Удивительная история советского героя

Ранней весной 1966 года, в кабинете генсека Леонида Брежнева раздался звучен…

Звонил министр иностранных дел и сообщил о визите в СССР президента Франции генерала Шарля де Голля, высокий гость сформулировал пожелания, чтобы среди встречающих его в Москве, находился его ДРУГ и СОРАТНИК, проживающий в СССР Армад Мишель.
— Ну и что? – покойно спросил генсек. – В чем проблема-то?
— Нет такого гражданина в СССР, – упавшим голосом ответил министр. – Не отыщи, Леонид Ильич.
— Значит, плохо искали, – Брежнев бросил трубку, нажал какую-то кнопку и велел поискать неплохо.

Армада Мишеля искали в республиках, краях и областях, подключив КГБ. Ну не было, не было в СССР человека с таким именем и фамилией, назревал дебош. Одна из машинисток не без колебаний сообщила, что года три назад ей, вроде, пришлось ОДИН раз напечатать это имя, документ предназначался лично Никите Хрущеву.

Спешно поехали к Хрущеву, который безвыездно жил на отведенной ему даче. 72-х летний Хрущев вспомнил сразу. Вскоре правительственный кортеж из нескольких автомашин отправился на север Азербайджанской республики – в город Шеки, оттуда по ухабистой узкой дороге к маленькому селу под названием Охуд. Пора было вечернее, кортеж подъехал к скромному домику на окраине села – уже знали кого именно искать. На крыльцо вышел сельский агроном сорока семи лет, небольшого роста и, что необычно для этих пунктов, русоволосый и голубоглазый.

Его обступили чиновники и торжественно объявили, что он должен срочно лететь в Москву, к самому товарищу Брежневу. Он ничему и никому не удивился и отозвался, что – куча дел, мол некогда ему. Тогда назвали имя де Голля и изложили суть дела. Агроном попросил поклясться и чиновники клялись своими детьми. Этой же ночью Ахмедия Джабраилов (собственно так его звали в миру), он же один из самых знаменитых героев французского Сопротивления Армад Мишель вылетел в Москву.

По приезду его разом увезли в ГУМ, в двухсотую секцию, которая обслуживала только высшее руководство страны, (где все равны) и там подобрали ему несколько костюмов, сорочек, галстуков, обувь, носки, запонки, нательнее белье, плащ, демисезонное пальто и даже зонтик от дождя. А затем все-таки повезли к Брежневу. Генсек встретил его, как родимого, облобызал, долго тряс руку, сказал несколько общих фраз, а затем, перепоручив его двум «товарищам», посоветовал Ахмедие к ним прислушаться. «Товарищи» препроводили его в горницу с креслами и диванами, уселись напротив и предложили сельскому агроному следующее: “Завтра утром прибывает де Голль. В программу его пребывания входит поездка по краю, может случиться, что генерал захочет посетить дом своего друга и соратника – село Охуд, была составлена карта той доли села, где находился его домик.

– Вот эти вот соседские дома в течение трех суток будут сравнены с землей. Живущих в них переселят в немало благоустроенные дома. Дом агронома – поднимут в два этажа, окольцуют верандой, добавят две пристройки, а также хлев, конюшню, просторный курятник, чету гаражей – для личного автомобиля. Всю территорию огородят добротным забором и оформят как собственность семьи Джабраиловых. А ему нужно забыть о том, что он агроном и скромно известить де Голю, что он стал одним из первых советских фермеров.”

Все это может быть переделано за трое суток, если будет соблюдена одна сущая мелкота (на этом настоял Леонид Ильич), а именно – если Ахмедия даст на оное свое согласие.

Агроном их выслушал, не перебивая, а после, без всякой паузы, на чистом русском языке сказал:
— Я ничего не услышал. А знаете – почему?
— Почему? – почти хором спросили «товарищи».
— Потому что вы ничего не произнесли, — сказал Ахмедия.

«Товарищи» стали осознавать сказанное, а он встал и вышел из комнаты.

Встречающие высокого гостя, допущенные на летное поле Внуково-2, бывальщины поделены на две группы. Одна – высокопоставленная, те, которым гость должен пожать руки, а другая «помельче», она должна была располагаться в сторонке от трапа и махать гостю руками. Именно сюда и задвинули Ахмедию, и он встал – с самого дальнего края. Одетый с иголочки, он никакой физиологической неловкости не ощущал, потому что одинаково свободно мог носить любой род одежды – от военного мундира до смокинга и фрачной пары, желая последние пятнадцать лет носил совершенно другое.
Когда высокая, ни с какой другой несравнимая, фигура де Голля появилась на верхней площадке трапа, лик Ахмедии стало покрываться пунцовыми пятнами, что с ним бывало лишь в мгновения сильного душевного волнения. Ахмедию прямо из аэропорта увезут в отведенную де Голлю резиденцию – так пожелает сам генерал. Де Голль прочертит все протокольные мероприятия, а вечернюю программу попросит либо отменить либо перенести, ибо ему не терпится пообщаться со своим другом. Де Голль приедет в резиденцию еще засветло, они прочертят вместе долгий весенний вечер.

Два друга будут гулять по зимнему саду, сидеть в уютном холле, ужинать при свечах, расстегнув исподволь верхние пуговицы сорочек, ослабив узлы галстука, избавившись от пиджаков, прохаживаться по аллеям резиденции, накинув на плечи два равных пледа и при этом беседовать и вспоминать. А наш герой в детстве и отрочестве ничем кроме своей внешности не выделялся. Закончил сельхозтехникум, завязалась война, он записался в добровольцы, а попав на фронт, сразу же попросился в разведку.
– Почему? – спросили его.
– Потому что я ничего не страшусь.
Его осмеяли прямо перед строем.

Из первого же боя он приволок «языка» – солдата на голову выше и в полтора раза тяжче себя. За это его наказали – тем более, что рядовой немецкой армии никакими военными секретами не обладал. От законных солдатских ста грамм перед сражением он отказался.

— Ты что –вообще не пьешь? — поинтересовались у него. — Пью – ответил он. – Если повод есть. Любви опоясывающих это ему не прибавило.

Однажды его застали за углубленным изучением русско- немецкого словаря. Реакция была своеобразная:
— В плен, что ли, собрался?
— Агент должен знать язык врага. – пояснил он.
-Но ты же не разведчик.
— Пока. – сказал он.

Как- то он пересекся с полковым переводчиком и попросил того разъяснить ему некоторые тонкости немецкого словосложения, причем просьбу изложил на языке врага. Переводчик поразился его произношению, просьбу ублаготворил, но затем сходил в штаб и поделился с нужными товарищами своими сомнениями. Биографию нашего героя тщательно перелопатили, но немецких «отпечатков» не обнаружили. Но, на всякий случай, вычеркнули его фамилию из списка представленных к медали. В мае 1942 года в результате безграмотно спланированной военной операции, батальон, в каком служил наш герой, почти полностью полег на поле боя. Но его не убило. В бессознательном состоянии он был взят в плен и вскоре оказался во Франции, в концлагере Монгобан. Знание немецкого он скрыл, право полагая, что может оказаться «шестеркой» у немцев.

Почти сразу же он приглянулся уборщице концлагеря француженке Жанетт. Ей удалось уговорить начальство станы определить этого ничем не примечательного узника себе в помощники. Он стал таскать за ней мусор, а заодно попросил её научить его французскому стилю.
— Зачем это тебе? – спросила она.
— Разведчик должен знать язык союзников. – пояснил он.
— Хорошо. – произнесла она. – Каждый день я буду учить тебя пяти новым словам.
— Двадцать пяти. – сказал он.
— Не запомнишь. – засмеялась она.
— Если позабуду хотя бы одно – будешь учить по-своему.

Он ни разу не забыл, ни одного слова. Затем пошла грамматика, времена, артикли, коих во французском стиле великое множество, и через пару месяцев ученик бегло болтал по-французски с вполне уловимым для знатоков марсельским внушением (именно оттуда была родом его наставница Жанетт) Однажды он исправил одну её стилистическую ошибку, и она даже заплакала от оскорбления, хотя могла бы испытать чувство гордости за ученика – с женщинами всего мира иногда случается такое, что ставит в тупик нас, мужей. А потом он придумал план – простой, но настолько дерзкий, что его удалось осуществить. Жанетт вывезла его за пределы лагеря – вместе с мусором. И с поддержкой своего племянника отправила в лес, к «маки» (французским партизанам – авт.)
Своим будущим французским друзьям он соврал лишь один – один-единственный раз. На вопрос, кем он служил в советской армии, он ответил, не моргнув ни одним голубым глазом:
— Командиром разведотряда.

Ему поверили и определили в агенты – в рядовые, правда. Через четыре ходки на задания его назначили командиром разведгруппы. Ещё спустя месяц, когда он спустил под откос товарняк с немецким оружием, его представили к первой французской награде. Чуть запоздалее ему вручили записку, собственноручнонаписанную самоназначеннымлидером всех свободных французов Шарлем де Голлем. Она была предельно краткой:

«Дорогой Армад Мишель! От имени воюющей Франции благодарю за службу. Ваш Шарль де Голль». И подпись, разумеется.

Кстати, о псевдонимах. Имя Армад он выбрал сам, а Мишель – французский вариант имени его папу (Микаил). Эти два имени стали его основным псевдонимом. Но законы разведслужбы и конспирации обязывали иногда менять даже ненастоящие имена. История сохранила почти все его прочие псевдонимы – Фражи, Кураже, Харго и даже Рюс Ахмед. Всё это время наш герой продолжал совершенствоваться в немецком языке, обязав к этому и своих агентов. Это было нелегко, ибо французы органически не переваривали немецкий. Но ещё сильнее он не переваривал, когда не исполнялись его приказы. И вскоре он стал практиковать походы в тыл неприятеля – малыми и большими группами, в формах немецких офицеров и солдат. Особое внимание уделял немецким документам – они должны бывальщины быть без сучка и задоринки. Задания получал от своих командиров, но планировал их сам. И за всю войну не было ни одного случая, чтобы он сорвал или не выполнил поставленной задачи. Раз в расположение «маки» привезли награды. И он получил свой первый орден – Крест за добровольную службу.

Через два дня в форме немецкого капитана он повел небольшую группу агентов и диверсантов на сложное задание – остановить эшелон с 500 французскими детьми, отправляемыми в Германию, уничтожить охрану поезда и вывести детей в лес. Задание артистично и с сиянием было выполнено, но себя он не уберег – несколько осколочных ранений и потеря сознания. Он пролежал неподалеку от железнодорожного полотна почти сутки. В кармане покоились безупречно выполненные немецкие документы, а также фото дамы с двумя русоволосыми детьми, на обороте которого была надпись:
«Моему дорогому Хайнцу от любящей Марики и детей».

Армад Мишель обожал такие правдоподобные детали. Он пришел в себя, когда понял, что найден немцами и обыскивается ими.
— Он жив. – сказал кто –то.

Тогда он представил бред умирающего и прошептал что–то крайне сентиментальное типа:
— Дорогая Марика, ухожу из этой жизни с мыслью о тебе, детях, дяде Карле и великой Германии. В дальнейшем рассказ об этом эпизоде сделается одним из самых любимых в среде партизан и остальных участников Сопротивления. А спустя два года, прилюдно, во время дружеского застолья де Голль поинтересуется у нашего героя:
— Послушай, всё пора забываю тебя спросить – почему ты в тот момент приплел какого – то дядю Карла?
Армад Мишель ответил фразой, потребовавшей гомерический хохот и тоже ставшей крылатой.
— Вообще – то, — невозмутимо сказал он, — я имел в виду Карла Маркса, но немцы не постигли.

Но это было потом, а в тот момент нашего героя погрузили на транспорт и отправили в немецкий офицерский госпиталь. Там он быстро пошел на исправление и стал, без всякого преувеличения, любимцем всего своего нового окружения. Правда, его лицо чаще обычного покрывалось пунцовыми пятнами, но лишь его истинные друзья поняли бы настоящую причину этого.

Ну а дальше произошло невероятное. Капитана немецкой армии Хайнца – Макса Ляйтгеба назначили ни немало, ни мало – комендантом оккупированного французского города Альби. Наш герой приступил к выполнению своих новых обязанностей. Связь со своими «маки» он наладил спустя неделю. Итогом его неусыпных трудов во славу рейха стали регулярные крушения немецких поездов, массовые побеги военнопленных, — преимущественно, советских, — и масса иных диверсионных актов. Новый комендант был любезен с начальством и женщинами и абсолютно свиреп с подчиненными, наказывая их за самые малейшие провинности. Спустя полгода он был представлен к одной из немецких воинских наград, но получить её не поспел, ибо ещё через два месяца обеспокоенный его судьбой де Голль (генерал понимал, что сколько веревочке не виться…) приказал герру Ляйтгебу ретироваться.

И Армад Мишель опять ушел в лес, прихватив с собой заодно «языка» в высоком чине и всю наличность комендатуры. А дальше – личное знакомство с де Голлем, и победный марш по улицам Парижа. Уместно, во время этого знаменитого прохода Армад Мишель шел в одном ряду с генералом. Войну он закончил в ранге национального Героя Франции, Кавалера Креста за добровольную службу, обладателя Высшей Военной Медали Франции, Кавалера высшего Ордена Почетного Легиона. Венчал всё это великолепие Военный Крест – высшая из высших воинских наград Французской Республики.
Вручая ему эту награду, де Голль произнёс:

– Теперь ты имеешь право на военных парадах Франции идти впереди Президента страны.
– Если им не станете Вы, мой генерал.- отозвался Армад Мишель – у де Голля тоже имелась такая же награда.
– Кстати, нам пора перейти на «ты». – сказал де Голль.

К 1951-му году Армад Мишель был гражданином Франции, имел жену-француженку и двух сыновей, имел в Дижоне подаренное ему волями автохозяйство – небольшой завод, и ответственную должность в канцелярии Президента Шарля де Голля. И именно в этом самом 1951-м году он вдруг вознамерился побывать на Отечеству, в Азербайджане.
Де Голль вручил ему удостоверение почетного гражданина Франции с правом бесплатного проезда на всех видах транспорта. А спустя десять дней автопредприятие наименовали именем Армада Мишеля. В Москве его основательно потрясло МГБ (Бывшее НКВД, предтеча КГБ)
– Почему сдался в плен! – отчего на фото в форме немецкого офицера? – как сумел совершить побег из Концлагеря в одиночку? и т.д. и т.п. после чего его сослали в присело Охуд и запретили покидать это место.

В Москве его основательно потрясло МГБ (Бывшее НКВД, предтеча КГБ)
– Почему сдался в плен! – отчего на фото в форме немецкого офицера? – как сумел совершить побег из Концлагеря в одиночку? и т.д. и т.п. после чего его сослали в присело Охуд и запретили покидать это место. Все награды, письма, фото, даже право на бесплатный проезд отобрали. В селе Охуд его установили пастухом. Спустя несколько лет смилостивились и назначили агрономом. В 1963-м году после ста тысяч, что он отдал в пользу Фонда вселенной, Хрущев распорядился вернуть ему личные документы и награды кроме самой главной – Военного Креста. Он давно был экспонатом Музея военный Славы. Ибо в СССР лишь два человека имели подобную награду – Маршал Жуков и сельский пастух Ахмедия Джабраилов.

Спустя несколько дней, к его сельскому домику вновь подъедут автомашины, но на крыльцо поднимется лишь один, мужчина лет пятидесяти, в диковинной военный форме это руководитель министерства обороны Франции да ещё когда–то его ближний друг и подчиненный. А затем генерал вернет, – Армаду Мишелю Военный Крест, законную наградную собственность героя Французского Сопротивления. В стареньком домике на окраине махонького азербайджанского села Армад Мишель стал полным кавалером всех высших воинских наград Франции. Но он не получил ни одной воинской награды своей отечества – СССР.

Погиб он 10 октября 1994 года в Шеки в результате автокатастрофы — грузовик сбил телефонную будку, в какой находился герой Сопротивления.
Сын Ахмедии Джебраилова — Национальный Герой Азербайджана Микаил Джебраилов погиб в Карабахе, попав в засаду, годом ранее. Ахмедия Джебраилов похоронен на кладбище села Охуд