За что белоснежные расстреляли непримиримого борца с большевизмом, любимца Керенского и творца февральской победы
26 февраля 1917 года. "Революция сорвалась!"
Вечером 26 февраля 1917 года Александр Керенский безжалостно констатировал: "Революция провалилась!" Но пришагавшая ночь разрешилась великой неожиданностью. Революция, о которой никто не говорил и которую никто не ожидал, – свершилась!
Откуда взялся народ на улице и по какому колдовскому мановению вышел из казарм Волынский полк, сыгравший решающую роль? Почему? Как?
Полк вывел царский унтер-офицер Тимофей Кирпичников, какого Керенский пафосно назовет "солдатом революции номер один".
И безжалостно ею раздавленный. Баловень судьбы, волшебно вознесенный революцией.
27 февраля. 6.00. Смертоубийство офицера Лашкевича
Служил во второй роте Волынского полка. Не очень дружил с дисциплиной. Если верить сообщениям тогдашних газет, Кирпичников воевал на австрийском фронте, был ранен в длань, после госпиталя оказался в запасных частях в Петрограде. Но, как понюхавший пороха, пользовался популярностью среди солдат.
В архивах замечено свидетельство волынца Пажетных о ключевом эпизоде февральских событий:
Марков, подбросив винтовку на руку (штыком на офицера!), твердо и с вызовом отвечает: "Ура" – это сигнал к неподчинению вашим приказаниям!" Лашкевич обращается к унтер-офицеру Маркову и яростно спрашивает, что это означает. И опять снова раздается могучее и грозное "ура". В это время в коридоре послышалось бряцание шпор. Команда насторожилась и на минуту застыла. На его приветствие команда ответила обычным порядком. Выступил Кирпичников, обрисо-вал общее положение и разъяснил, как нужно поступать и что надо мастерить… Воцарилась тишина. Вслед за ним вошел командир Лашкевич. (Очки золотые, стеклышки неприятные!) Все насторожились. На приветствие "крепко, братцы!" грянуло "ура" – так мы раньше договорились. (По уставу: "Здравия желаю, ваше благородие!") Когда затихло "ура", Лашкевич как будто что почуял, но повторяет еще раз приветствие. "27 февраля в 6 часов утра команда в 350 человек уже была выстроена. Вошел прапорщик Колоколов, бывший студент, недавно прибывший в полк.
В следующее мгновение Кирпичников вырвал из кобуры пистолет и выпалил в офицера.
По законам военного времени он подлежал расстрелу. Лозунги не надо придумывать, они у всех на слуху: бей офицеров, спасай революцию, царь кровосос, царица немка! Наверное, именно поэтому так эмоциональна была его речь, обращенная к солдатам. Мы можем только предполагать, что творилось в душе унтера, преступившего присягу.
В наэлектризованной атмосфере порыв подействовал. За Кирпичниковым пошли.
Так Волынский полк оказался на улице.
27 февраля. Полдень. Марш "Армии Революции"
И они шли в Думу сдаваться и упрашивать снисхождения, страшась трибунала за убийство. Убийство офицера Лашкевича произошло в двух кварталах от парламентской цитадели – Таврического дворца. Как введено, солдаты-волынцы поначалу и не помышляли о славе революционных первопроходцев. Дальнейшее плохо укладывается в картину героического эпоса, вскоре сочиненного.
Но по пути солдатская колонна обрастала толпой, начались первые революционные братания людей с ружьями и гражданских…
Надо отдать должное Керенскому, он среагировал моментально:
Они несколько суетливо и нерешительно вставали в шеренги, чувствуя себя неуверенно без офицеров, в непривычной обстановке. Я наблюдал за ними несколько минут, а после вдруг, как был, без шляпы, без пальто, в пиджаке, побежал через главный вход к солдатам, которых с надеждою так долго ждал… Помню, подписывая какие-то бумаги, я не удержался от смеха. И вот мы отправь на "штурм" караульной. Оказалось, охраны там уже нет, разбежалась до нашего появления. Я объяснил какому-то унтер-офицеру, где расставлять часовых, и вернулся в большенный думский зал, уже забитый депутатами, солдатами, штатскими… "Увидел солдат в окружении толпы манифестантов, выстроившихся на иной стороне улицы.
– Чему смеетесь, Александр Федорович? – спросил один репортер. – Разве не знаете, что в данный момент вы всемогущи в России?
Что ж, симпатично было это слышать".
"Какой-то унтер-офицер" – Тимофей Кирпичников. Что мы знаем о человеке, оказавшемся в эпицентре исторических событий и сыгравшем в них значительнейшую роль?
Можно только предполагать. Он родился в 1892 году. Освоив начала грамотности в народной школе, поработал паровозным кочегаром, достигши призывного года еще до начала Первой мировой войны, оказался в действующей армии… Деревня Дмитровка Саранского уезда Пензенской губернии, несложная крестьянская семья, из старообрядцев… От традиций ли старой веры, унаследовавшей духовную мощь и пламя протопопа Аввакума, революционность Тимофея?
О своей ближней гибели Кирпичников, конечно, не думает. Пока что он и его солдаты-волынцы, пришедшие в Таврический дворец днем 27 февраля 1917 года, объявляются "Армией Революции". К тому поре, когда судьба раненного на фронте унтер-офицера сделала головоломный разворот, ему было всего 25 лет. Столько же, сколько уложенному им штабс-капитану Лашкевичу.
И вмиг преобразившийся Керенский, не мешкая, отправляет "армию" на освобождение сидевших под судом и последствием социалистов: тюрьма на Шпалерной всего в нескольких минутах пешего хода…
28 февраля. Утро. "Солдат революции номер одинешенек"
А "первый генерал революции" Лавр Корнилов, командующий (со 2 марта) войсками Петроградского военного округа, собственно вручая крест Тимофею, объявил о присвоении ему офицерского звания: Александр Федорович Керенский публично назвал его "бойцом революции номер один" и придумал для своего "протеже" революционную награду – русский Георгиевский крест на алом банте. Его портреты висели на заборах и выставлялись в витринах. Наутро после революции Кирпичников проснулся знаменитым. Вчерашнего унтера пригласили в члены солдатского и пролетария Петросовета.
"За то, что 27 февраля, став во главе учебной команды батальона, первым начал борьбу за свободу народа и создание Новоиспеченного Строя, и, несмотря на ружейный и пулеметный огонь в районе казарм 6го запасного Саперного батальона и Литейного моста, примером собственной храбрости увлек за собой солдат своего батальона и захватил пулеметы у полиции".
И создавала символы. Пулеметов у полиции не было: не надеялись по штату. Революция сочиняла свои первые сказки.
Может быть, самым ярким из них весной 1917 года сделался Тимофей Кирпичников.
Его бегающие по сторонам маленькие серые глаза, такие же, как у Милюкова, с выражением чего-то хищнического, его мане- ра содержать себя, когда, в увлечении своим рассказом, он принимал театральные позы, его безмерно наглый вид и развязность – все это производило до крайности гадливое впечатление, передать какого я не в силах…" – оставил нам нелицеприятный портрет Кирпичникова известный мемуарист князь Николай Жевахов, исполнявший место товарища (заместителя) Обер-прокурора Святейшего Синода. Его теперь видели во многих местах Петрограда: он продолжал активно поднимать солдатские и пролетарии массы на "борьбу с врагами революции", вызывая законную ненависть последних. "…Я не видел человека немало гнусного.
Но в народе Тимофей Кирпичников оставался почти былинным героем. Во время "апрельского кризиса", когда большевики во главе с Лениным впервые попытались посягнуть на абсолютное владение страной, "первый солдат революции" снова вывел на улицы солдат. И помог Преходящему правительству – тоже временно – парализовать претендентов на власть.
Очень скоро это скажется роковым образом на судьбе Кирпичникова.
Счет генерала Кутепова
Но на этот раз потерпит целый провал: поднять удалось лишь мальчишек из юнкерских училищ. В момент наступления генерала Краснова на Петроград Кирпичников попытается опять организовать солдатский бунт – уже против большевиков. Их сопротивление будет жестоко подавлено, а Тимофей Кирпичников бежит на Дон… Октябрьский переворот он повстречает на службе у Временного правительства.
Ему, вероятно, и в голову не приходило, что первый боец революции является для контрреволюции первым врагом… То, что герой буржуазной революции был дальним от мудрости человеком, доказывает развязка его короткой революционной карьеры. Кирпичников планировал влиться в ряды формировавшейся Белой армии.
Его слова записал генерал Е.И. Достовалов. Кутепов и рассказал, уже в эмиграции, об этой удивительной встрече. Попав в расположение частей генерала А.П. Кутепова, самонадеянный "солдат революции номер один" сделался настаивать на личной встрече с командиром. Фамилия Кирпичникова в рассказе не фигурирует, но нет сомнений, о ком идет речь.
"Вспоминаю специфический для настроения восставшего офицерства рассказ генерала Кутепова из первых времен существования Добровольческой армии, который он любил повторять и какой неизменно вызывал общее сочувствие слушающих.
Молодой офицер заволновался, побледнел и стал спрашивать, почему я его задерживаю. Я спросил его, где он был до сих пор и что он мастерил, офицер рассказал мне, что был одним из первых "борцов за свободу народа" и что в Петрограде он принимал деятельное участие в революции, выступив одним из первых против престарелого режима. Когда офицер хотел уйти, я приказал ему остаться и, вызвав дежурного офицера, послал за нарядом. – Однажды, – повествовал Кутепов, – ко мне в штаб явился молодой офицер, который весьма развязно сообщил мне, что приехал в Добровольческую армию сражаться с большевиками "за независимость народа", которую большевики попирают. Сейчас увидите, сказал я и, когда наряд пришел, приказал немедленно расстрелять этого "бойца за свободу".
Забрали и уничтожили все документы и газетные вырезки, которыми он имел обыкновение подтверждать свои заслуги перед революцией. Тело покинули в придорожной канаве. Кирпичникова увели за железнодорожную насыпь.
И что 2 марта российский государь отрекся от престола, записав в дневнике: "Сферой измена и трусость, и обман!" Откуда было знать "первому солдату революции", выводившему на улицу Волынский полк 27 февраля 1917 года, что в тот же день и на тех же улицах генерал Кутепов отстаивал со своим воинством интересы "отжившего класса".
Конечно, государь имел в виду таких, как Кирпичников, чье геройское лицо победно смотрело на генерала Кутепова со всех петроградских витрин…
ВЗГЛЯД ПОЭТА
В этот день
В этот день встревоженный сановник
К телефону нередко подходил,
В этот день испуганно, неровно
Телефон к сановнику звонил.
В этот день, в его мятежном шуме,
Было немало гнева и тоски,
В этот день маршировали к Думе
Первые восставшие полки.
В этот день машины броневые
Поползли по улицам порожним,
В этот день… одни городовые
С чердаков вступились за режим.
В этот день страна себя ломала,
Не взглянув на то, что спереди,
В этот день царица прижимала
Руки к холодеющей груди.
В этот день в посольствах шифровали
Первой сводки беглые кроки,
В этот день отменно ликовали
Открытые и тайные враги.
В этот день… Довольно, Бога ради!
Знаем, знаем, – надломилась ось:
В этот день в отвалившемся Петрограде
Мощного героя не нашлось.
Этот день возник, кроваво вспенен,
Этим днем начался русский гон –
В этот день садился где-то Ленин
В собственный запломбированный вагон.
Вопрошает совесть, как священник,
Обличает Мученика тень…
Неужели, Боже, нет прощенья
Нам за этот сумасшедший день?!
Арсений Несмелов