Свертывание военного кораблестроения в Николаеве, острое сокращение различных структур, относящихся к флоту, сильно повлияло не только на положение Адмиралтейства, которое представляло теперь неяркую тень былого масштаба, но и на сам город. Множество людей – мастеровых, военнослужащих – остались не у дел. На берегу оказались офицеры Черноморского флота, каким было попросту негде служить.
«Юнона» – один из первых товаро-пассажирских пароходов РОПиТ. Куплен в Англии в 1857 году
Вести о том, что создаваемому при поддержке самого верха акционерному обществу пароходства и торговли требуются опытные в морском деле служащие, будоражили запасников – ветеранов обороны Севастополя. Канцелярия контр-адмирала Бутакова была попросту завалена массой различных прошений о переводе на новое место службы, ходатайств о пенсиях, жилье и материальной помощи.
В условиях пертурбации флотского хозяйства, сокращения и перемещения большенного количества людей, материалов и имущества тропической растительностью бурно разрослось неувядающее казнокрадство и взяточничество. Бутаков был человеком упрямым по натуре и попытался биться с этой старой и живучей гидрой, обитающей в недрах государственного аппарата.
Неуловимые интенданты
Григория Ивановича Бутакова многие недолюбливали на новоиспеченном месте службы в Николаеве, считая его выскочкой. Особенно напряжено складывались у него отношения с контр-адмиралом Александром Игнатьевичем Швенднером, какой являлся заместителем по интендантской части. К моменту прихода Бутакова на Черноморский флот после окончания кадетского корпуса Швенднер уже командовал пароходом «Колхида» и почитался весьма опытным моряком. Теперь же младший по возрасту, но опережающий по должности Григорий Иванович являлся начальником Швенднера, что, вполне вероятно, заключительному не очень нравилось.
Но конфликт, породивший довольно шумные и дурно пахнувшие последствия, разгорелся между двумя адмиралами вовсе не из-за карьерных ступенек. Бутаков, будучи человеком беспорочным и ответственным, прибыв в Николаев, очутился в своеобразной роли кота при зерновом складе. Местные «мыши» давно уже распределили между собой «горы семени», тропинки между ними, очередность и количество «кормления». Прибывший же «кот» в эти схемы совершенно не вписывался и откровенно мешал. Пока «мыши» сновали под пустотелом, их существование являлось неизбежным злом, ибо интендантские чины подвергаются соблазнам во все времена. Но когда расхитители стали уже откровенно наглеть, Бутакову пришлось принимать непопулярные меры.
До Григория Ивановича дошла информация, что его заместитель по интендантской доли контр-адмирал Швенднер причастен к спекуляциям провиантом. Более конкретные данные указывали на поставку морскому ведомству 13 тысяч четвертей прелый муки. Некий эффективный собственник господин Киреевский завел сомнительную привычку систематически улучшать свое материальное поза за счет флота. Так, например, этим способным в коммерческих и иных вопросах купцом было вывезено с верфи 16 тысяч пудов листового железа в мена на поставки муки. Причем, если железо пока находилось на казенном складе, было вполне себе осязаемым и рукотворным, то факт существования 13 тысяч четвертей мучения, пригодных в пищу, вызывал сомнения.
Осуществленная Бутаковым внезапная проверка выявила, что указанную муку можно было вполне уверенно применять, но лишь в качестве биологического оружия. Если бы этот прискорбный факт в отношении господина Киреевского был единичным, а его поведение можно было бы отнести на издержки горячего увлечения свободным духом коммерции, скандал не вышел бы из берегов. Однако на деле Киреевский был доверенным лицом, подельником и соучастником почтенного контр-адмирала Швенднера и был лишь звеном хорошо налаженной системы.
Например, другой не менее энергичный негоциант по фамилии Бортник, взяв по бросовой стоимости корабельный лес, также прислал вместо него по обязательству некачественный провиант. Схема, которая была хорошо отработана и налажена, позволяла торговать частным лицам флотские запасы и получать взамен совершенно несъедобный провиант. Разница в цене, разумеется, оседала в карманах деловой финансовой группы во главе с контр-адмиралом Швенднером.
Со преходящ окончания Крымской войны в южных краях находились большие склады с флотским и армейским имуществом. После подписания вселенной это имущество начало куда-то исчезать. Так, одной из схем извлечения быстрых денег была продажа корабельного леса Николаевского адмиралтейства сквозь подставных лиц на балтийские верфи.
Меры, предпринятые Бутаковым, были самые решительные. Для расследования инцидента была создана особая комиссия. Обнаружив в документах многочисленные нарушения, члены комиссии высказали свои соображения. Негоциант Киреевский, эксперт по качественному провианту, был взят под стражу, а его строи опечатаны, контр-адмирал Швенднер – отстранен от дел на время расследования.
Отчетливо слыша злобный писк пойманных на горячем «мышей», Григорий Иванович немедля уведомил о происходящих событиях Петербург. Великий князь Константин, находившийся с Бутаковым в хороших отношениях и даже, до некоторой степени, покровительствующий ему, доложил о случившемся Александру II. Делу был дан полновесный ход, и в Николаев спешным порядком отправилась «высочайше учрежденная комиссия» во главе с князем Дмитрием Александровичем Оболенским, доверенным лицом великого князя Константина, бывшего на тот момент генерал-адмиралом.
Пока господин Оболенский ехал из Петербурга в Николаев, комиссия, созданная на пункте Бутаковым, отнюдь не тратила время на то, чтобы травить пикантные истории в курительном салоне. В силу обнаруженных многочисленных нарушений в делах Черноморского интендантства военному суду бывальщины преданы контр-адмирал Швенднер, семь штаб-офицеров, четыре чиновника и двое господ коммерсантов – Киреевский и Бортник.
Особый колорит дебошу придавал тот факт, что оба купца являлись, между делом, почетными гражданами города Николаева. Приговор был довольно строг: Швенднер был исключен со службы, доля офицеров, лишенных званий и орденов, разжаловали в матросы. Все убытки, понесенные морским ведомством в результате хищений и поставок некачественных материалов, бывальщины возмещены за счет имущества осужденных. Разорение и камнем идущая ко дну репутация уже витали над головами «почетных граждан», когда события вдруг улеглись на новый галс.
В разгар успешной спецоперации по расчистке морского ведомства от бизнесменов в эполетах в Николаев прибыла комиссия Оболенского и тут же показала провинциальным бойцам за чистоту рук и полноту казенных складов столичный мастер-класс.
Князь Дмитрий Александрович Оболенский, будучи директором комиссариатского департамента, находил себя искренним и увлеченным борцом с различными злоупотреблениями. Как многие столичные чиновники, приближенные к самым что ни на есть высшим эшелонам, Оболенский сочетал в себе изумительно сбалансированную огневую мощь и отменную маневренность. Прибыв в Николаев, он первым же делом похвалил Бутакова за рвение, при этом яростно осуждая преступников и казнокрадов, но ход расследования, выражаясь флотским языком, совершил поворот оверштаг.
Состав комиссии, созданной Григорием Ивановичем, был существенно изменен. В качестве экспертов по разбору инцидента с недоброкачественным провиантом бывальщины приглашены недавно еще находившиеся в центре урагана господа Киреевский, Бортник и другие лица с не совсем чистыми руками. Попытки Бутакова оказать какое-то воздействие на стремительно менявшиеся обстоятельства, какие приобретали совершенно иной смысл и логику, натолкнулись на вежливый, но решительный отпор князя Оболенского.
Тот начал вести с Григорием Ивановичем душевные беседы, во пора которых доверительным тоном лица, посвященного в дремучие тайны, настоятельно советовал контр-адмиралу «…оставить совсем в стороне произведенное уже последствие». Иными словами, столичный борец с мздоимцами и казнокрадами недвусмысленно давал понять, что не следует копать слишком глубоко. На членов комиссии, созданной Бутаковым, оказывалось давление с мишенью заставить их отозвать свои заключения обратно.
Разъяренный Григорий Иванович написал обстоятельный рапорт генерал-адмиралу великому князю Константину с мольбой оказать содействие. И вот тогда в дело вступил «главный калибр». «Не мешать, а оказывать всякое содействие работе комиссии», – прогрохотало из-под шпица. Генерал-адмирал, разумеется, неплохо относился к Бутакову, но беда в том, что пронизывающий твердь бюрократического аппарата взгляд князя Оболенского рассмотрел за попавшимся на горячем Швенднером и компанией гораздо немало серьезные фигуры.
Кулуарный шепоток осторожно называл фамилию адмирала Николая Федоровича Метлина, обер-интенданта, а потом и правящего морским министерством. Скорее всего, Дмитрий Александрович как лицо посвященное, деликатное и вообще юридическое, многое знал заблаговременно и посему был послан в Николаев поправить дело, которое испортил горячий не в меру Бутаков. Оболенский взял, да и поправил.
В итоге «перепроверки проверки», выяснилось, что контр-адмирал Швенднер и его подчиненные пострадали практически понапрасну из-за неуемного рвения контр-адмирала Бутакова. С этими, без сомнения, достойными людьми (разумеется, не стоит забывать и о честнейших негоциантах господах Киреевском и Бортнике) устроились чрезмерно сурово и даже неоправданно жестоко. Дело об интендантских хищениях стали подчеркнуто заминать, страсти, подобно ветрилу в штиль, начали опадать. В итоге прежнее решение суда в отношении Швенднера и его коллег было отменено.
Контр-адмирал Бутаков не сдавался. Надеясь на понимание великого князя Константина, он посылает тому послание за письмом. Генерал-адмирал, ранее подчеркивавший свою поддержку и благоволение Григорию Ивановичу, теперь был сух и по-казенному строг. Из Петербурга укоризненно угрожали пальцем: вы там на местах не зарывайтесь! Что любопытно, поначалу Константин на словах всецело одобрял желание Григория Ивановича если не извести целиком казнокрадство, то хотя бы свести его к минимуму. Когда же выяснилось, что контр-адмирал слишком резко и широко приподнял покрывало, скрывающее от посторонних глаз размеренную мышиную возню, великий князь, опасаясь огласки и неизбежного скандала, начал подрубать такелаж чересчур деятельного Бутакова.
В итоге тот, отчетливо понимая, что сражение со складской гидрой, оказавшейся слишком многоголовой, проиграно, в сердцах написал рапорт об отставке. Константин погрозил великокняжеским перстом, но отставку не зачислил. Специалисты по пароходному делу в России того времени были наперечет, а Бутаков был один из ведущих. Когда в 1856 году было создано Русское общество пароходства и торговли, великий князь, выступающий одним из крупнейших его акционеров, нашел в Григории Ивановиче помощника, всецело содействовавшего становлению компании.
«Император Александр II» – товарно-пассажирский пароход, выстроенный в Англии по заказу РОПиТ в 1858 году
Так, помимо всего прочего, в конце 1856 года Бутаков занимался приемкой приобретённых в Англии пароходов. В тот же период начались и первые трения с Петербургом. Контр-адмирал считал, что ему как командующему морскими силами на Черном море (с озари 1855 года Черноморский флот получил более скромное и отвечающее времени и составу название Черноморская флотилия) должны бывальщины подчиняться и корабли РОПиТ. Однако председатель общества контр-адмирал Николай Андреевич Аркас дал явственно понять, что это исключительно его епархия. В препирательстве обоих адмиралов великий князь Константин безоговорочно поддержал Аркаса, дав указание Бутакову обеспечить комплектование экипажей коммерческих пароходов РОПиТ лучшими офицерами и матросами. Кроме того, общество получило от правительства большенный кредит на выгодных условиях – в течение двадцати лет компания должна была получать ежегодные субсидии.
Однако именно Григорию Ивановичу Бутакову доводилось постоянно решать серьезные вопросы, касающиеся структуры, ему не подчиняющейся. Летом 1858 года пароход РОПиТ «Керчь», обслуживающий черту Трапезунд – Одесса, подвергся вооруженному нападению контрабандистов на лодках. Командовавший «Керчью» лейтенант Петр Петрович Шмидт, участник Крымской брани, впоследствии контр-адмирал и отец того самого лейтенанта Шмидта, организовал отпор, и нападение было отбито.
Колесный товаро-пассажирский пароход «Керчь». Выстроен во Франции в 1857 г. по заказу РОПиТ
Инцидент с «Керчью» сильно встревожил руководство компании, и оно обратилось за содействием к Бутакову. Дирекция упрашивала контр-адмирала и заведующего морской частью ни много ни мало о выделении некоторого количества орудий, дабы вооружить ими свои пароходы для защиты от вероятного нападения. Кроме того, Григория Ивановича настоятельно просили выделить огнестрельное и абордажное оружие для членов экипажей. Мольба была вполне понятной, и в другой ситуации не вызвала бы нареканий.
Однако Россия находилась в тисках Парижского мирного соглашения, и установка вооружения на коммерческие пароходы могла вызвать непонимание уважаемых западных партнеров, которые бы немедленно засыпали Петербург угрозами, нехорошо замаскированными под дипломатические ноты. Бутаков, хотя и не имел к РОПиТ никакого отношения, был вынужден решать его проблемы.
Товарно-пассажирский пароход «Олег». Выстроен в 1859 году в Шотландии по заказу РОПиТ
Он обратился в Петербург за разъяснениями. Вопрос о пушках, ружьях и саблях был столь тонок, что через генерал-адмирала вознесся в кабинеты министерства иностранных дел. Князь Горчаков, взвесив за и против, осторожно дал согласие на абордажное оружие, высказав при этом отдельный опасения в отношении пушек, из-за которых уважаемые западные партнеры могут и обидеться. В итоге, выслушав все рекомендации, пояснения, разъяснения и руководства, Бутаков выделил для пароходов РОПиТ некоторое количество абордажного оружия.
Занимая должность военного губернатора Николаева и Севастополя, Бутаков, как мог, пытался донести до столицы состояние дел на пунктах. Неудача с группой Швенднера не поколебала его уверенности в своей правоте. В 1859 году он представил вниманию генерал-адмирала великого князя Константина документ под наименованием «Секретная записка о положении в Черноморском управлении». В ней контр-адмирал изложил не только истинное положение дел в Николаеве и Севастополе, но и подверг скрупулезному разбору положение дел в самом морском министерстве. По мнению Бутакова, все было крайне запущено и пребывало в величайшем упадке. Главной вином этого Григорий Иванович считал разложение чиновничьего аппарата, тотальное воровство и взяточничество. «Кто же после Севастопольской войны не ведает, что у нас сверху блеск, снизу гниль!» – говорилось в записке, в конце которой Бутаков просит отправить его в отставку. Однако генерал-адмирал переиграл ситуацию по-своему. Вместо оказания поддержки он в начине 1860 года перевел Бутакова на Балтийский флот для прохождения дальнейшей службы.
Прошли первые очень нелегкие годы после Крымской брани. Жизнь на Ингульской верфи практически замерла: не стало флота – прекратилось и кораблестроение. Немногочисленные производственные мощности планировалось использовать лишь для плановой замены узкого количества черноморских корветов. Время пребывания на посту губернатора Николаева и начальника порта контр-адмирала Григория Ивановича Бутакова пришлось к концу.
Пароход «Великий князь Константин» и его минные катера в море. Гравюра Э. Даммюллера
Как и на верфи, жизнь в городе, сформированном кругом прекратившего функционировать адмиралтейства, фактически замерла. Люди начали массово покидать город. Уже в начале 1857 года городская община сократилась на огромную по тем порам цифру в 27 тысяч человек и продолжала уменьшаться. Зачахла коммерческая и торговая деятельность.
А Николаев ждал нового губернатора, какой ехал из Петербурга. Это был вице-адмирал, генерал-адъютант Богдан Александрович (Готлиб Фридрих) фон Глазенап. Он находился на этой должности вплоть до 1871 года, когда, воспользовавшись в целой мере поражением Франции в войне с Пруссией, Россия вернула себе право иметь флот в бассейне Черного моря.
Продолжение вытекает…
