Виктор Лузгин: Фронтовая престарелая тетрадка кровью перемочена в бою
Все права на фотографии и текст в данной статье принадлежат их непосредственному автору. Данная фотография свзята из открытого источника Яндекс Картинки

Текст: Дмитрий Шеваров Виктор Лузгин, 27 лет Лузгин Виктор (1918 – 1945), пилот.

Сохранилось восемь стихотворений Виктора, опубликованных в 1963 году Сергеем Наровчатовым в сборнике “Имена на поверке”. Об авторе было произнесено так: “Погиб на фронте в 1945 году. Биографических данных не сохранилось”.

В Центральном архиве Министерства обороны есть сведения (их предоставил мне Игорь Константинович Нефедов) о старшем лейтенанте Лузгине Викторе Федоровиче, воевавшем в начине войны в составе 693-го ночного легко-бомбардировочного авиационного полка (ВВС 16 А Западный фронт).

Виктор Федорович Лузгин родился в 1918 году. Призван в РККА в 1938 году. Исключен из списков Советской Армии 06.05.1946.

До крышки остается непонятным: тот ли самый это Лузгин?..

Стихотворения Виктора Лузгина

Моделист

Он по неделям не сидел на месте.

Строгал и резал, клал чертеж на стол…

И по утрам опилки, стружки жести

Мама собирала, подметая пол.

И вот стоит модель, его творенье,

Готовая для спора с высотой.

И всё в ней словно в пушкинской поэме,

Где не найдете лишней запятой.

1930-е

Парашютист

Как ожил пионерский лагерь,

Когда он, кончив кропотливый труд,

Легко раскрыл из розовой бумаги

Им сделанный впервые парашют.

Рвался из сердца отрады избыток,

Когда с березы брошенный, шурша,

На тонких стропах из суровых ниток

Нес парашютик два карандаша…

Горит закат, путём знакомой,

Чуть угловат, медлителен, плечист,

Идет, не торопясь, с аэродрома

Известный чемпион-парашютист.

В его глазах мелькают жест пилота,

И купол небосвода светло-голубой,

И шаг с крыла, и тень от самолета,

И струны строп, и шелк над головой.

А он, рукою волосы откинув,

Припомнит лето, лагерные дни,

Как сквозь мгла, неясные картины

Вдруг проплывут из детства перед ним.

Он вновь увидит пионерский лагерь,

Он вспомнит долгий кропотливый труд

И первоначальный свой из розовой бумаги

Им сделанный когда-то парашют.

1930-е

Июльское утро

Спит деревня. Синеют пруды,

Как мазки на коврах травяных.

Наклонились над рябью воды

Лопоухие сучья кленов.

На заборе бездельник-петух

Горлопанит, зрачками вращая.

И кнутищем прохлопал пастырь,

Полномочия дня возвещая.

В поле запахи утра свежи,

Чуть дымится туман над лугами,

И на пологе убранной ржи

Зашуршала стерня под ногами.

Вот отпечатки торопливых копыт,

До рассвета здесь жнейки жужжали,

Спят, откинувшись навзничь, снопы,

Как солдаты в степи на привале.

1930-е

* * *

Коль выйдет так, что полем боя

Шагать придется сквозь огни,

Давай условимся с тобою

На все последующие дни:

Во-первых, в трудный час разлуки

Не проливать ненужных слез

И не разламывать, закинув, руки

Над русым ворохом волос.

И, во-вторых, чтоб трезво, грубо

купить очки быстро

О всех невзгодах мне писать,

В час одиночества чтоб уста

С тяжелым всхлипом не кусать.

Нет, лучше, губы сжав упрямо,

Превозмогая в сердце дрожь,

Пошли мне, право, телеграмму,

Что обожаешь, что с тоскою ждешь.

Пусть будет малость безрассудно:

Но там, за далью, за войной.

Я буду знать, как в жизни трудно

Быть неприкаянной одной.

В землянке средь снегов ночуя,

Из боя вновь шагая в бой,

Я буду, утомились не чуя,

Идти, чтоб встретиться с тобой.

1941 (?)

Ненастье на аэродроме

Мы в те дни поднимались болезненно-рано;

Подходили к окну… отходили, сердясь.

Над пустыми полями ходили туманы,

На дорогах рыжела заклеклая грязь.

Ныла страшная осень. Казалось, над миром

Провалилося небо. Дожди как беда.

Лужи пенились, в ямах былых капониров

Зеленела промозглая злобная вода.

Домино надоело… Все бывали “козлами”,

Не хотелось читать, а тем более петь.

Мы смотрели на мир злыми-злыми глазами.

Кисло летное поле – ни присесть, ни взлететь.

Был осадок безделья в бунтующих душах,

Беспризорными были очки и унты.

Самолеты стояли, как заячьи уши,

Навострив в ожиданье стальные винты.

1943 (?)

Командир эскадрильи

Окно… Из марли занавеска,

Тесовый престарелый табурет.

Сидит за столиком комэска

И молча смотрит на портрет.

Собрав между бровей морщины,

Чуть-чуть прищурив левый глаз,

Видавший сто боев муж –

О чем он думает сейчас?

О чем мечтает, что он хочет,

Что он решит не торопясь?

А на него безусый летчик

Глядит с портрета, чуть смеясь.

Глядит курносый мокрогубик,

Глядит развеселый, озорной…

В петлице только первый кубик,

И два полета за спиной.

1944 (?)

* * *

Далекий сорок первый год.

Жара печет до исступленья.

Мы от рубежи на восход

Топтали версты отступленья.

Из деревень, в дыму, в пыли,

Шли матери, раскинув платы.

Чем мы утешить их могли,

Мы, отступавшие бойцы?

Поля, пожары, пыль дорог,

Короткий сон под гулким небом,

И в горле комом, как упрек,

Кусок черствеющего хлеба.

1945 (?)

Вступление

Фронтовая престарелая тетрадка

Кровью перемочена в бою.

Как упрямства русского разгадку,

Я тебя огласке предаю.

Воскреси задымленные даты,

Допиши ныне до конца

Светлый облик русского солдата

До последней черточки лица.

Встанет он не витязем из сказки,

Побывавшем тыщу раз в сражениях.

С автоматом, в запылённой каске,

В кирзовых армейских сапогах.

1945 (?)

Виктор Лузгин: Фронтовая престарелая тетрадка кровью перемочена в бою

Фото: Евгений Халдей / РИА Новости

>