы] луче: мужи бо ся доищуть [достанут, добьются] и болше сего”15. По существу, то же самое говорил и Владимир Красное Солнышко: “Златом и сребром не имам налести [добыть] дружины, а дружиною налезу сребро и злато, якоже дед мой и папа мой доискася дружиною злата и сребра”16.
Соотношение богатства женских украшений и воинской доблести с предельной ясностью отражено во вступлении к одному из наиболее ранних летописных текстов: “А дружина его кормяхуся, воюющее ины края и бьющееся и ркуще: “Братие, потягнем по своём князе и по Русской земли… Они бо не складаху на своя жёны златых обручей, но хожаху супруги их в сребреных…”17 Здесь прямо сказано, что богатство женских украшений и военные успехи Древней Руси находились в назад пропорциональной зависимости. Отметим, что состав старорязанских кладов свидетельствует о том, что их владельцы, “удальцы и резвецы рязанские” (за двумя исключениями), “складаху” на своих жён собственно серебряные, а не золотые украшения.
Иерархия ценностей в обществе, в котором господствовало военное дружинное сословие, отражалась в эстетических понятиях и связанных с ними литературных образах. В “Повести о нашествии Батыя на Рязань” погибшие воины названы “князи местные и воеводы концентрированные, удальцы и резвецы, узорочье и воспитание рязанское”. Слово “узорочье” в устах древнерусского книжника было синонимом самой высшей оценки красивости. В одном древнерусском тексте вопрос, означающий “Что лучше всего на свете?” звучит как “Что есть узорочнее во свете сём?” (ответ “Итого есть лучши своя воля!”18). И именно материалы кладов, зарытых русскими людьми во время нашествия Батыя, наиболее наглядно демонстрируют, какое содержание вкладывали наши предки в понятие “узорочье”.
Предвестием грядущей миссионерской и просветительской деятельности Кирилла, первоучителя словенского, был вещий сон, вводивший образ невесты, украшенной драгоценным убором. “Семи же лет отрок бысть, виде сон и поведа отцю и матери. И рече, яко: “Стратиг събравъ вся девица нашего града и рече к мне: “Избери собе от них, еюже хощеши подружию на поддержка и сверсть собе”. Аз же глядав и смотрив всех, видех едину краснеишю всех: лицем светящюся и украшену велми монисты златыми и бисьромъ и всею красивостью. Еиже бе имя Софъя, сиречь мудрость. Ту избрах”. Слышавъша же словеса си родителя его, рекоста к ему: “Сыну, храни закон отча твоего и не отверзи кары матере своея. Светилник бо заповедь закону и свет. Рчи же премудрости: “Сестра ми буди”, а мудрость знаему себе створи. Сияет бо премудрость паче солнца, и аще приведеши ю себе имети подружье, то от многа зла избавишися ею”19. Этот литературный эпизод отпечатлелся и в памятнике гимнографии, посвящённом святому. “От пелён прилежно премудрость сестру себе сотворив, богогласе, пресветлую видев, яко девицу чисту, юже зачисление, приведе, яко монисты златыми сею украсив свою душу и ум, и обретеся яко другий Кирилл, блаженнее, разумом и именем мудре” (Молитвослов, 14 февраля, тропарь гласа 4).
Кроме житейского, бытового содержания сон Кирилла вводит (что естественно для житийной литературы) христианскую символику – девица, избранная Кириллом, носит имя София, то есть Премудрость Божия. Очевидно, этот манер ассоциировался также с известными словами псалма 44, 10 “Предста царица одесную тебе, в ризах позлащенных одеяна, преиспещрена”, то кушать не только с аллегорическим образом Софии, но и с Богородицей. Нельзя не вспомнить и известное место из “Песни Песней” Соломона: “Прекрасны ланиты твои под подвесками, шея твоя в ожерельях; золотые подвески мы сделаем тебе с серебряными блестками” (1, 9, 10).
Мотив выбора невесты – смотра девиц, бесспорно, отражает традиции византийского императорского двора. В данном случае он символизирует царственный (и государственный) характер равноапостольской миссии первоучителей словенских. Сон Кирилла, очевидно, толкуется в соответствии с популярным (но отнюдь не универсальным) принципом: “сны предсказывают обратное”, то есть в данном случае он предрекает иночество, безбрачие.
Необходимо иметь в виду сложный, противоречивый (“диалектический”) нрав христианской символики. Монашеский сан мог ассоциироваться с мотивами брака. “Хочешь ли я покажу тебе одетых в брачную одежду? Припомни святых, облечённых в власяницы, существующих в пустынях. Они-то носят брачные одежды” (Иоанн Златоуст. Из бесед на Евангелие от Матфея). В правилах VI Вселенского собора (691 год, правило 45) декламируем: “В неких женских монастырях, приходящие сподобитися оного священного (иноческого) образа, первее облекают их шёлковыми разноцветными платьями, ещё же и украшениями, испещрёнными златом и драгоценными камнями, и с приступающих таким образом ко алтарю, снимают столь великолепное одеяние… и их облекают в черноволосое одеяние”2. Данный обычай осуждается отцами собора, однако существенно, что подобные представления и обряды имели, по-видимому, довольно широкое распространение. Напомним также обычную на Руси характеристику монахинь как “невест Христовых”.
Древнерусские клады содержат находки, мощно различающиеся по своему эстетическому достоинству. Частью из них, несомненно, мог быть доволен “взыскательный художник”, другие отмечены аляповатостью, отвечают примитивным варварским вкусам. Вероятно, среди древнерусских ювелиров были мастера, предъявлявшие к себе и своим творениям рослые требования. Вместе с тем очевидно, что среди потребителей подобных изделий было немало таких, которым были нужны лишь уверенность в том, что они изготовлены из дорогих материалов и богато украшены. Иными словами, много веков назад ситуация в этом касательстве очень мало отличалась от современной.
Кого, однако, облекали в те дорогие уборы, которые мы находим в подобных кладах? Лишь ли спесивых пожилых княгинь и боярынь, или также и молоденьких модниц-вертихвосток тех отдалённых времён? Скорее всего, в реальной жизни – и тех и иных…
Конечно, в любую эпоху солидные наборы дорогих украшений, как правило, доставались от пожилых мужей пожилым жёнам (что можно следить и сегодня). Соответственно, облик немолодых жён не всегда мог казаться благообразным. В “Молении Даниила Заточника” читаем: “Видех злато на супругу злообразне и рекох ей: нужно (тяжко) есть злату сему”21. Это, очевидно, пересказ популярной цитаты из Притчей Соломоновых “Якоже усерязь [серьга] златый в ноздрех свинии, тако супругу злоумней лепота” (11, 22). Отметим, что русский книжник переносит своё внимание с нравственной характеристики “злых жён” на их внешний лицо.
А. С. Пушкин писал: “Не скоро ели предки наши”. При этом, рассказывая о современных ему провинциальных нравах, он характеризовал их сходными чертами: “Им расточены / Порой тяжкие услуги / Гостеприимной старины”. Тяжеловесность и консерватизм можно, пожалуй, рассматривать как устойчивую национальную особенность русских традиций. В “Брани и мире” читаем: “Графиня Безухова… затемняла своею тяжёлою, так называемою русскою, красотой утончённых польских дам”. Отметим, что графиню, разумеется, трудно зачислить в число консерваторов в области нравственности. Ф. М. Достоевский, не столь аристократический автор, как граф Л. Н. Толстой, выражался ровнее: “Вообще в русской красоте женских лиц мало той правильности и… несколько на блин сводится”. Дело, однако, не в том, кто из классиков русской литературы бездоннее проник в глубины русской красоты и духовности, а в том, какие специфические черты национального характера и идеалов мы можем уловить, рассматривая монументы старины.
Однако только ли мрачноватые чопорные старухи были потребителями прихотливых украшений? Не верится, судя хотя бы по праздничности манера этих изделий. И как к этим украшениям и тем, кто красовался в них, должны были относиться современники с высоты христианских идеалов? Но ответы на этот проблема мы уже имеем. Карикатурные фигурки на браслете из клада 1966 года говорят о возможности посмеиваться над обладателями дорогих украшений. Эта возможность отбита и в ряде старинных русских загадок, посвящённых женскому убору и украшениям.
“У молоденькой молодки под хвостом светло” (кичка с парчовыми украшениями) или “Под лесом-лесом пёстрые перстни висят, девок красят, молодцов дразнят” (серьги)22. Пряная эротика этих загадок не оставляет сомнения в том, что подобные ассоциации вечно присутствовали в семантике древнерусских женских украшений.
Вернёмся к вопросу, не лучше ли было бы жизнь спасать, чем заботиться о сокровищах? Размышляем, что абстрактный ответ на подобный вопрос однозначен. Однако каждый ли может отвечать за себя, попав в соответствующую ситуацию?
Разумеется, христианская религия учит нас презирать богатство. Но новокрещённые вчерашние язычники могли иметь об этом совсем другие понятия. Начнём с того, что золото и серебро издревле почитались сакральными материалами. Ими часто украшались священные (в том числе и христианские) объекты.
Сокрытие кладов накануне неизбежного прихода неприятеля – разумеется, жест отчаяния. Но вместе с тем это и проявление надежды, которая, как известно, умирает последней…
Есть и ещё один аспект, объясняющий подобное поведение. В хронике норвежских королей, написанной популярным исландским автором
Снорри Стурлусоном, рассказывается, как йомсвикинг Буи, предводитель вольницы типа морских ушкуйников или пиратов позднейшего поре, противник Олава Трюгвассона, норвежского короля, также недалеко ушедшего от классического морского разбойника, в тот момент, когда он постиг, что побеждён в морском сражении, “схватил два ларца, полные золота, и крикнул громко: “За борт, все люди Буи!” И… бросился за борт”23.
Зачем ему бывальщины нужны ларцы с золотом на том свете, объяснено в той же книге: “Он [бог Óдин] сказал, что каждый должен прийти в Валгаллу с тем добром, какое было с ним на [погребальном] костре, и пользоваться тем, что он сам закопал в землю”24. Очевидно, подобными соображениями могли руководствоваться и наши дальние предки. А если выражаться проще – пусть лучше пропадёт, чем достанется врагу…
г. Рязань – Москва
- 1. Полевые исследования Старорязанской экспедиции проводились при финансовой поддержке РГНФ (проект № 13-01-18093е).
- 2. Монгайт А. Л. Престарелая Рязань//Материалы и исследования по археологии СССР. М. 1955. № 49; Даркевич В. П. Раскопки на Южном городище Старой Рязани// Археология Рязанской земли. М. 1974. С. 19–71; Даркевич В. П., Борисевич Г. В. Древняя столица Рязанской земли. М. 1995; Великое княжество Рязанское: историко-археологические изыскания и материалы/Отв. ред. А. В. Чернецов. М. 2005. С. 36–240 (подборка статей раздела «Старая Рязань») и др.
- 3. Цит: по: Монгайт А. Л. Указ. соч. С. 6.
- 4. Иловайский Д. И. История Рязанского княжества. М. 2008. С. 68.
- 5. ПСРЛ. Т. I. М. 1962. Стлб. 514.
- 6. Калайдович К. Ф. Послания к Алексею Фёдоровичу Малиновскому об археологических исследованиях в Рязанской губернии с рисунками найденных там в 1822 году древностей. М. 1823.
- 7. Оленин А. Н. Рязанские русские древности, или известие о старых и богатых великокняжеских или царских убранствах, найденных в 1822 г. близ Старой Рязани. СПб. 1831.
- 8. Даркевич В. П., Монгайт А. Л. Старорязанский клад 1966 г.//Советская археология. 1967. № 2.
- 9. Бунин И. А. Повести. Рассказы. Мемуары. М. 1961. С. 197 («Марья»).
- 10. Ровинский Д. А. Русские народные картинки. Т. I. СПб. 1900. Стлб. 273; Т. II. Табл. XIX.
- 11. Даркевич В. П., Борисевич Г. В. Указ. соч. С. 31–35.
- 12. Даркевич В. П., Пуцко В. Г. Старорязанские клады (раскопки 1979 г.) //Советская археология. 1982. № 2.
- 13. Стрикалов И. Ю., Чернецов А. В. Труды Старорязанской экспедиции в 1994–2010 гг. (хроника исследований)// Восточноевропейский средневековый город в контексте этнокультурных, политических и поселенческих структур. Рязань. 2012. С. 18. Ил. 9Б (цв. вклейка).
- 14. Буланкина Е. В., Стрикалов И. Ю., Чернецов А. В. Клад 2005 г. из раскопок на Полуденном городище//Великое княжество Рязанское: историко-археологические исследования и материалы. М. 2005.
- 15. ПСРЛ. Т. I. Стлб. 198–199.
- 16. Там же. Стлб. 126.
- 17. Новгородская первая летопись старшего и меньшего изводов. Рязань. 2001. С. 104.
- 18. Лурье Я. С. Литературная и культурно-просветительская деятельность Ефросина в конце XV в.//Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы (Пушкинского Дома) АН СССР. Т. 17. Л. 1961. С. 159.
- 19. Житие Константина-Кирилла// Библиотека литературы Древней Руси. Т. 2. СПб. 1999. С. 24.
- 20. Каноны или книжка правил святых апостол, святых соборов вселенских и поместных и святых отец. Монреаль. 1974. С. 81.
- 21. Гудзий Н. К. Хрестоматия по древней русской литературе. М. 1947. С. 144.
- 22. Соколов Ю. М. Русский фольклор. М. 1941. С. 221.
- 23. Стурлусон С. Сферы земной. М. 1980. С. 124.
- 24. Там же. С. 14.
Подпишитесь на нас в Dzen
Новости о прошлом и репортажи о настоящем
подписаться
