Эту работу я назвал по аналогии со знаменитой работой французского историка Люсьена Февра «Бои за историю», хотя боев никаких не будет, а будет рассказ о том, как трудится историк.
Вместо предисловия
На «ВО» часто кипят страсти, но не вокруг темы той или иной статьи из военной истории, а о том, кто и как сформулировал суждения, насколько это мнение – «мнение» или совсем «не мнение», или, говоря по-другому, подкреплено ли оно научными изысканиями или личными догадками и фантазиями.
В крышке концов, в чем разница между «я так думаю» (перефразируем крылатое выражение «я так вижу» из кинофильма «Приключения принца Флоризеля») и реальным разбором исторических событий?
Я хотел бы в этой небольшой статье рассказать о научных принципах работы историка. По крайней мере о том, как это надлежит быть в идеале.
Данную статью я пишу по просьбам читателей, это мой рассказ, скромный вклад в тему о ремесле историка. В своем повествовании я постараюсь избежать сложных терминов и рассказать о технологиях в науке истории несложными словами. И прежде чем приступить к описанию «ремесла», я затрону некоторые аспекты, серьезно влияющие на общественные взгляды по этому проблеме.
Во-первых, в наши дни сами научные степени по гуманитарным дисциплинам сильно девальвированы в связи с коррупцией, охватившей наше общество и пробравшейся и в область науки, где многие важные лица непременно стремятся заполучить степень, впрочем, реже по истории, а вот экономике и политологии повезло тут меньше. Конечно, тот же ВАК с профессионального историка сдерёт семь научных шкур (в законных рамках, конечно), прежде чем даст защититься, рассмотрит любую работу через атомный микроскоп, но широкие слои общественности считают, что если коррупция есть, то все одним миром мазаны.
Во-вторых, книжному делу и т.п. как бизнесу, разумеется, резко интереснее не «скучные исследования», а броские, кричащие, альтернативные «историки». А публике, среди которой процент зараженных когнитивным диссонансом крайне велик, необходимы горячие факты, опровержения и низвержения, неприятели и переписанные истории. Авторы-графоманы были всегда: и в Пушкинский дом в советские времена потоком шли «исторические работы» от любителей, особенно выделялись здесь отставные военные. Одна из работ была посвящена «исследованию» поэмы А. С. Пушкина «Евгений Онегин» как памятнику брани 1812 г., где танец балерины Истоминой олицетворял, по мнению «исследователя», борьбу русской и французской армий, а победу русской армии — схватка ножек:
«То стан совьет, то разовьет,
И быстрой ножкой ножку бьет».
С появлением интернета для подобных работ открылись все шлюзы.
В-третьих, профессиональные историки нередко слишком варятся в собственном соку, по разным причинам, не занимаясь популяризацией научных достижений, за редким-редким исключением, тем самым уже отдав поле битвы непрофессионалам и зубодробительной альтернативе. И лишь в последние время профессионалы подключились к работе по популяризации научных знаний.
Что такое история как наука
Во-первых, что такое история как наука?
История — это прежде итого наука о человеке и обществе. Точка.
Впрочем, большинство наук попадает под это определение. Экономика – это наука об истории экономии. Юриспруденция – это наука об истории юриспруденции и т.д.
И потому историю и называют магистром жизни, потому что без четкого и, главное, правильного понимания «истории» общества невозможны правильные прогнозы по его развитию, да даже и не прогнозы по развитию, а выполнения льющегося управления.
Простой пример из бизнеса. Если вы не проанализируете продажи за последний истекший период, вряд ли вы поймете, почему кушать проблемы и как их исправлять, как планировать будущие продажи, казалось бы, стандартная ситуация: мы анализируем уже прошлое, даже если оно было только-только вчера, чтобы исправить промахи в будущем. А бывает ли по-другому? В продажах нет, а вот в истории?
Давайте разбираться.
Но это, так сказать, о большом, глобальном, спустимся же на уровень пониже.
А наука ли история?
Зададимся типическим вопросом, который часто звучит в устах сомневающегося: а история — наука?
А философия? А физика? А астрономия?
История – наука, какая имеет четкие механизмы исследования в условиях, когда объектом изучению является не мертвое тело, как, например, в физике, а человек, человечье общество. Человек со всеми его страстями, взглядами и т.п.
Много наук изучают человека, он в центре исследований почти всегда, будь то медицина или социология, психология или педагогика, но человек – это создание социальное, а вот развитие социума, в котором живет человек, как раз и изучает история, и это ключевой фактор жизни человека.
Те, кто по незнанию рассуждают об возвратном, прежде всего путают историю как науку и художественную литературу об истории.
А. Дюма или В. Пикуль, В. Иванов или В. Ян, Д. Балашов – это всё писатели, какие писали на исторические темы, кто-то близко к научному видению вопроса, кто-то не очень, но доступно, ярко и понятно для читателей: «Я бьюсь потому, что я дерусь».
Тем не менее, это не история, а художественная литература, которая допускает авторский домысел. Домысел – это то, что категорически отличает науку от художественной литературы. Неразбериха в понимании этого вопроса приводит к тому, что люди начинают думать, что история не наука, так как в исторической художественной литературы цело выдумок, но никакой связи у науки с художественной литературой нет, за исключением того, что писатели черпают свой материал у профессиональных ученых.
Э. Радзинский — еще одинешенек пример того, когда драматург воспринимается как историк. Он посредством манипуляции на чувствах переносит свои мысли на тот или иной счет, о тех или других исторических личностей. Но это не историк, это писатель-драматург, чтец.
А дело в том, что в основе работы историка-исследователя лежит источник или исторический источник. Это может быть летопись или хроника, папки с делами из архивов или снимки, налоговые документы, переписи населения, справки, бухгалтерские книги или метрики о рождении и смерти, событийные журналы, надгробные камни, полотна и монументы. Но главное, что отличает историка от писателя с точки зрения подхода: историк идет от источника, писатель от своих дум или своего видения. «Печка» историка, от которой всё пляшет, – это источник, «печка» писателя – идеи, которые он хочет донести до читателя. В идеале, да, впрочем, и в существования, часто так бывает, что историк в конце своей работы может прийти к совершенно иным выводам, нежели можно было ожидать: вытекай не за кроликом, как герой «Матрицы», а за источником.
Профессия накладывает на себя отпечаток, и поэтому у историков, если они, конечно, учатся неплохо, формируется два параметра. Первое: ссылка на источник «одна бабка на базаре сказала», «один свидетель показал» — это не для них. У свидетеля вечно есть имя, в противном случае это не работа историка. Второе: ссылка на историографию. Об этом чуть ниже.
Чем отличается историк от того, кто умеет декламировать книги?
Эту главку я намеренно озаглавил в шутливом тоне, а в ней я поведу речь об основных, ключевых вопросах исторической науки, без познания которой она совсем и не наука, а тот, кто пишет на данную тему, не историк.
Итак, что необходимо знать историку, какие ключевые параметры отличают научного исследователя от любого человека, какой интересуется историей, способен читать, иногда с ошибками, и думать?
Историография. Первое, что должен знать историк, или, скажем так, что он должен подробно и скрупулёзно изучать и знать, — это историография вопроса или темы, которой он занимается. Это системная работа, историк должен ведать все, подчеркну, все научные работы по изучаемой тематики. Художественная литература, публицистика и шарлатаны к историографии не относятся, но знать о них тоже недурно.
С первого курса студенты активно изучают историографию. А что же это такое? Историография – это научная литература по теме, или кто и что из ученых написал по этой теме с самой первой работы по этому вопросу. Без знания историографии нет смысла приступать к исследованию источников.
Во-первых, зачем мастерить по-новому работу, которую, возможно, была проделана еще сто лет назад?
Во-вторых, чтобы не открывать заново Америку, опять же если к этой идеи или гипотезе некто пришел лет пятьдесят назад. Ссылка на первооткрывателя обязательно, если её нет, это будет в случае, если вы незнакомы с таким трудом, научная некомпетентность, а в случае, если ведали — подлог.
Повторюсь, по любой научной теме есть обширная историография, особенно по важнейшим темам, знать её, изучать – значительная часть работы исследователя.
Более того, в процессе учебы историки изучают историографию по другим направлением, что очевидно, все документы (ключи) прочитать невозможно, знать мнения историков по теме обязательно, тем более что они бывают диаметрально противоположными. Обязательным является сдача монографий (наизусть), отданных тому или иному направлению историографии, в кандидатский минимум входит подготовка историографических вопросов по тем или иным направлениям, то есть при сдаче минимума вы должны целиком знать историографию по нескольким темам, повторюсь, полностью, то есть в случае отсутствия обобщающих трудов самому пройти (прочесть) по всей историографии. У меня, например, по минимуму была историография по кочевникам средних веков в Восточной Европе и по ВОВ, честно сообщая, гигантский материал.
Аналогичными знаниями историк должен обладать в области источников, то есть знать, к какому периоду какие ключи относятся. И опять же это обязательные знания, которыми вы должны владеть. И речь идет не только о вашем предмете специализации или заинтересованности, но и по другим периодам, странам и народам. Это необходимо знать, конечно, голова не компьютер, и если вы чем-то не пользуетесь, то можете и подзабыть, но суть от этого не меняется, при нужды все легко восстановить.
Например, у нас совсем нет идентичных источников первого периода истории Рима (царского и периода ранней республики), письменность показалась в Риме в VI в. до н.э., в V в. н.э. появились записи истории – анналы, но все это не дошло до нас, как и ранние историки (только фрагменты), а все источники относятся к более запоздалому периоду, это Тит Ливий (59 г. до н.э. — 17 г. н.э.), Дионисий (тот же период), Плутарх (I в. н.э.), Диодор (I в. н.э.), Варон (I в. н.э.) и менее порядочные источники.
Мы все в детстве читали захватывающий роман «Спартак» Р. Джованьоли, который в основном является вымыслом, так же, как и захватывающий американский кинофильм с участием К. Дугласа, но исторических источников по этому событию, дошедших до нас, крайне мало: это несколько страниц в «Гражданских войнах» Аппиана и жизнеописание Красса Плутарха, все остальные источники лишь упоминают это событие. То есть с точки зрения источниковедения информации у нас почти нет.
Ведать точные источники по разным направлениям, а уж тем более по своему — обязанность историка, то, что его отличает от любителя.
Как прочитать источник? Второй значительный момент в работе – это знание языка источника. Под знанием языка источника подразумевается многое, но ключевое — это просто знание стиля. Невозможно источниковедение без знания языка.
Невозможен анализ без знания языка – это аксиома. Интересующийся историей может позволить себе декламировать, например, так называемую Повесть временных лет (ПВЛ) в переводе, историк читает изданный оригинал. И для того, чтобы все интересующиеся историей могли декламировать ту же ПВЛ, переведенную Д. С. Лихачевым, была проделана огромная работа историков, насчитывающая 200 лет, которые читали и переводили этот текст, препирались и сверяли дошедшие памятники и т. п. Тем более что на языках оригиналов изданы практически все мировые источники. Так как прибегать постоянно к тексту оригинала или первоисточника, так, к собственно Лаврентьевской летописи, которая хранится в Российской Национальной библиотеке (РНБ), нереально.
Во-первых, это внутренняя ответственность, зачем излишний раз тревожить манускрипт, когда он уже издан в различных видах, в том числе в факсимильном, просто с точки зрения его сохранности. Во-вторых, с позиции изыскания памятника как источника уже проведена гигантская палеографическая работа по бумаге, почерку, вставкам и т.д.
Если кажется, что читать на древнерусском попросту, то это не так. Кроме изучения курса древнерусского языка, необходимо знать текстологию, палеографию.
Повторюсь, это не значит, что все исследователи сразу же кидаются в рукописный отдел РНБ или библиотеку Академии наук, конечно, нет, специализация в исторической науке огромная: и те, кто конкретно занимается палеографией или наукой, учащий текст, редко выходят на проблемы, например, социально-экономического развития Руси, да и их работами активно пользуются историки, которые занимаются всеобщими вопросами, но безусловно, все работающие с текстом обязаны знать язык источника.
Тем, кто считает это простым делом, предлагаю взять учебник палеографии и попытаться прочесть и перевести письмо Петра I. Дело это непростое. А теперь представим, что вы вдруг захотели проверить мемуары какого-нибудь деятеля XVIII столетия, уже опубликованные, на основе архивных документов. То есть вам нужно освоить чтение скорописи, которая практиковалась в XVIII веке, и после того как вы продеретесь сквозь этот частокол, понять и перевести. А с учетом господства в эту эпоху французского языка придётся освоить и его.
Отмечу, что огромный пласт ключей по истории России XVIII в. ждет своего исследователя, вернее, исследователей. Работа эта огромная, требующая временных затрат.
Несложнее говоря, человек, который занимается Древнем Египтом, обязан знать древнегреческий и египетский алфавит, викингами – древнескандинавский или древнеисландский, англосаксонской ранней историей – латынь, и т.д. А вот если вы занимаетесь историей Первой всемирный, как минимум необходимо знание французского как языка международных документов, а далее по списку. А почему именно эти языки? Я просто привел образец языков важнейших источников по данной тематике.
Естественно, при углублении в тему знание других языков тоже необходимо, та же латынь – основной стиль раннего западного средневековья, но повторюсь, знание основного языка исследования — обязательное условие. Нет знания — невозможно исследование, да и нет историка как специалиста.
Таким манером, ключевые параметры работы состоят в анализе источника, на основе знания историографии, без знания второго невозможно что-то разбирать, нет смысла делать мартышкин труд.
В ПВЛ по Лаврентьевскому списку есть информация о том, что Олег, захвативший Киев, делает следующее: «Се же Олег… устави дани словеном, кривичам и мери, и (устави) варягом дань даяти от Новгорода гриве 300 на лето, вселенной деля, еже до смерти Ярославле даяша варягом». То же и в ПВЛ по Ипатьевскому списку. А вот в Новгородской Первой летописи младшего извода: «И дани устави Словеном и Варягам даяти, и Кривичем и Мерям дань даяти Варягом, а от Новгорода 300 гривен на лето вселенной деля, ежели не дают». Все поздние летописи в основном повторяют формулировку ПВЛ. Исследователи ХIХ в. и советского периода сходились во мнении, что Олег, удалившийся в Киев с севера, назначил дань со словен, кривичей и мери себе и варягам.
Только И. М. Троцкий в 1932 г., учитывая тот факт, что Новгородская Первая кормит более ранние тексты чем ПВЛ (Шахматов А. А.) указал, что переводить надо «…и дань устави словенам и варягам даяти», при котором дательный падеж оказывается подневольным от «даяти», то есть дань давалась не словенами, а словенам и варягам. Есть разница в летописи между термином «устави» и «возложи»: устави – для племен, шагающих с Олегом, возложи – для захваченных Олегом племен (Греков Б. Д.). Если Б.Д. Греков переводил глагол «уставити» как «установить буквальную меру», то И.Я. Фроянов переводит как «назначить».
Что следует и из контекста, Олег идет в поход со словенами, кривичами и мерей, покоряет Киев и берет с него дань на своих союзников.
Таким манером, уточнение перевода приводит к совершенно иному смыслу, который соответствует и реалиям, Олег, захвативший Киев, обложил его данью в прок своего войска.
Конечно, всего знать нельзя, и, скажем, в случае изучения истории Руси и монголов исследователь может не ведать восточных языков источников по истории монголов, в таком случае он воспользуется переводами историков-специалистов по языкам, но, повторюсь, без знания древнерусского его труд будет ничтожна.
И еще один важный момент: в среде любителей крайне распространено мнение, что если книга издана в ХIХ в., то доверие ей целейшее. Рассмотрим три перевода Феофана Исповедника (ум. 818 г.), автора обширной «Хронографии» по истории Византии: перевод В. И. Оболенского в ХIХ в. и два перевода (частичных) Г.Г. Литаврина и И.С Чичурова в крышке ХХ в. Если следовать В. И. Оболенскому, то читатель мог подумать, что «партии» на ипподроме одевались в латы, а в Византии должностные лица назывались графами. Безусловно, степень изыскания и переводы шагнули значительно вперед, переводы Г.Г. Литаврина и И.С Чичурова — это высочайший уровень на сегодня, и многие работы прошлых этапов воспринимаются в профессиональной среде как историографические памятники.
Что надо знать об источниковедении
Вторым фактором в источниковедении является вопрос понимания структуры, взаимосвязанности исторических документов, в крышке концов, их специфики. Так, бортовой журнал на корабле, например, будет всегда первичен по отношению к мемуарам матросов; летопись или хроника — для древности, массовые документы, так, по армии, — по ХХ веку.
Попросту для того чтобы отличить ложь от правды, историк, занимающейся определенной темой, должен кроме историографии по теме, познания языка источника и самого источника, знать свой период, то есть датировки, историческую географию, социальную структуру учимого периода, терминологию и т.д.
Снова об источниковедении. Если мы говорим о русском летописании, то необходимо знать, как летописи связаны между собой, где первичные летописи или протографы, где подневольные от них, более поздние летописи, и это с учётом того, что до нас дошли летописные списки более поздних периодов: работы Шахматова А.А., Приселкова М.Д., Насонов А.Н., или нынешних авторов Клосса Б.М., Зиборова В.К., Гиппиус А.А.
Знать, что важнейший юридический документ по древнерусскому праву «Русская правда» имеет три редакции: Короткая, Пространная, Сокращенная. Но дошли они до нас в разных списках (физически) периода от ХIV до ХVII века.
Тогда не возникнет ляпов, когда некто напишет: в ПВЛ указано так-то, а в Лаврентьевской летописи – так-то. Не путать списки, дошедшие до нас, и выводимые из них изначальные летописи или протографы.
Владеть представление о хронологии, так как часто известно, что датировка крайне сложна и неоднозначна. Прошло то время в истории, это было в ХIХ в., когда масса трудов посвящалось хронологии и спорам вокруг неё, приняты определенные допущения, и это не научный оппортунизм, а понимание того, что источники не позволяют нам однозначно сообщать о том или ином времени. Как, например, хронология для ранней истории Рима: неизвестно, когда основан Рим – нет точной даты, а есть традиционная. Отсчёт по эрам вносит также неразбериху, в раннем Риме календарь был крайне несовершенный: вначале год состоял из 9 месяцев, а месяц был лунным – 28-29 дней, позднее случился переход на 12 месяцев при сохранении лунного месяца (при Нуме Помпилии). Или скажем, тот факт, что первоначальная часть русской летописи была не датирована.
Вот так выглядела история написания русских летописей по академику А.А. Шахматову. (История русского летописания в 2 томах. Т.I., СПб., 2002. С. 357.)
Так что нынешние «хроноложцы» от глубочайшего невежества в источниках и историографии хронологии обрекают себя на сизифов труд.
Добавим к всему вышесказанному, что исследователь должен ведать и свободно ориентироваться в источниках по своему периоду: это значит, что и когда было написано, кем, основные характеристики автора, его взгляды, идеология, если выговор идет о документах: знание системы их написания, вплоть до словооборотов.
Вот несколько примеров на предмет знания контекста рассматриваемого этапа. Это приблизительно то же самое, как в истории живописи определить подлинность картины на основании изображенных в ней атрибутов (мобильного телефона в ХIХ в. не было).
Уже лет пятнадцать есть свидетельства о том, что в начале 90-х годов ХХ в. сотрудниками КГБ по распоряжению членов ЦК были сфабрикованы документы по Катынскому и аналогичным делам, признаки имитации были выявлены и представлены широкой публики. Во многом подделка была выявлена на основе лингвистического анализа, нестыковок в самих «документах», датах и их несовпадения с льющимися событиями.
Впрочем, подделка документов — это отдельная, крайне интересная тема.
Такое же серьезное несоответствие контексту эпохи потребовали сомнение в подлинности двух памятников древнерусской истории: «Слово о полке Игореве» и Тмутараканский камень.
«Второй» Тмутараканский камень. Надгробие Иоанникия, строителя Тмутараканского монастыря, 1072 г. Тмутаракань. Керченский археологический музей. Фото автора
Проблема о подлинности «Слова» ставили не раз до исследователя А.А. Зимина, но его доводы вызвали бурю эмоций и серьезное обсуждение в Отделении истории АН СССР 4-6 мая 1964 г. Зимин подверг сомнению соответствие монумента ХII века, возводя его существенно к более позднему времени – ХVIII веку. Из-за гибели самого документа во время пожара 1812 г. в доме собирателя и первооткрывателя русских рукописей графа А. И. Мусина-Пушкина палеографический анализ был исключен, но был проведен контекстный анализ. Сегодня можно произнести, что дискуссия по этому историческому источнику, которую глобально начал А.А. Зимин, остается открытой.
А вот при анализе Тмутараканского камня длинное время исследователям недоставало определенных инструментов. Тмутараканский камень был найден на Тамани в 1792 г. Сомнение в его подлинности возникли тотчас же, чересчур «вовремя» он был найден в этих краях, являясь дополнительным свидетельством права России на Новороссию и Крым.
А методологическая проблема заключалась в том, что в ХVIII столетье многие отрасли исторической науки только делали свои шаги в научном мире ведущих исторических стран Европы, вводя Россию. Речь идёт об исторической географии. Изучение и поиск соответствия старинным географическим наименованиям городов, гор, морей и рек возбуждали массу споров. Тмутаракань, например, размещали в разных местах, часто ближе к Чернигову, к которому она тяготела как волость, сообразно летописям, Керченский пролив здесь не был фаворитом, отсюда и сомнения в подлинности.
Понятно, что памятник 1068 г. вызывал и вопросы у филологов, палеографов, так как у нас не было аналогичных документов этого этапа, и лишь после того как такое направление, как историческая география, встало на более надежную основу, отпали и сомнения. А разбор собственно мрамора и находка аналога полностью развеяло их.
В нынешних антинаучных изысканиях, например, тема Тартарии очень мощно напоминает аналогичные штудии XVIII в., но что тогда было просто незнанием, сегодня носит название «невежество».
Тартария, Тартария. Одинешенек из вариантов карты к книге С. Герберштейна «Записки о Московии». Карта из венецианского издания Дж. Гастальдо
Именно поэтому историк должен не лишь знать всю источниковедческую базу изучаемого периода, но в процессе учебы изучает её и по другим периодам, как и в случае с историографией
А как же нам погрузиться в глубь учимого века, каким образом? Опять только знание историографии дает нам такие знания.
Возьмем термин «холоп» («раб»). Что он значит? Когда мы сталкиваемся с ним в ключах: холоп в Х или в ХVII веке? Каковы источники происхождения, как толковали термин те или иные исследователи?А ведь от понимания термина зависит сама концепция развития общества: от выводов о том, что экономика Древней Руси придерживалась на рабстве (В. О. Ключевский) до холопа как обозначения для раннего феодально-зависимого (А.А. Зимин). Или вывода о том, что в ХI-ХII вв. челядин — это раб-пленник, а холоп – раб-соплеменник (Фроянов И.Я.).
Бездонное знание своего периода всегда пригодится, когда в источниках мы сталкиваемся с трудно объяснимыми вопросами: знание вооружения может поддержать в датировке икон.
Приведу еще один пример из области работы с источниками. Сегодня очень популярен такой жанр литературы, как мемуары, но они одновременно являются и значительным историческим источником, свидетельством эпохи, но, как всякий источник, мемураы требуют определенного подхода. Если простой читатель может измерить из своего личного мнения: нравится – не нравится, верю – не верю, то исследователь такой роскоши позволить себе не может, тем немало он не может, опираясь на мемуары, делать однозначные выводы, если нет подтверждения из других источников. Впрочем, лучше Марка Блока (1886-1944), историка и бойца, не скажешь:
«Марбо [1782-1854 гг.] в своих “Мемуарах”, которые столь волновали юные сердца, сообщает с массой деталей об одном отважном поступке, героем которого выводит самого себя: если ему верить, в ночь с 7 на 8 мая 1809 г. он переплыл в ладье бурные волны разлившегося Дуная, чтобы захватить на другом берегу у австрийцев несколько пленных. Как проверить этот рассказ? Разумеется, призвав на поддержка другие свидетельства. У нас есть армейские приказы, походные журналы, отчеты; они свидетельствуют, что в ту знаменитую ночь австрийский корпус, чьи палатки Марбо, по его словам, нашел на левом сберегаю, еще занимал противоположный берег. Кроме того, из “Переписки” самого Наполеона явствует, что 8 мая разлив еще не начался. Наконец, найдено прошение о производстве в чине, написанное самим Марбо 30 июня 1809 г. Среди заслуг, на какие он там ссылается, нет ни слова о его славном подвиге, совершенном в прошлом месяце. Итак, с одной стороны — “Мемуары”, с другой — ряд текстов, их опровергающих. Надо разобраться в этих разноречивых свидетельствах. Что мы сочтем более правдоподобным? Что там же, на месте, и штабы и сам император ошибались (если только они, бог весть почему, не исказили реальность умышленно); что Марбо в 1809 г., жаждая повышения, грешил ложной скромностью; или что много времени спустя старый воин, чьи россказни, впрочем, снискали ему определенную славу, разрешил подставить еще одну подножку истине? Очевидно, никто не станет колебаться: “Мемуары” снова солгали».
Но тогда возникает проблема: а имеет ли автор, не являющийся историком, то есть незнакомый с методами исторического исследования, право на выводы? Конечно, да: у нас была и кушать свободная страна, но эти выводы, даже если они исходят из «здравого смысла» или «логики», никакого отношения к науке как истории владеть не будут: исходя из «здравого смысла» может высказывать свои мысли и дворник, и академик, и в этом они будут абсолютно равновелики. Если они не знают языка источника и историографии, у обоих будут всего лишь досужие домыслы, но в реальности они, конечно, могут сходиться с выводами и на основе исследования источников. Так же выигрыш в казино большой суммы денег не делает человека видным предпринимателем.
Так, академик Б.В. Раушенбах (1915-2001), выступающий физик-механик, стоящий у истоков советской космонавтики, решил высказаться о крещении Руси. Мнение по любому вопросу может высказать любой, но, когда что-то говорит целый академик, в глазах обывателя это приобретает особое значение, при этом не важно, что академик не был известен ни с историографией, ни с источниками, ни с методами исторического исследования.
ВИД: вспомогательные исторические дисциплины
Вспомогательные исторические дисциплины — так называется ряд дисциплин по изучению специфических ключей. Например, нумизматика – монеты, сфрагистика – печати, фалеристика – наградные знаки.
Есть, скажем, даже исследования, посвящённые гирькам и весам (Трутовский В. К.).
Даже изучение «каких там малопонятно тарелок», или тарефтика, предметов, изготовленных из металла с нанесением изображения, имеет крайне важное значение для истории. Например, в изучении сасанидского Ирана тарефтика или изображение царей на тарелках играет значительную роль как источник, как, впрочем, и серебряные тарелки Византии раннего периода, которые являются одним из немногих прямых ключей по вооружению ромейских воинов VI-VII веков.
В рамках, например исследований по истории вооружения важное значение имеет иконография, это не изучение образов, а исследование по любым изображениям, будь то скульптура, надгробные памятники или миниатюры в Библиях. Соответственно, необходимо быть знакомым с литературой (историографией) по иконографии для понимания проблем, связанных с ней, чтобы не мастерить некомпетентных выводов. Так, миниатюры в летописях вплоть до Лицевого свода XVI в. изображали воинов с мечами, когда в русских войсках давным-давно основным оружием была сабля, что подтверждают дошедшие до нас сабли этого периода, археология и другие иконографические источники.
И, уместно, об иконах. Несмотря на складывание определенных канонов в их изображении, мы часто, особенно в ранних работах, можем найти живые элементы жития эпохи. А вот изображение сцен Ветхого завета в римской базилике Санта-Маджора – бесценный материал по вооружению и изображениям на щитах V столетия, как и в Монреале на Сицилии – по вооружению норманов и ромеев ХII века.
Исследователь-профессионал должен знать основные методы работы вспомогательных дисциплин, если он не специализируется на них.
Разумеется, если вы работаете в рамках ХХ века, вам вряд ли пригодится сфрагистика, а вот, например, бонистика или изучение денежных знаков станет значительным уточняющим фактором для датирования событий времен Гражданской войны в России.
Важно: любой исследователь по ХХ в. должен работать прежде итого с первоначальными источниками: архивными делами. Это огромная работа, так как ограничиться несколькими папками не удастся, такое наблюдение, естественно, не будет зачислено научным сообществом.
Для работы с массовыми документами, очевидно, необходимо использовать методы математического анализа, еще одной вспомогательной дисциплины, не стать в этот период и без знания документоведения.
Повторюсь, реальная работа по такому периоду, как ХХ век, крайне затратна по времени: она требует труды с огромным массивом данных, работы в архивах, в этом и заключается работа историка этого периода, а не в пересказах мемуаров.
А как же иные направления?
Историки имеют и другие специализации, отдельно стоят такие науки, как история искусства, археология, этнография или этнология.
Археология выступает самостоятельно для дописьменных этапов и как вспомогательная — для письменных периодов истории.
Как наука, археология выработала строгие методы исследования и анализа изучаемого предмета. Стоит произнести, что эти методы сформировались в ХХ в., так как до этого раскопками занимались часто выдающиеся первооткрыватели, но всё же дилетанты. Так, Г. Шлиман, физически открывший памятник незнакомой культуры, на 1000 лет более ранней, чем Троя, описанная Гомером, по ходу уничтожил собственно культурные слои Трои, какую искал в Гиссарлыке.
Стоит сказать, что советская, а за ней современная российская археология является общепризнанным мировым флагманом, а обучение в России проходят и проходили многие археологи со итого мира.
Археологи используют, правда, там, где это уместно, в крайне ограниченной сфере, современные технологические методы датировок.
Другое дело, что осмотрительные выводы археологов связаны не с методами анализа, а с возможностью трактовать их: археологические культуры — это не всегда племена и даже языковые группы, если мы ведем выговор о дописьменных периодах или времени, слабо представленном в письменных источниках.
Вместо гадания на кофейной гуще археологи честно оформляют перечни трудов и находок согласно четким методологиям. И, поверьте мне, несоответствие методологии критиками и оппонентами будет выявлено куда как быстрее, чем судьей аналогичные промахи при работе следствия: несоответствие методов и порядка работ ставит под сомнение научные выводы, часто полностью. Поэтому, повторюсь, археологи не следователи, процедуру не нарушают.
Что прикасается использования метода ДНК-анализа в археологии, повторим слова ныне покойного теоретика археологии Л. С. Клейна: ДНК-анализ займет свое скромное пункт среди вспомогательных дисциплин, так как с появлением радиоуглеродного анализа у нас не появилось радиоуглеродной археологии.
Вместо итогов
Итак, в этой небольшой статье мы рассказали о ключевых методах истории как науки. Они последовательны и методически установлены, без их использования невозможна сама работа историка.
