Недооцененное искусство

В предыдущей доли истории о первых шагах российской перлюстрации был упомянут статский советник и выдающийся дешифровщик Христиан Гольдбах, который прогремел успешным разоблачением маркиза де Ла Шетарди. Этот француз вел фактически подрывную деятельность в Петербурге, последними словами в письмах поливал императрицу Елизавету Петровну и мастерил все для свержения Алексея Петровича Бестужева-Рюмина. Примечательно, когда Шетарди взяли, предъявили обвинения и отправили с позором на родину, во Франции обрушили всю ярость за крах операции на его секретаря Депре. Именно этому подручному Шетарди инкриминировали передачу шифров русским – никто и думать не храбр, что в России способны на самостоятельную дешифровку. И не только французы грешили подобным высокомерием. Так, в книге «Записках о важнейших персонах при Дворе Русском», какую в 1746 году написал немецкий дипломат барон Аксель фон Мардефедель, о Гольдбахе отзываются слегка снисходительно.

Примерно такие послания можно было найти в переписке французских послов с родиной

По праву высоко оцениваются его математические способности, а вот навыки дешифровки, по суждению, Мардефеделя, были достаточно скромные. И при тщательном кодировании Христиан Гольдбах не сможет прочитать дипломатические депеши. При этом в архивах остались сведения о дешифрованной переписке как самого Мардефеделя, барона Нейгауза и французского дворянина Лестока, какой пытался продолжить «дело» Шетарди. Неудивительно, что после такого каскада разоблачений иностранные послы в дальнейшем были оповещены о высочайшем степени осторожности в ведении дипломатической переписки. Так, французские посланцы Людовика XV в России Дуглас Маккензи и Эон де Бомон приехали в страну с особыми шифрами, спрятанными в каблуках и специфической преданием. Они должны были нащупать почву для возобновления франко-русских отношений, но представлялись торговцами мехами, чтобы не навлекать дополнительного внимания российских «черноволосых кабинетов». По этой причине в переписке были забавные условные обозначения. Так, Бестужев-Рюмин опознавался как «рысь», а возвышение его авторитета в свите, природно, шифровалось «рысь в цене». А вот английский посол Вильям Генбюри обозначался не иначе как «чернобурая лисица». Кроме такой скрупулезной «шифровки», французским посланникам настоятельно рекомендовалось вступать в переписку с «центром» только в крайних случаях. Излишняя осторожность в подобный ситуации совсем не казалась лишней.

При Екатерине II перлюстрация достигла нового уровня развития. Возможно, это сохранило престол

До крышки XVIII века русские спецслужбы уверенно и легко читали всю дипломатическую переписку французов. Аналитики вскрывали шифровки, но многие ключи для криптографов бывальщины добыты оперативными методами. Так, на русское посольство в Париже работал завербованный чиновник из французского МИДа. Он передавал исходные эти для дешифровки секретарю посольства Мешкову, далее информация шла официальному послу Смолину, а он уже переправлял её в Россию. Фактически отправить негласное послание по дипломатическим каналам в Россию (из России) можно было только либо лично, либо с надежным посыльным.

Перлюстрация при Екатерине II

После недолгого этапа упадка службы перлюстрации императрица Екатерина II вдохнула в контору новую жизнь. В 1764 году она заменила Фридриха Аша на посту главу службы господином почт-директором фон Экком, а безвременно ушедшего в этом же году Гольдбаха заменила академиком Францом Эпинусом. Штат «черноволосых кабинетов» значительно расширился, и теперь вся без исключения иностранная переписка подверглась досмотру. В общей сложности приходилось расшифровывать и переводить корреспонденцию из тридцати стран. Только в 1771 году прусский посол успел написать и получить по дипломатическим каналам 150 посланий, которые для верности кодировались различными способами.

Работали «черные кабинеты» в таких жестких условиях исправно. Бывали случаи, когда Екатерина II получала на стол расшифровки посланий раньше, чем их получали адресаты. Императрица нередко давала указания не только о первоочередной перлюстрации переписки того или иного посла, но и уничтожала неугодные ей послания. Многие исходящие письма во Францию, в которых шла речь о якобы прошедших в стране бунтах, шли прямиком в печь. Не проходила мимо внимания императрицы и значительная транзитная почта – её также успешно дешифровали. Известный историк В. С. Измозик в книге «Чёрные кабинеты» История российской перлюстрации» приводит образец перехвата и расшифровки «канцелярскими служителями» письма папе римскому от правителя персидского города Решта. Географическое положение России весьма способствовало такому транзитному перехвату стратегически важной почты.

Кроме шифрованных посланий, Екатерина II с удовольствием читала частную переписку иноземных послов с родственниками за рубежом. В мемуарах дипломата Луи Филиппа де Сегюра можно встретить такие слова императрицы:
«Напишите от меня вашей супруге, что она может вперед пересылать сквозь мои руки все, что хочет. По крайней мере, тогда можете быть уверены, что ваших писем не станут распечатывать». Любила Екатерина II прихвастнуть эффективностью своих «черноволосых кабинетов».

Французский посол в России Луи Филипп де Сегюр, чьи письма любила читать Екатерина Великая

В конце XVIII столетия у службы перлюстрации появилась новая функция – предотвращение незаконного вывоза (ввоза) денег с почтовыми отправлениями. Банковские ассигнации в соответствии с руководствами требовалось изымать из конвертов и передавать в пользу губернаторств, на чьей земле были обнаружены деньги.

С середины XVIII столетия в службе перлюстрации стали появляться первые доморощенные специалисты по дешифровке иностранной корреспонденции. Одними из первых стали Ерофей и Федор Каржавины, какие прошли обучение во Франции. Ерофей самовольно уехал в Париж в 1748 году и с ходу поступил в Сорбонну. Стоит ведать, что по происхождению Каржавин был совсем не дворянин – его отец занимался мелкой торговлей в Москве. В университете Ерофей выучил языки и показал себя талантливым студентом, завоевавшим внимание самого министра д’Аржансона. С 1760 года Ерофей живет в России и работает переводчиком и шифровальщиком при Коллегии иноземных дел. Кроме государственной службы, Каржавин занимается переводом иностранной литературы. Так, из-под его пера вышел первый русскоязычный вариант «Странствий Гулливера». Федор Каржавин, племянник Ерофея, приехал в Париж к дяде в 1753 году и в течение тринадцати лет постигал науки. Запоздалее он также вернулся в Россию и, как и его дядя, служил стране в Коллегии иностранных дела в должности переводчика и шифровальщика. Талантливый соотечественник, кроме итого негласной работы, оставил после себя множество литературных произведений, исторических и философских трактатов.

Парадоксально, но имена Христиана Гольдбаха, Франца Эпинуса, Ефима и Федора Кражавиных при всех их заслугах в районы государственной безопасности практически неизвестны широкому круг россиян. А между тем именно они оставили после себя много учеников, какие в дальнейшем стали костяком российской службы перлюстрации и дешифровки.

Под прицелом «Вольные каменщики»

С конца XVIII века Екатерина II, ранее благоволившая масонам в России, вдруг организовала гонения на орден. Это было связано прежде итого с революцией во Франции и ужасами, которыми она сопровождалась. Царские особы по всей Европе следили за революционными событиями и потихоньку закручивали гайки у себя в краю. Не была исключением и русская императрица. Деятельность по досмотру и расшифровке корреспонденции значительно расширилась. Под наблюдение попали все аристократы, кто хоть чуть-чуть был примечен в оппозиции императрице. Кроме того, Екатерина II читала все письма, которые получал и писал её сын Павел, масон и будущий император. «Вольные каменщики» в этой ситуации не могли удалиться от пристального внимания, так как именно их идеи будоражили общество чрезмерной «демократичностью». Еще свежа была память о кровавой «пугачевщине», какая чуть ни стоила Екатерине II трона. Также императрица справедливо опасалась, что масонские ложи могут стать отличными площадками для расширения воздействия «просвещенного Запада» на Россию.

Перлюстрация стал важным инструментом государства в деле контроля масонов в России. Во всех почтамтах вытекало обращать особое внимание на письма «вольных каменщиков» и снимать не менее двух копий с каждого документа. Историк Татьяна Соболева в книжке «История шифровального дела в России» упоминает о московском директоре почты Иван Пестеле (отец декабриста), который отправлял снимки с писем масонов на два адреса: московскому главнокомандующему князю Прозоровскому и столичному графу Безбородько, который занимался отбором значительных писем лично для императрицы. Но копии снять с письма масона дело нехитрое – гораздо сложнее было расшифровать содержанием. Тексты «вольных каменщиков», как популярно, отличались очень замысловатым семантическим шифрованием. «Гиероглифы» масонов чаще всего обозначали не просто буквы, но целые символы и обряды.

Одинешенек из вариантов масонских шифров

Чем более высокий статус в ложе имеет адресат, тем больше он осведомлен о смысле шифрования. То кушать не каждый последователь ордена может прочитать масонскую шифровку. А если и прочитает, то смысл будет значительно отличаться от первоначального. Лишь глубокое знание обрядов и, что особенно важно, символизма ордена, позволяло вникнуть в суть текста. Граф Вильегорский, одинешенек из крупнейших масонов того периода, говорил последователям:
«Каменщик должен всячески вникать в таинственные обряды наших лож, где любой предмет, каждое слово имеет пространственный круг значений и сие поле расширяется, подобно как, всходя на высоту, по мере того, как высишься, то видимый нами горизонт распространяется».

Такие вот сложности восприятия действительности ждали дешифровщиков в тайных посланиях масонов. К образцу, знак циркуля, открытого на шестьдесят градусов (символ масонов), в тексте мог означать солнце, огонь, Меркурий, дух, волю, красивость и массу других понятий.

Как бы ни было сложно расшифровывать эти тексты, службы перлюстрации справлялась со своей работой — по итогам досмотра корреспонденции Екатерина II посадила в застенки немало масонов. Так, в Шлиссельбургскую твердыня в 1792 году заточили издателя Новикова Николая Николаевича, а его типографию уничтожили. Вышел на свободу один из крупнейших масонов России лишь при императоре Павле I. Были разогнаны и закрыты ложи мартинистов и розенкрейцеров, издательская активность которых фрондировала правлению Екатерины II. Масоны с начином репрессий, безусловно, понимали, откуда государство получает информацию о планах и намерениях ордена. Примечательно, что многие активисты каменщиков в посланиях между собой открытым текстом обращались к Екатерине II, пытаясь убедить её в своей невиновности.

Перлюстрация и дешифровальная служба в России XVIII столетье доказали свою эффективность и всего за несколько десятилетий встали на один уровень с коллегами из зарубежья. Во многом это стало фундаментом для стратегически значительной работы спецслужб во время Отечественной войны 1812 года.

По материалам:
Соболева Т. История шифровального дела в России.
Токарева Н. Н. Об истории криптографии в России.
Измозик В. «Черноволосые кабинеты» История российской перлюстрации. XVIII – начало XX века.

«Чёрные кабинеты». Первые шаги перлюстрации в Российской империи

Ключ